Волшебная флейта

– Вот видишь, – сказала мне летучая мышь, – какие бывают упорные люди. Чтобы стать чемпионом мира, этот марафонец даже не спит ночью. Всё бегает. Если не умрёт от разрыва сердца, то обязательно поднимется на пьедестал почёта. Уважаю такие целеустремлённые личности.

Рядом со стадионом находился медицинский институт с общежитием студентов, которые по ночам предавались зубрёжке на латыни всевозможных болезней и чудодейственных лекарств. В этом же квартале находились университетская клиника и родильный дом. В одном из окон клиники была видна операционная, где на столе лежал разрезанный пациент, а над ним, склонившись, колдовали несколько врачей с марлевыми повязками на лицах и скальпелями в руках, обтянутых перчатками. Рядом, в соседней комнате лежал другой пациент, вероятно, уже зарезанный ими и накрытый с головой простынёй. В соседнем корпусе в родильном отделении орало сразу несколько новорождённых. Медсёстры ходили между рядами детских коек с бутылочками молока и кормили младенцев.

– Вот видишь, как здорово устроено! – воскликнула летучая мышь. – Всё – в одном месте, одних принимают в этот мир, а других выпроваживают на тот свет.

Мы пролетали над мрачным зданием с зарешеченными стенами.

– А это дом умалишённых, – сказала летучая мышь, – а ещё их называют убогими. Потому что живут они рядом с Богом и строят Святую Русь. Это единственно достойное место в нашей стране, где люди чувствуют себя свободно и обеспечено. Я уважаю их всех.

Мы летели мимо пятиглавой церкви, сверкающей сусальным золотом крестов и куполов в лунных лучах. Окна церкви были темны.

– А батюшка этой церкви заседает сейчас на тайном совете священнослужителей, – молвила летучая мышь, – если хочешь, то мы можем послушать их тайные и истинный мысли, узнать, что, вообще, они думают о религии.

Я ничего не ответил ему.

Мы летели над бывшем Иерусалимским кладбищем с землёй, привезённой ещё в XIX-м веке купцами из святых мест Палестины. Однако после октябрьского переворота коммунистические власти выбросили из этой земли кости православных горожан и переделали кладбище в Центральный парк культуры и отдыха. Сейчас здесь играл духовой оркестр, на танцплощадке кружились пары. Рядом с ними проносились поезда американской горки, крутилось колесо обозрения, веселилась и визжала публика, взлетая на качелях высоко в ночное небо, а влюблённые парочки предавались любви прямо в тенистых кустах, впитавших в себя прах прошлых поколений. Примыкая оградой к парку, стоял буддийский храм, из одной пагоды которого слышалось позвякивание колокольчика и монотонное чтение сутры бонзой. Пролетев три узкие искривлённые улочки с убогими домами, мы вылетели квартал китайского рынка, который в народе называли Шанхаем. Несмотря на поздний вечер, на нём шла бойкая торговля, прямо на тележках выпекались рисовые лепёшки, варились позы, готовилась лапша и похлёбки из свиной и говяжьей требухи. На вратах китайского рынка сидел золотой дракон и лениво, но с одобрением смотрел на ночную суету и не бойкую торговлю. Время от времени в небо взвивались шутихи и рассыпались фейерверком, как во время большого карнавала. Китайцы обожали праздники, тем более на чужбине в память о своих родных местах, оставленных в Поднебесной.

Рядом с Шанхаем размещался общий городской рынок, построенный ещё, по приданию горожан, древними египтянами, и где торговые места уже давно принадлежали азербайджанцам, тюркам, татарам и кавказским народностям. В ночное время эти труженики спали, и окна павильонов центрального рынка были погружены во тьму. Недалеко от рынка высилась старая заброшенная городская каланча, куда мы и приземлились отдохнуть от долгого полёта. Вероятно, отсюда пожарники обозревали самый знаменитый пожар 1872 года, когда сгорело три четверти всего города, выстроенного тогда из дерева.

– Ну, как? – спросил меня красавчик, принявший свой первоначальный вид. – Понравился тебе ночной полёт над городом? Посмотри, какой великолепный вид открывается с этой высоты.

Мы стояли на полусгнивших досках площадки обзора и смотрели в разные стороны света. Несмотря на поздний час в южной и восточной частях города кипела жизнь, в окнах горел свет, по улицам проносились дорогие машины, подвыпившие прохожие горланили песни, никто не хотел спать. Однако северные и восточные части уже погружались во тьму. Люди там ложились спать рано, ещё засветло тушили свет. Северо-восточнее башни высился шпиль минарета исламской мечети. В домах рядом с ним было уже темно. Мусульмане спали крепким сном. Северо-западнее каланчи возвышалось капитальное сооружение синагоги, там ещё горел свет, но люди уже готовились ко сну.

