Будда и Моисей

Когда ветер шевелил ветви, то братьям монахам, вслушивающимся в шелест листвы, казалось, что до них доносится шепот монаха. Слов они не могли разобрать. Как будто он вещал из небытия некую сокровенную тайну. Иногда Мосэ пытался постичь это откровение, слушая шелест листвы, но, увы, он был не в силах понять, о чём шептало дерево.

Позднее, осенью, когда наступали холода и листья кэяки начинали облетать, братья монахи с проникновенной грустью подолгу взирали на листопад и думали о скоротечности мира, о том, что сменилось много обитателей храма, опав, подобно этим листьям, но это дерево продолжало стоять, связывая всех живущих с далёким прошлым.

За четырёхсотлетнюю историю храма Роккакудзи не одно поколение бонз отдыхало в этом дворике. Монахи здесь медитировали, вели споры, шутили и смеялись, придавались молитвам и мечтам, уносились в своих фантазиях в заоблачные выси, страдали от холода в зимнее время или прятались в тени дерева от полуденной жары, укрепляя дух чтением сутр, вдыхали запах коры и листьев, слушали шелест листвы. Сколько мыслей посещало умы этих просвещённых монахов, и сколько взоров было устремлено в небо, туда, куда тянулись ветви этого огромного дерева. Как бы там ни было, но все приходили к единодушному мнению, что в этом дереве что-то есть. Рядом с ним хорошо думалось. И ещё, ствол дерева напоминал торс огромного молчаливого великана. Многие монахи, прикасаясь к нему, набирались силы.

Впрочем, сам храм являлся молчаливой тайной, как бы выпадающей из японской действительности. Уже в самом его названии таилась загадка. Роккакудзи – Храм шести углов. Какие углы? Почему шесть углов? Шесть углов не могли представлять углы света, потому как их всегда было не шесть, в восемь. В княжестве Кага князь Маэда четыре сотни лет назад создал «Парк шести сочетаний» – Кэнрокуэн, но и это название не давало объяснения, не подходило к толкованию этих шести углов, так как те сочетания относились к эстетическому восприятию природы.

На фронтоне буддистского храма выделялась шестиконечная звезда, та самая звезда Давида, являющаяся символом древнего народа, живущего на другом конце материка в своей Земле Обетованной».

Первым делом, как только я попал в храм отца Гонгэ, я поинтересовался учением этого храма.

Отец Гонгэ мне рассказал:

– «Учение шести углов» – это учение о шести пределах, где взяты четыре стороны света, а также низ и верх. В нём сравниваются эти шесть пределов во Вселенной при помощи метода экстенсивного толкования с образом «ящика», как приём вспомогательного образного положения.

– Но почему Вселенную вы представляете в форме ящика? – удивился я.

– Почему? – переспросил меня Гонгэ. – Почему я говорю, что во Вселенной существует только единое первоначальное «ки» (энергия)? Это нельзя объяснить простыми словами. Позволю себе это пояснить примером! Вот если мы, соединив шесть досок, построили ящик и плотно закрыли его крышку сверху, то «ки» – воздух и энергия сами по себе наполняют его, и сама по себе рождается белая плесень. А коль скоро появилась плесень, то само собой также зарождаются черви. Это – «ри» (закон) самой естественности. Можно сказать, что Вселенная – это один большой ящик; все предметы – это плесень и черви. Вот что такое «ки». Нет места, где бы оно ни заводилось, нет также места, откуда бы оно пришло сюда. Есть ящик, есть и «ки», нет его, нет и «ки». Поэтому-то мы знаем, что во Вселенной существует единое первоначальное «ки», и только оно! Из этого можно видеть, что нет такого, чтобы сначала было «ри» (закон), а затем рождалось «ки»? То, что называют «ри», напротив, есть только производное от «ки. Ведь все предметы основываются на пяти элементах и на «ин» (покое) и «ё» (движении). Но если доискиваться далее, что же представляет собой основа «ин» и «ё», то мы неизбежно вернёмся к «ри». В этом случае процесс элементарного познания таков, что он не может не породить идеи и воззрения, дойдя до этого момента. Поэтому сунские конфуцианцы и создали свою теорию о беспредельном Великом пределе. Если же рассматривать это в свете вышеприведённого примера, то «ри» весьма ясно до очевидности! Различные теории большинства сунских конфуцианцев о том, что имеется «ри», а уже затем появляется «ки», вплоть до того, что ещё до появления Вселенной раньше всего существовало это «ри», – всё это вымыслы! Рисуя змею и добавляя к ней ноги, устанавливают ещё голову, чего в действительности нет. Всё это изложил более трёхсот лет назад Ито Дзинсай в своём трактате «Точное толкование смысла «Лунь Юя» и «Мэн-цзы».

