90 миль до рая

Потеревшись секунду об оттопыренную задницу Иослайне, двойник Че выпустил в нее дым от сигары и сообщил, что она ему нравиться:

– Линда мучача! Магнифико! Адмираблементэ! Сой солтеро, сой алегриа!

В том, что она прекрасна, Иослайне не сомневалась и без комплиментов этого «фрика», а то, что псевдо-Че одинок ее в данный момент устраивало. Выяснилось, что он, как и всеобщий кумир, аргентинец, и что живет он в двухзвездочном отеле не вследствие скудости кошелька, а исключительно в силу природного аскетизма, присущего партизанам.

– Узнай, только аккуратно, есть ли у него деньги, – шепнул путане на ухо нетерпеливый Ласаро.

– Это совет не мальчика, но мужа, – огрызнулась Иослайне, спросив аргентинца в лоб. – У тебя есть деньги?

– Тридцать песо конвертибле, – отчитался "Че".

– Мало, – отрицательно покачала головой пута, – Сорок!

– В отеле есть еще, – нехотя признался двойник.

– Ты на машине? – глупый вопрос, откуда у постояльца двухзвездочного отеля автомобиль, – Ладно, придется взять такси до отеля. Я подожду тебя в машине. В Карденасе у меня есть casa*. Это обойдется тебе еще в пятнадцать песо. Согласен?

Аргентинец запыхтел "коибой", имитируя астму. Затем, обнажив стройный ряд белоснежных зубов, выдал:

– Forever!

– Сегодня придется перепихнуться с сумасшедшим, – прокомментировала Иослайне.

Ласаро вывел девушку, всучив потрепанный песо старому знакомому на выходе. Молчаливый таксист с непроницаемым лицом осведомителя уточнил адрес пункта назначения. Его партийная совесть, как обычно, проиграла кратковременную схватку с возможностью подзаработать. Правда, когда водитель увидел аргентинца в облике Че, то понял – чаевыми здесь не пахнет. Такие идиоты платят строго по счетчику. Однако деваться было некуда – девушка уже втолкнула "Че" в салон и хотела было нырнуть в него сама. Остановил Ласаро.

– Моя десятка!? – он крепко держал ручку дверцы.

– Давай потом, – попыталась ускользнуть девица.

– Мы так не договаривались! – едва не срываясь на крик, зашипел Ласаро.

– O'k. Дай, пожалуйста, десятку в счет моего гонорара, – обратилась она к аргентинцу. Тот не сразу выкопал из заднего кармана брюк смятую купюру и передал ее красотке.

Иослайне недовольно протянула десятку своему провожатому, одарив его на прощание презрительным взглядом.

Ласаро взял деньги, нервно хихикнув уголком рта, и пригласил леди в салон лицедейским жестом с целью демонстративно хлопнуть дверцей.

Все так и вышло. Он хлопнул дверцей и поднес скомканную купюру к носу. Видно, хотел лишний раз убедиться, что деньги все таки пахнут. В сей сладостный момент чья-то волосатая рука резким движением вырвала видавшую виды банкноту из-под органа обоняния Ласаро.

"Черт возьми!" – проклял весь белый свет непутевый хинетеро*, ощущая снисходительное похлопывание по плечу увесистой ладонью здоровенного лейтенанта Мануэля Мурильо, приставленного к нему в качестве надзирающего соглядатая после заключения. Вместе с сержантом Эстебаном де Мендоза они составляли известную в округе парочку полицейских, прозванных Гранде и Пэкэньо*. Эти прозвища являлись самыми нейтральными из всех ярлыков и кличек, которыми их величали за глаза.

– Ну что, допрыгался!? – грозно буркнул тучный лейтенант.

Иослайне и ее незадачливого трусишку в облике героя уже вовсю тряс напарник лейтенанта, коротконогий сержант Мендоза, наиболее обидным прозвищем которого было слово "баньо"*. Заявляясь к кому-нибудь в гости, Мендоза первым делом спрашивал, где находится ванная комната. Все без исключения понимали, что на самом деле он ищет туалет – Эстебан страдал болезнью почек, отягощенной цеститом, и геморроем впридачу. В отношении задержанных он всегда спешил, был скор на расправу и конкретен в цене на индульгенцию от нее.