– Сколько же в нашем городе живёт всякого люда? – удивился я. – Сколько народов и сколько религий! И как они только уживаются все на одном месте?!

– Интересный вопрос, – сказал красавчик, – но, если ты, в самом деле, хочешь это знать, я могу тебе устроить посещение тайной вечери. Как раз в эту ночь собираются священнослужители всех этих народов, чтобы обсудить правила совместного общежития и критерии истинной веры.

– Интересно было бы их послушать, – согласился я.

– Тогда в чём вопрос?! – воскликнул красавчик. – Полетели на их тайную встречу, а заодно и понаблюдаем ночную жизнь города.

Мы опять превратились в летучих мышей, снялись с каланчи и полетели на запад к морю бушующих огней. Пролетая над центральной улицей, мы увидели монгольское консульство и дом, где обитал знаменитый писатель-эзотерик, ночной клуб, где вход для девушек был бесплатным после того, как они выпивали кружку неразведённого спирта, после чего их можно было брать тёпленькими. Позади нас остались также японский информационный центр с истинным самураем, исповедовавшим втайне от всех учение о Великом светлом и тёмном пути Тайоммёо-до, центр по изучению иудаизма с самым умным в городе раввином, преподающим тоже втайне своим ученикам каббалу, и дом журналистов, где коллеги по перу также тайно устраивали ночные оргии и коллективный разврат. Наконец, мы вылетели на самую большую площадь города, рядом с которой был разбит сквер с огромным фонтаном. Это, так называемое лобное место, где власти проводили разные официальные мероприятия и празднества, окаймляли здания мэрии, Дома правительства, два православных храма, католический костёл и многоэтажная гостиница. Наш путь лежал к готической колокольне католического костёла. Влетев в звонницу, я со всего маха стукнулся головой о колокол, да так, что колокол зазвенел тревожным дребезжащим звуком.

– Тс-с! – воскликнул красавчик, приставив к губам палец. – Ты так переполошишь всех святых отцов.

По всей видимости, так оно и случилось. Мы услышали поднимающиеся шаги по лестнице, ведущей снизу на площадку звонницы.

– Чтобы нас не заметили, нам придётся стать тараканами, – воскликнул красавчик.

Не успел я ещё ему крикнуть, что тараканы вызывают во мне чувство брезгливости и омерзения, как ощутил, что лечу в бездну, хлопнувшись со всего маху своим телом о каменный пол звонницы. Вокруг себя я видел огромные стены, уходящие высоко ввысь к тёмному потолку, а рядом с собой обнаружил огромное чудовище в мой рост на шести лапа с длинными усами. Это чудовище пошевелило усами и сказало противным утробным голосом:

– Сейчас нас ни одна сволочь не обнаружит.

Только после этих слов я понял, что мы: я и мой напарник, превратились в тараканов.

– Боже праведный! – произнёс я, старясь говорить, как можно тише. – Что же с нами случилось?

– Ничего страшного? – ответил тараканище. – Простая предосторожность. Но ты можешь не шептать, а говорить громко, всё равно нас никто не услышит.

На лестнице продолжали слышаться шаги, но на это раз они были намного громче и походили на удары в гигантский гонг. Я думал, что перепонки от этого грохота в моих ушах лопнут. В отблесках уличного света мы увидели, как из проёма в полу показалась огромная голова великанши в белом монашеском чепце, затем тоже белый огромный воротничок и чёрное платье неимоверных размеров. Огромные ноги в туфлях ступили на каменные плитки пола. Мы и мой напарник забились по углам, чтобы нас не раздавили эти гигантские ноги.

– Что там, Марта? – послышался снизу громовой мужской голос.

– Никого нет, святой отец, – ответила Марта не менее громовым голосом, – может быть, звякнуло порывом ветра.

– Подожди, я сейчас сам поднимусь, проверю, – сказал голос снизу.

На лестнице опять послышались шаги. Мы продолжали с напарником сидеть по углам, затаив дыхание. На площадке места было не много, и мы боялись быть растоптанными этими гигантами.

Когда святой отец поднялся на звонницу, мы увидели, как этот огромный гигант в длинной чёрной сутане, подошёл к гигантше и обнял её за талию.

– Что вы делаете, святой отец? – молвила испуганно Марта, уже менее раскатистым голосом. – Это же тяжкий грех в кирхе придаваться такому блуду, приходите ко мне ночью в келью, как обычно, и мы при помощи молитв всё сладим, укротим вашу гипер-возбудимость.

– Марточка, ты меня возбуждаешь на колокольне, – грянул сверху глас человеческий, – мне и раньше хотелось затащить тебя сюда и принародно поставить к перилам.