В первый же день я познакомился с двумя монахами и стал проводить с ними больше времени, чем с отцом Гонгэ. Имея определённую цель, я первым делом спросил у них, как звезда Давида стала гербом их храма.

Сидя в тени дерева и лениво борясь со сном, размягчённые жарой Хотокэ и Мосэ задумались об этом необычном символе под стрекот сверчков. Мосэ, развалившийся на циновке на веранде хижины, смахнув рукавом выступающие на лбу капельки пота, спросил брата Хотокэ:

– Как ты думаешь, что означает эта шестиконечная звезда?

Тот, лениво потянувшись, ответил:

– Не знаю. Когда-то этот символ имел значение, но сейчас он уже ничего не значит.

– Почему? – удивился Мосэ.

– Потому что нашему миру всё это уже не интересно.

– Ты так считаешь?

– Я это вижу.

– Что ты видишь?

– Я вижу, что наш мир подошёл к рубежу, за которым уже скоро наступит конец света.

– Почему ты так считаешь?

– Потому что человечество уже не знает, куда ему двигаться. Оно само готовит себе гибель. Человеческая мысль исчерпала все свои возможности, она не может найти выхода из тупика, в котором мы оказались. Мы наблюдаем все признаки начинающейся деградации и распада человека, как биологического вида.

– Неужели нет ни одной идеи, способной спасти наш мир от разрушения? – удручённо спросил я их.

– Нет такой идеи, – сказал Хотокэ. – Возможно, каждый из нас имеет какое-то представление о спасении мира. Но идея – это не просто представление, которое находится в голове того или иного мыслителя. Представление становится идеей, когда оно превращается в общественную силу. Однако, в нашем мире, поражённом либерализмом, каждый живёт для себя с присущим ему эгоизмом. Поэтому не может идти речи о спасении мира. Наш эгоизм разрушает этот мир.

– Но ведь есть ещё у людей вера в лучшее будущее, – не сдавался я.

– Вера-то ест, а вот будущего уже нет, – ответил Хотокэ. – Наше внутреннее раскрепощение и духовная свобода закончились полным крахом. И уже поздно что-то изменить. Время упущено, в нашей жизни произошли качественные изменения, а негативные накопления в общественном сознании приняли уже необратимый процесс.

– Ты считаешь, что конец света неизбежен?

– Наступление конца света – всего лишь дело времени. Люди превращаются в животных. Они перестают читать книги, и разучились думать самостоятельно. Весь мир находится в сетях дьявола. Телевидение и СМИ манипулируют общественным сознанием, заполняя кибернетическое пространство рекламой общества потребления и насилием, а не божественными идеями духовного спасения и сохранения мира. Как результат – деградация общества, наркотики, рост национализма, терроризм. Ни в чём нет прогресса, кроме технического совершенствования. Мир становится с каждым днём сильнее, опаснее и глупее. Отойдя от истин Божьей мудрости, мир вскоре сам себя разрушит. А если он не разрушит себя сам, то это сделает кто-нибудь другой.

– Кто? – спросил я.

– Не знаю, может быть, тонкие сущности, а может быть, сам Бог. Впрочем, есть ещё один вариант. К нам приближается планета Нобиру, управляемая анунаками. Ещё шумеры говорили, что раз в три тысячи шестьсот лет они посещают землю и наводят на ней порядок, а потом отбывает дальше по своей траектории, чтобы опять вернуться к нам через тридцать шесть столетий. Последний раз, когда они были, то на горе Синай вручили Моисею скрижали с заповедями, по которым жило человечество вплоть до настоящего времени, и постоянно их нарушало. Вскоре нам придётся держать перед ними ответ. Я думаю, что они, увидев, что творится на земле, не обрадуются, а покончат с нашим миром и вернут свой порядок. Так что, как бы там ни было, а конец нашего света неминуем. И возродится на земле новый Свет – их свет нашего обновления. А всё старое погибнет в пучине огненной.

– Но неужели, ты считаешь, нет никакого выхода? – спросил его Мосэ.

– А какой выход ты хочешь найти? Присмотрись внимательней к той идеологии, которая господствует в этом мире, и ты сам поймёшь, что выхода у нас с тобой нет. Мир движется полным ходом к катастрофе. Да и Всевышнему надоело что-то ожидать от человечества, которое не оправдало его надежд. Самое разумное, что Господь может сделать, это – поставить в нашем развитии точку. И если ничего не удастся изменить на земле анунакам, которых мы принимаем за ангелов, то он попытается где-нибудь на другом конце Вселенной ещё раз произвести свой эксперимент с мыслящей материей. Но вот только жаль, что нас с тобой туда могут не пригласить.