– Двадцать, – не уступал он девушке, одновременно убеждая аргентинца, узурпировавшего образ Че, что к нему никаких претензий нет, и при этом не сомневаясь, что двадцатку придется выложить именно туристу. Иначе длинноногого ночного мотылька препроводит в участок коротконогий блюститель закона.

В итоге псевдо-Че расстался с последней имевшейся в наличии купюрой в двадцать песо конвертибле. Их отпустили. Такси помчалась к дешевому отелю, и Иослайне дала себе зарок – больше никогда не связываться с Ласаро Мунеро. Этот невезучий стервятник приносит одни неприятности. Он словно притягивает неудачи. Где Ласаро – там всегда проблемы…

– А я тут причем, лейтенант? – теперь, когда путу отпустили, бояться было нечего. Нет свидетеля – нет преступления! – Я же не под домашним арестом, а всего лишь под надзором. Мне что, и погулять нельзя?!

– Ты догулялся, Ласаро, – лейтенант Мурильо защелкнул наручники на запястьях недоумевающего правонарушителя.

– Хеладо*, что натворил этот злодей? – скороговоркой спросил сержант Мендоза, обращаясь к напарнику по-свойски. Дело в том, что Мурильо, как и миллионы других сладкоежек, был неравнодушен к вкуснейшему кубинскому мороженому "Коппелья" и не упускал случая отовариться без очереди, используя служебное положение, у фирменного лотка. Возмущавшимся детишкам Мурильо объяснял, что спешит на задержание особо опасного преступника, а двое его сорванцов так просили папу привезти мороженое.

На резонные предположения подростков о том, что мороженое все равно растает, пока полисмен довезет его до своих детей, бездетный Мурильо отвечал, что растаять оно не успеет. И здесь он точно не лукавил, ибо являлся в деле поглощения лакомства истинным метеором. Он умудрялся истреблять мороженое с поразительной скоростью, буквально за считаные минуты. Минуты – потому что обычно Хеладо не ограничивался двумя-тремя порциями. Приемлемой для него цифрой было число "6".

Лейтенант не понаслышке знал о проблемах Баньо с мочеиспусканиями и иными выделениями и уже год пытался вытребовать в полицейском участке нового напарника, не столь расторопного, как любимчик начальства сержант Мендоза. В их неблагодарной работе торопливость только вредит. Чем медлительнее и основательнее подход к задержанным, тем больше их нервозность и желание искать обходные пути избавления от назойливых стражей порядка. Этого Мендозе не дано было понять по чисто физиологическим причинам. Этот коробейник довольствовался мелочовкой и даже не представлял, что в их сети сейчас угодила не совсем мелкая рыбешка.

В лицо Ласаро Мунеро Гарсиа знал только лейтенант Мурильо, решивший, что вводить в курс дела своего коллегу не стоит.

– Мендоза, зайди в "Ла Румбу", там отличный ватерклозет. Выдави свое жало и отложи личинку. А я пока потолкую со старым знакомым.

– Ладно, – не дал себя уговаривать Баньо и отправился внутрь заведения.

– А теперь слушай сюда, красавчик, – состроив на лице зловещую гримасу, и в довесок, тыкая указательным пальцем в грудь подозреваемому, зарычал на Ласаро лейтенант, – Твоему дружку Хулио Сезару не суждено вступить в клуб кантинеро*. А вот стукач он оказался отменный. Твой подельник сдал тебя с потрохами. Выдал на блюдечке, как обставили дело с немцем. Ты верно этого "Че Гевару" заприметил – привыкать надо, ведь сидеть тебе в городе герильи*, в Санта-Кларе. И упрячут тебя за решетку лет на двадцать, как политического. Грабеж со взломом в отеле – это же чистейшая диверсия против одной из главных статей государственного бюджета. Знаешь, как нас инструктируют перед заступлением в патруль? Предупреждают, чтобы мы пылинки с туристов сдували. Ты что, не видишь? Дорожная полиция их даже за превышение скорости не тормозит, их даже за вождение в нетрезвом виде не привлекают! На все закрываем глаза. Лишь бы они к нам прилетали. И привозили чертову валюту! А ты что делаешь?! Подрываешь. Вот что! Ты подрываешь! А ты хоть знаешь, что ты подрываешь?..

