Кир-завоеватель

Слова Даниила долетели до иудейского Синедриона, находящегося в подполье. Изгнание сделало из них затравленных зверьков. Они не понимали, как оскорбление верховного божества Мардука не сходит Даниилу с рук. Они даже написали несколько жалоб Набониду, но он дал прочитать все кляузы своему толкователю снов и очень удивился, что тот не хочет отомстить клеветникам и доносчикам. Царь лишь спросил:

– Произносил ли ты столь кощунственные речи в адрес бога Мардука, сомневаешься ли ты в его существовании?

– Я не сомневаюсь лишь в том, что Мардук не существует. Бог есть только один. И он не истукан, – честно молвил царю Даниил.

– Я не стану наказывать тебя и сдавать на съедение этим гиенам из храма Эсагила. Я сам не люблю Мардука, имею к нему претензии, почему он сделал своими служителями этих алчных негодяев? Я черпаю силы в лучах Лунного бога Сина. Он – мой защитник и живет в Харране. Там я в безопасности. Но мне интересны истоки твоего бесстрашия. На какого бога ты уповаешь? Где он живет, твой Бог?

Он вездесущ. Он присутствует везде, даже в тебе, царь.

– А зачем же тогда ты хочешь возвести для него новый храм в Иерусалиме, раз ему не нужен дом?

Даниил задумался, но через мгновение ответил:

– Дом молитвы нужен людям, он напомнит им о Боге. Просто у них короткая память.

– Не лучше ли расставить идолов с его изображением везде, где только можно, чтобы напомнить людям о его существовании, раз они утеряли память? – предложил царь Вавилона. – Я не возражаю. Чем больше богов в Вавилоне, тем мы сильнее. Скоро все истуканы будут стоять здесь.

– Нет, государь, – изрек Даниил, – Бог ревнитель, он не захочет стоять среди высеченных идолов. Именно поэтому он не раскрывает своего лица. Никто не видел Бога.

– Тогда любой человек сможет сказать, что он Бог! – заключил царь. – Ведь никто не видел его.

– Что ж, человек, осмелившийся на такое заявление, должен будет совершить чудо. Но и тогда он станет лишь орудием в руках Господа, ибо Господь позволит ему это сделать.

– Зачем же твой Бог будет делиться способностью к совершению чудес с человеком?

– Наверное, потому, что он любит свое создание и дает ему право распоряжаться не только своей судьбой, но и своей верой, – заключил пророк.

– Великодушие, достойное царей, – кивнул Набонид, – вот только это слабость – позволять отрекаться от себя. За это должно грозить наказание.

– Наказание – да, но и прощение. Вот поэтому, царь, скоро с небес прилетят херувимы и серафимы – ангелы нашего Бога, чтобы осенить Мессию, который разрушит Вавилон и выведет из плена мой народ!

– Ты в своем уме, иудей, я не поверил пасквилям на тебя, но твоя дерзость сама себя выдала! Когда-нибудь ты окажешься во рву со львами! – взбесился царь, но лишь прогнал Даниила с глаз.

Проходя мимо стражников и жрецов Мардука, недоумевающих, почему Набонид в очередной раз пощадил высокомерного иудея, Даниил произнес, не скрывая, все, о чем думал:

– Ты прав, царь, когда-нибудь я окажусь во рву со львами, но Господь убережет меня. В отличие от тебя и твоего сына. Ты хоть и бываешь добр ко мне и тем, за кого я прошу, но ты жалок в своих заблуждениях. Иногда ты восхищаешься истинным Богом, но не перестаешь почитать идолов. Ты соглашаешься, но не веришь, что Мессия скоро придет и разрушит Вавилон…

Первосвященники вавилонской диаспоры иудеев, прослышав о непростом положении Даниила при дворе и его могущественных врагах в лице жрецов Мардука, хотели погубить называющего себя пророком совсем за другое. Он утверждал, что иудеев спасет некий Кир. Хуже всего из уст этого выскочки звучало то, что этот Мессия не будет иудеем.

– Твой поганый язык смеет утверждать, что нас выведет из плена инородец? – Показательный суд над Даниилом, невзирая на его положение и влияние, устроили в подпольной синагоге, больше походящей на подземелье.

– Так предсказал Исайя. Вы не читали? – с пренебрежением бросил Даниил.

– И когда же это произойдет? – пытались подловить первосвященники.

– Нескоро. Семьдесят лет еще не прошло. Нашему освободителю ныне только десять лет, он еще совсем юн.

– Так где же он?

– Откуда мне знать?

– Ты же пророк!

– Ну вот и вы признали меня пророком…

– И где же твой посох?

Он передан в добрые руки тому, кто наставит на путь грядущего Мессию.

– Какой наглец! Кому же ты равен из великих пророков? Иеремии?

– Разве не помните вы, те, кто застал Иеремию, его слова: «Ты влек меня, Бог, и я увлечен, Ты сильнее меня – и превозмог, но я каждый день в посмеянии, всякий издевается надо мною. Ибо лишь только начну говорить я: кричу о насилии, вопию о разорении, донося слова Твои, а моя проповедь обращается в поношение мне и в повседневное посмеяние». Не из-за вас и таких же, как вы, сказал тогда Иеремия: «Не буду я напоминать о Нем и не буду более говорить во имя его…»? Но не смог молчать, ибо Господь вложил в его уста обличение. Вместо того, чтобы слушать Иеремию, царь Седекия бросил его в темницу, обвинив в предательстве. Только за то, что пророк предрек гибель народа, забывшего слова Бога и пророков, и разрушение храма, оскверненного грехом! А ведь это случилось.