– Вы говорите такое непотребное, что уши у меня сворачиваются в трубочку.

– Глупенькая, да это я взял в рот твоё ушко, красавица ты моя. Не сопротивляйся, всю равно, я тебя так просто отсюда не выпущу.

– А если услышат внизу?

– Никто не услышит, они так заняты диспутом, что если даже ты начнёшь стонать во весь голос, никто на твои стоны не обратит внимания.

Гигант стал своими огромными ручищами, поднимать ворох материи, похожий на театральный занавес, и нашему взору в блеклых отблесках ночного света предстала такая сцена, какую я никогда раньше не видел, и вряд ли ещё увижу. Вдруг я услышал рядом с собой утробный голос моего напарника:

– Нам нужно отсюда сматываться – делать ноги. А то, если он её повалит на пол, то уж точно, они нас раздавят. К тому же, я думаю, что нам будет не очень приятно смотреть, как гиганты занимаются половой любовью, у меня даже секс слонов вызывает отвращение.

В темноте кто-то потащил меня к проёму в полу звонницы. Спускаясь по лестнице, мы долго слушали, как наверху продолжают свой разговор два гиганта, занимающиеся любовью.

– А это совсем неплохо придумано отцом Игнацио – собрать вместе первосвященников всех конфессий на философский диспут, – говорила МАРТА, – я слышала, что отец Игнацио, будучи молодым, окончил иезуитский колледж, получил степень учёного и стал выдающимся ритором.

– Ещё бы, – молвил ей в ответ СВЯТОЙ ОТЕЦ, – это он разработал и детализировал теорию трёх кругов святой веры, которая потом была принята на вооружение Святейшим Папой, как один из догматов нашей Святой Церкви. По теории этих трёх кругов получается, что вокруг нашего Господа имеется первый сиятельный круг, в орбите которого вращается наша святая католическая церковь. Второй круг – менее светлый. В него входят православные и другие христиане. И третий круг тёмный, чуть подсвеченный мерцающим светом. В него входят все другие религии, которые допускают наличие единого Творца, но которые в своем понимании ещё не доросли до знаний нашего уровня…

Чем ниже мы спускались вниз по отвесной стене колокольной башни, тем светлее становились круги вокруг нас. Внизу лестница входила прямо в небольшую комнату, заваленную церковным хламом, где через открытую дверь слышались голоса дискутирующих святых отцов. По стене мы с напарником переползли в открытый зал с высоким потолком и готическими стрельчатыми окнами и по потолку направились к огромной свисающей вниз хрустальной люстре. Внизу под нами рядами стояли кресла, а на амвоне рядом с органом стоял епископ Его Eccelenzio святой отец Игнаций и отбивался от нападок представителей других церквей. Его план триумфа Святой католической церкви оборачивался пока что поражением для него.

По задумке святого отца Игнацио гости были рассажены таким образом, что все нечистые, по его мнению, а именно два раввина, мула, лама, кришнаит, даос и бонза сидели в одной половине зала по левую руку от него, а христиане: православные, лютеране и сектанты находились в другой половине по правую руку.

– Интересно знать, – сказал мне мой сотоварищ-таракан, уцепившийся лапками за потолок, – смогут ли они в таком составе доискаться до Истины. Посмотрим, каково придётся тому, который считает, что его вера основана на убеждении, что именно его церковь держит в своих руках ключи от врат небесных.

Так как мы с сотоварищем находились вниз головой, то нам все святые отцы казались сосульками и сталактитами, приросшими к потолку.

– Я думаю, что Латинская Церковь до сих пор оплакивает свою ближайшую союзницу Святую Инквизицию, которая добродетельно посылала таких, как мы, на костёр, – сказала одна свисающая сосулька, по-видимому, принадлежащая к протестантскому лагерю. – Но времена изменились, и мы можем свободно говорить то, за что нас в своё время подвесили бы на дыбы, или пытали бы раскаленным железом.

– Да уж со Святой Инквизицией мы бы не допустили такого распространения ереси по всей земле, – отбивался от него святой отец Игнацио. – Это только подумать, сколько заблуждающихся по вашей вине будут гореть в аду. И эти ереси плодятся каждый год, как грибы после дождя, из-за так называемой вашей свободы совести. Вы считаете, что вы держите в руках истину? Не истину вы держите, а фиг на постном масле, а ещё кошельки своих прихожан.

В это время слово взял буддист в жёлтом одеянии с открытой грудью.

– Нам бы не хотелось весь вечер слушать препирательство христиан. Вы могли бы выяснять свои отношения, собравшись отдельно от нас. Может быть, вы соблаговолите выслушать и наше мнение об Истине.