От осознания внезапно нагрянувшего апокалипсиса у Ласаро выступил пот на лбу. Он неадекватно ерзал головой, но сии манипуляции вокруг шеи были восприняты лейтенантом Мурильо как отрицательный ответ на его вопрос.

– Не знаешь! Откуда тебе знать… Устои… Ты подрываешь устои. Думаешь, снова обведешь всех вокруг пальца? Я ведь знаю, что ты до Майами тогда доплыл. А всем сказал, что рыбачил. Тебя же несколько месяцев не было! Дураками нас считаешь?! Просто пожалели тебя и мать твою. А ты вон как отплатил, ублюдок! А может тебе "гусанос" в Майами задание дали – грабить туристов в Варадеро и Гуардалаваке, чтобы сократить наплыв иностранцев и ослабить экономику Свободной Кубы?

– Отпусти меня, Мануэль… – взмолился рыдающий Ласаро, – У меня есть триста долларов… А браслет и видеокамеру я верну. И нижнее белье…

Разговор приобретал для сеньора Мурильо коммерческие очертания. Общаясь в данной плоскости можно было сорвать куш… Не отчаль немецкие гости с Кубы без заявления, их ограбили за день до отлета во Франкфурт, Мурильо не стал бы углубляться в растолкование текущего политического момента неисправимому сутенеру и дебоширу, коим являлся задержанный Ласаро Мунеро. А так – потерпевшие испарились. Расколовшийся подельник Ласаро, вечный помощник бармена Хулио Сезар, мог и оговорить дружка. Мало ли. Поколотили дубинками – он и охаял первого, кто пришел на ум, только б себя обелить. В общем, надо было договариваться, пока Мендоза не вернулся.

– Сегодня с тебя браслет и деньги. Видеокамеру принесешь завтра. А я до завтра состряпаю для тебя правдоподобное алиби – то, что лепечет твой амиго Хулио Сезар недоказуемо. Отпечатков твоих нигде нет, а опознать тебя могут только немцы. Кстати, это самое трудное… Но не волнуйся, их свидетельские показания я беру на себя. Главное, сегодня же вернуть бюргерам хотя бы браслет и, сам понимаешь, лояльность следственной группы за бесплатно не получить. Тут трехсот баксов вряд ли хватит, – почесал подбородок "участливый добряк" Мурильо.

– Это все, что я могу сегодня достать…– поклялся обнадеженный вор, – Деньги и браслет у моей девушки. Надо заехать к ней, забрать. Это недалеко, в Карденасе.

– Ладно, остальные бабки отдашь потом. Понадобиться примерно столько же. Можешь особо не спешить. Вернешь дней через пять. Нормально? Только не позднее следующих выходных. Придется успеть – у меня день рождения в воскресенье. С тебя подарок.

– Ну, я пошел за браслетом и за деньгами… Мануэль, может снимешь с меня наручники? – Ласаро, столкнувшись с привычной коррумпированностью патрульных, постепенно приходил в себя.

– Побудешь пока закованный. И в машине молчок о предмете нашего договора. Понял? – сурово предупредил Мурильо.

Ласаро кивнул в знак согласия.

В темноте показался силуэт облегченного Эстебана Мендозы.

– Ну, что ты решил с этим недоноском? – поинтересовался сержант.

– Я думаю, ты не против, что сегодня и я заслужил двадцатку. Хотя бы за расширенную политинформацию этому мерзавцу, – ворчливо пробубнил Мурильо, толкая задержанного к полицейской машине, – У него с собой ни сентаво! Придется ехать к его девчонке.

Машина тронулась в путь, к Карденасу.

…Ласаро обрадовался, когда узнал, что Элисабет одна дома.

– А если бы Хуан Мигель с Элиансито уже вернулись из Камагуэя, – недовольно встретила его сонная Элис.