– Замолчи! – потребовали старейшины.

Даниил не останавливался.

– Седекия в первый раз ослеп, когда ослушался Иеремию, который предостерегал от восстания против Вавилона и предрек семидесятилетний плен за это! – гневно продолжал Даниил. – Забыли, что случилось потом? Пришли к вам на помощь союзники-египтяне? Помогли вам инородцы, которых вы ждали? Ведь вы ждали египтян с нетерпением! Так почему сейчас отвергаете мессию-инородца? Участь Седекии прискорбна, на глазах убили детей его и затем ослепили, а народ увели в рабство в долину Евфрата. Но хуже всего, что вы смирились! Вы привыкли! Вас все устраивает, души ваши прогнили, как льняной пояс, брошенный Иеремией в расщелину скалы. На шеях ваших ярмо, то самое, что носил пророк на своей груди перед Седекией, когда устал говорить в пустоту. Обреченный царь слушал только вас, тех, кто говорил лишь о счастье народа и благоденствии. Лицемеры! Вы изрекали только то, что от вас хотели услышать. Но царь – не Бог. Иеремия был поруган за правду, он предрекал бедствия и несчастья. Разве достоин я хотя бы шнурка на сандалии пророка. Нет. Я мелок и ничтожен в сравнении с ним. Но даже сейчас, когда я предрекаю спасение и возрождение Иерусалима – вы недовольны. Ибо вы пустили корни в стране идолов, ярмо вросло в ваши шеи! Вы не хотите домой! Вам не нужен дом Божий! Вы променяли свое первородство за чечевичную похлебку, как Исав! Так почему вы так упорны в неприятии спасителя чужих кровей, если народ ваш молится в рощах чужестранным деревянным истуканам?!

– Точно! Он гордец! Возомнил себя подобным Иеремии! Он плут! Жонглирует словами, как гадальщик, и учит нас, как жить! – возмутились иудейские старцы. – Таким же был Иезекииль, тоже мнящий себя устами Господа!

– Не смейте произносить имя Иезекииля, истинного пророка! – заорал на старцев юный Даниил. – Вы превратили святого в юродивого. Не оскверняйте хоть память о нем. Я ухожу с этого судилища, и вы не убьете меня. Ибо смерть по навету Синедриона падет на невинного гораздо позднее, и агнец Божий станет Мессией и покроет светом весь мир, пренебрегая первородством избранного народа, будучи сам иудеем! Все почтут его сыном Бога, все, кроме вас. Моя же судьба не столь знаменита, я всего лишь умею читать и помню изложенное в книгах пророков. К тому же я жду иного Мессию, не иудея. Того, кто спасет не весь мир, а лишь вас!

Даниил вышел на улицу и направился к реке. Там воздух был чище. Никто не преследовал его. Может, они поняли, и им стало стыдно? Даниил хотел в это верить.

Глава 9. Потешный царь

Ватага сорванцов, вооруженных деревянными мечами и щитами, сплетенными из прутьев, штурмовала скалистую гору.

– Мы защищаем Каппадокию! – кричал десятилетний Кир, управляя своим потешным войском. – А значит, и Мидию! Заходим с правого фланга! Колесницы, вперед!

Никто не оспаривал верховенства сына пастуха. Он умел командовать псами, как его отец, и направлять отару овец на водопой. Он лучше всех скакал верхом. Этому его научил отец, уроженец страны славных лошадей. И он поражал мишень стрелой в самую сердцевину. Этот Кир был ловок и бесстрашен, когда надо – жесток. Когда надо – великодушен. Он разводил костер быстрее всех и отдавал четкие приказы. Он очень злился, когда выходило не по его, ведь его приказы не были невыполнимы. Кир требовал от всех по их способностям, разглядеть которые в каждом для него не составляло труда. Он научился внимательности, быстро делал выводы и принимал решения.

– Я не хочу быть обычным лучником, я сын царского вельможи, у меня должен быть конь! – сказал один из мальчишек, упрекнув Кира, что он к нему несправедлив.

– Кого же из нас ты хочешь оседлать? – спросил мальчуган, который уже был запряжен в колесницу Кира, причем добровольно.

– Могу и тебя! – ответил сын вельможи, – могу и Кира.

– Он же наш царь! Мы все его короновали, – переглянулись играющие.

– Почему царем избрали тебя, ты сын простого пастуха?! – бросил вызов недовольный.

– На войне нужна доблесть, а ты – трус! – сказал друг Кира, назначенный им стражником. – Царь, это бунт! Разреши его казнить!

– Взять его! – заигрался в царя маленький Кир, которого отвлекли от осады и штурма. Он величественно взобрался на колесницу и скомандовал: – Принести розги!

Сына вельможи схватили и склонили перед «царем». Кир взял розги и собственноручно отхлестал «бунтовщика».