У жизни свои повороты. Рассказы, новеллы, новеллиты

Пришла пора разноцветной осени. Забот в саду заметно поприбавилось. Жёлтые маленькие и большие листья кружились в воздухе последним танцем. Матвей помогал отцу наводить порядок в усадьбе. Когда подошла очередь собирать листья из-под каштанов, то он обнаружил около толстого ствола тёмно-коричневые плоды пышного красавца. Они внешне очень были похожи на конфеты, что когда-то лежали в подаренной ему пустой коробке. Но об этом Матвей знать не мог. Блестящие каштаны очень приглянулись ему, и он, после небольшого раздумья, набил ими пустые карманы. Придя домой, выложил их в укромное местечко.

Наступило великое Рождество. Это время, когда люди дарят друг другу подарки.

Выбрав мгновение, когда Анастасия осталась одна в зимнем саду, он подбежал к ней и протянул коробку. Улыбаясь, она тут же открыла крышку и не поверила своим глазам:

– Ты что даришь мне в Рождество конфеты? Мерси, мон ами (благодарю, дружок).

– Если б мог – подарил, но это всё, что я могу себе позволить.

– Разве это не конфеты?

– Смотрите внимательней.

Она потрогала их пальчиком. Потом вдруг неожиданно громко и радостно засмеялась, так что слёзы брызнули из её детских глаз.

– А ты молодец, Матвей. Спасибо. Я сейчас быстро вернусь, обожди меня.

Через минуту Анастасия снова стояла в саду. Она протянула ему коробку. Он открыл её и увидел там настоящие конфеты. Глаза его округлились и как-то по-особенному посмотрели на графиню. Она, заметив это, повернулась и побежала. На полпути повернулась и кокетливо произнесла:

– Жду новых твоих сюрпризов, фантазёр.

МЕДСЕСТРА

В терапевтическое отделение городской больницы Настя, как обычно, пришла за пятнадцать минут до начала ночного дежурства. Проверив по журналу есть ли вновь поступившие и убывшие, она поинтересовалась у сменщицы, кто как себя чувствует. Та, старше Насти почти вдвое и привыкшая к обыденной повседневности, коротко ответила, что все живы. А вот в пятую палату положили девушку с очень странными симптомами. Дали ей пока успокоительное. Сейчас она спит.

Оставшись на ночь за старшего в отделении, Настя деловито обошла почти все палаты и пересчитала больных. Зайдя в небольшую пятую, остановилась у койки одиноко спящей девушки. Присмотревшись, она заметила, что белокурая пациентка дышит неровно. Её руки то натягивали на себя одеяло, то вдруг стремительно сбрасывали его. Тело при такой мультипликации обнажилось, и взору Насти предстала красивая фигура девушки. Начав с ног, она провела взглядом выше к груди и позавидовала незнакомке.

Что-то непонятное и в то же время знакомое в этот миг кольнуло в груди, и нежная истома волнами растеклась по всему телу, а потом, собравшись, заюлила чуть ниже пупка.

Испугавшись своего состояния, Настя стояла у койки больной, как завороженная. Возбуждённая чем-то девушка действовала на неё магически, хотя и не произнесла ни одного слова. Она зажигала в ней свечу приятной и знакомой услады.

Экзальтический пароксизм достиг своего апогея, и девушка застонала, вскинув руки вверх, будто прося помощи не то у Бога, не то у человека.

В полутёмную палату заглянула зимняя Луна и осветила центр женской вселенной. Настя, как подкошенная, свалилась навстречу распростёртым рукам, излучавшим непонятную и притягивающую её энергию. Левая рука машинально упала на Солнце, а правая – на упругую твердь Земли. Руки Насти бессознательно сами собой нежно массировали самые чувствительные части тела.

Вдруг девушка пронзительно застонала и, сама того не ведая, медленно изогнулась животом вверх, делая мостик и поднимая на себя Настю.

Медсестра, как коршун, крепко держала свою добычу, предвкушая неслыханный пир. Потом вдруг мостик неожиданно рухнул, и Настя теперь сама оказалась в цепких объятиях девушки. Незнакомка на мгновение сильно-сильно прижала её к себе, а затем суетливые руки начали раздевать медсестру.