– Откуда ты это знаешь?

– Таково моё предчувствие.

– Твоё предчувствие может быть ложным, – усомнился Мосэ.

– Мы, монахи, отличаемся от простых людей тем, что можем предвидеть будущее. Обретению видеть будущее мы, собственно говоря, и посвящаем всю свою жизнь. Цель нашей жизни – отточить свой ум до такой степени, чтобы он умел проникать в суть вещей. Если мы с тобой этого не достигаем, то можно сказать, что зря едим монашескую пищу. Наша мысль должна уподобиться божественной стреле.

– Что вы имеете в виду? – спросил я.

– Я имею в виду притчу о самурае Кадобэ-фусё. Он был беден смолоду. И, несмотря на то, что в то время стрельба из лука была дорогим удовольствием, Кадобэ-фусё любил стрелять из лука стрелами «мамаки». Даже ночью он тренировался, выдирал дранку из своего разваливающегося домика, обжигал конец её и стрелял при свете луны. Жена с ума сходила от его занятия, соседи только головами качали. «Да если я свой дом на стрелы изведу, кто от этого пострадает?» – говорил он и продолжал стрелять. Кончилось это дело тем, что он извёл свой дом на дранку, но прославился как меткий стрелок. Его пригласил на службу император и назначил придворным стрелком – нориюми. Как-то его отправили в провинцию созывать молодцов для борьбы сумо. Кадобэ-фусё набрал отличных борцов, получил вознаграждение и отправился в обратный путь. А плыли они мимо острова Кабанэ, где имели пристанище пираты. Пираты их увидели и начали преследование лодки. Кадобэ-фусё достал из дорожной сумки одежду придворного стрелка и облачился в неё. Глядя на него, спутники стали возмущаться: «Ты что, из ума выжил? – спросили они его. – Вместо того чтобы дать отпор пиратам, ты вырядился как петух». Но Кадобэ действовал умно. Когда их судно приблизилось к пиратскому кораблю на расстояние полёта стрелы, он спокойно прицелился и спустил тетиву. Стрела поразила главаря шайки в левый глаз, и тот упал навзничь. Пираты, осмотрев стрелу, обнаружили, что она не обыкновенная, а божественная. И они в страхе бежали. Так и мы, должны оттачивать наши мысли до остроты наконечников божественных стрел, чтобы они не только поражали цели, но и проникали вглубь вещей. Как говорят в народе, попасть не в бровь, а в глаз. Я имею в виду также и зло, творящееся в мире.

– Иметь мысли, острые как стрелы, – ещё не главное, – опять возразил ему Мосэ. – Задача истинного мыслителя – пройти Врата Небес, за которыми начинается Истина. Пока что человечеству этого не удавалось сделать. Самые умные люди разных эпох подходили к этим Вратам, топтались возле них, но так и не могли оказаться по ту сторону.

– Поэтому ты решил пройти эти врата? – с улыбкой спросил его Хотокэ.

– А почему бы и нет? – смело заявил Мосэ.

– Ну что же, желаю тебе преодолеть их, – сказал Хотокэ и затих.

Мосэ повернулся на спину, и долгое время всматривался в крону огромного дерева кэяки, через ветви которого проступало синие бездонное небо, в глубине которого скрывался Всевышний.

– Вот, – сказал он, обращаясь ко мне, – четыреста лет назад у нас был один мудрец по имени Када Адзумамаро. Он говорил: «Был ли бог до появления мироздания или появился после – не ясно». А вы что думаете?

Я улыбнулся и пожал плечами. Мне не хотелось говорить, так как меня тоже одолевал сон. Вскоре я заснул. Но пока я спал, случилось нечто, что выходило за рамки моего понимания, о чём потом рассказал Мосэ. А произошло вот что:

Прошло некоторое время. Тишину и спокойствие возле монашеской хижины ничего не нарушало кроме стрекота сверчков и размеренного храпа брата Хотокэ. Глаза Мосэ начинали слипаться, его явно клонило ко сну. Глядя на орнамент переплетающихся ветвей кроны дерева, Мосэ то открывал глаза, то закрывал. Мысли путались, его охватывала дрёма. Вдруг в кроне дерева что-то зашелестело, как будто горячий ветерок пробежал по его верхушке и коснулся щёк монаха. Мосэ протёр глаза и сел. Недалеко от него на траве стоял ангел в белой одежде и держал в руках огненный меч.

– Кто вы? – испуганно спросил его Мосэ.

– Я – Ангел Смерти, – ответил тот.

– Вы пришли, чтобы забрать мою жизнь? – произнёс Мосэ, едва шевеля побледневшими губами.