«Алюминиевой ложкой…»
* * *
Алюминиевой ложкой
Ветер машет над травой,
Надобно совсем немножко,
Чтоб сказать: и я живой.
Только ветреной отведать
Серебрящейся ухи,
Точно в праздник, в эту среду
Нанимаясь в пастухи.
Только в городе бессонном
Ночью выйти на балкон —
Теплый ветер там в кальсонах
Прет поверх лобастых крон.
И ему доступна шалость —
Снять с души секретный гриф.
Обещания сбывались,
Ничего не изменив.
О борще
Когда тебе за 40, говорить остается только о еде, потому что другие темы слишком болезненны.
А. Зимин, повар-грамотей
Когда раскрываешь окна —
Из кухни выпустить чад,
Все ветры к тебе намоклые
Влетят чехардой зайчат.
И ты как приморский город
Открыт стал и уязвим,
Как брюхо весны распорот,
И неприкаян как дым.
Единственная преграда
Тебя еще держит здесь:
Предания как награды
Ждет овощная смесь.
Вначале страдает лоно —
Свекольный косматый лес,
И Капернаум морковный
Пробуется на срез.
В томатной цветастой шали —
На площадь сковороды.
Все враз по краям шкворчали,
Открещиваясь от беды.
Пойдешь ли дорогой торной
Сметану молить «Сойди!»,
Всё будет сердцу просторней,
Чем в тесной летать груди.
Как будто бы цвет и запах
Верней беспощадных слов.
Упорствуя в тихих сапах
И глядя поверх голов.
«Очей твоих молвою легковерной…»
* * *
Очей твоих молвою легковерной
Я осужден, и высмеян, и сыгран,
Как будто ритм судьбы на метроном манерный
Ты опрокинул, вжав в косую грань.
Ты – в четверть года, в четверть легких – я…
Апрель мой, царь мой, проповедник мой
Невидимый – черемуху пророчит,
И такты бьет, и сердце холодит…
Уж знаю, близко: перехватит дух
И ритм сухой – мелодией озвучит,
И холодом пахнет, и сердце мучит
Как будто бы предвестием добра.
И ты, мой пульс разбив по четвертям
И дольником испытывая печень,
Заметишь вдруг, что жертвовать мне нечем,
Что кровь моя – натеки на подсвечник
И знобкий цвет, увядший по ветвям.
А в осени бесстыдной впереди
На многоглаголивой площади
Шатается растрепанная память, —
И врет, что, мол, она нежней груди.
Day-Dreams
Погадай на мне, девица,
Слез от воска не тая.