Луна перестала подсматривать в больничное окно. Два совершенно голых женских тела слились воедино. Как вовремя змеиной течки, они закрутились в клубке. В это мгновение напрягся весь организм: и руки, и ноги, и язык, и губы – все подчинялось одному – экстазу. Стоны перемешивались с гортанным урчанием и всхлипами. Столкнулись две женские галактики, но не для разрушения, а для наслаждения.

Настя подсознательно чувствовала, как она то ангелом взлетает ввысь и парит невесомая, то с замиранием сердца падает в пропасть неги и блаженства.

Как проснувшийся вулкан вела себя белокурая девушка. Из его жерла то яркими вспышками выстреливали огненные стрелы, то медленно вытекала раскалённая лава.

Перед рассветом Луна вновь заглянула в больничное окно. Обессиленные они утонули в сладкой дрёме.

На утреннем осмотре всегда весёлый врач, бросив на белокурую девушку мужской взгляд и внутренне облизнувшись, спросил о её самочувствии.

– Я чувствую себя прекрасно. У вас не больница, а прямо рай Божий, – и покосилась на медсестру.

– Если вечерние симптомы вдруг повторятся, то я, как медсестра, навещу её. Адрес мне известен.

– Ну и прекрасно, каждому своё, – подвёл черту доктор.

КОЛОКОНДА

– Это не беда, и не горе. Это даже не катастрофа. Это… Это – конец света, – так подумал старец Аким, когда к нему пришло то ли видение, то ли озарение. А происходило это всё в церкви Пресвятой Богородицы, что находилась на побережье далёкой Канады…

По небольшому церковному дворику, торопясь и спотыкаясь, семенил послушник Епифан. Он спешил, оглядываясь то назад, где остался старец, то взирал свои очи к небу, что-то бормоча и непрестанно крестясь. Перед дверями церкви он споткнулся и упал, расставив руки в стороны:

– О, Боже, что будет, что будет! – бормотал Епифан вставая.

Перед алтарём молился отец Сергий, плавно, но уверенно, кладя поклоны то одной, то другой давно намоленным иконам. Услышав за собой шарканье ног, степенный отец Сергий оглянулся. Увидев, что на послушнике нет лица, озабоченно повернулся и, протянув руку для целования, спросил:

– Что случилось, Епифан?

Епифан перекрестился, отдавая поклоны всем и вся, и загадочно произнёс:

– Старец Аким, старец Аким, – повторял он и тянул настоятеля за рукав рясы, показывая на дверь.

– Что умер?

– Нет, хуже, – выпалил Епифан.

– Скажи толком, что произошло? И что может быть хуже?

– Хуже смерти одного человека может быть смерть всего живого, – загадочно и таинственно, но спокойно, сказал послушник.

– Что ты такое молвишь, Епифан? – уже заинтересованно и опасливо спросил отец Сергий. И, не дожидаясь ответа, поспешил вон из храма…

В обители старец Аким лежал на постной (голой) лавке. Был Великий пост, и кроме кружки воды, на маленьком столике ничего не было. В углу перед иконой Казанской Божьей Матери таинственно мерцала лампада. Слабый свет из маленького оконца едва освещал келью. Отец Сергий, тяжело дыша, ему было за семьдесят, спросил старца Акима:

– Ты звал меня? Я – здесь.

Прошли две-три минуты, прежде чем старец собрался с силами и открыл глаза. Убедившись, что перед ним действительно стоит отец Сергий, Аким вымолвил:

– Видение мне было этой ночью. Я хотел перекреститься, но смог лишь двинуть плечом. Явилась мне Святая Богородица.

Он снова пожелал осенить себя крестом, но было видно, что последние силы вот-вот покинут его. Видимо, Бог уготовил ему только миссию эстафетчика. И не более.

– Она сказала, что завтра взорвётся вулкан Колоконда… Надо молиться… Надо просить Бога о помощи, о милости… Молиться… Тебе, отец Сергий, молиться… Тебе, Отец Сергий.

– А ты?

– Мне велено лишь передать. А что будет дальше, увидит только моя душа… Молиться, молиться…

Отец Сергий в последний раз посмотрел на верного слугу церкви, затем положил руку на лицо старца Акима и закрыл глаза своему другу и помощнику.