Путь к Океану. Повести и рассказы

В очередной раз, коротая время за нардами в баре «Ступеньки» на пару с Дексом, я заметил ему:

– Слушай, брат, может, вообще жить сюда переедем?

– А кули нам, старым волкам, ещё делать? Делюгу предлагаешь замутить?

– Может, дойдёт и до этого, мы же убиваем время, которого почти не остаётся!

– Время мы убивали до сорока, а после оно убивает нас, – философски ответил друг, задумчиво перебирая в руке камни (был его бросок). Куда лохи-то подевались?

– Думаешь, с нами сядут играть? Эт-то навряд ли, – заржал я.

Действительно, мы полгорода развели на нарды, и игровые лохи обходили нас стороной. Ещё бы, сколько придурков без мобил, машин и золота покидали заведение. На квартиры не играли из принципа – не кер человека с семьёй без крыши на головой, пусть и пустой, оставлять. В действительности, никакого развода не было, просто огромный опыт, играли почти всю жизнь и без шулерства обыграть нас можно было только случайно. Играли на равных, поэтому между собой играть быстро наскучило. Декс захлопнул доску с нардами и закурил, наполняя зал такими клубами дыма канабиса, что проснулся бармен:

– Дексон, может на улицу выйдешь, – простонал он. Меня пидоры из наркоконтроля прошлый раз чуть на анализы не забрали.

– Да не ссы в трусы, отмажу, ты просто им покурить не дал, вот и разозлил, – улыбнулся друг.

– Валяй тогда историю о том, как ты в 17 лет в Атлантику попал.

– Молча, из Луанды, – он явно решил поиздеваться.

– Хватит писдеть, старый анархист!

– Лады, слушайте.

После бурсы я получил направление на СРТМк «Хеви Метал», который стоял в межрейсовом ремонте на рейде Луанды, столицы Анголы. Туда мы летели из Шереметьево на Ил-62. Прикинь, стоим в аэропорту оба такие важные, разодетые в костюмы, деньги, дураки, сдали, вплоть до червонцев красных, как нам помполит велел, и тут вся команда вываливается в шортах и майках и усирается над нами:

«Вы же там сваритесь, идиоты, мля! А деньги накер сдали?» – «Так помпа же велел». «Вот и будете смотреть в посадочном зале, как мы пиво жрём. Ладно, салаги, не ссыте, и вам достанется».

Проходим досмотр, а там духи-солдатики сидят, бедолаги, с нас куеют – «Ребят, а служить когда?» – «У нас своя служба – рыбу Родине добывать», – гордо заявляет напарник, и проходит досмотр. Конечно же, мы и бабло заныкали, и пиво попили перед посадкой, и «Казбека» прикупили. В самолёте я снова выпал – после взлёта ремни отстегнули, и мужики закуривают: «Курите, пацаны, лететь долго – часов двенадцать». А стюардессы начали носить по рядам, вы прикиньте, братва, – коньяк с вином и лёгкие закуски! «Горячее будет после Будапешта, через два часа».

В Будапеште недолго посидели в порту, то ли экипаж меняли, то ли топливо добирали. Познакомились с негром, везущим жену-хохлушку «Родину показать». Ребёнок в коляске, беленький. «Ты что, дура, творишь, там же война!» – «Люблю его, – говорит, – а он воевать захотел за свою страну». – «Ну, тогда счастья вам». До Луанды часов восемь летели, два раза кормили – супчик какой-то, курочка с пюре, красная икра, ну и коньяк, конечно. Всё вкусное, обалдеть, да и наелись от пуза. «Пристегните ремни, наш самолёт совершает посадку.» – «Мля, – думаю, – мне и здесь некуёво было». Кореш приуныл – увиденное из люмика на подлёте ему тоже явно не понравилось – земля, докрасна выжженная солнцем, и спичечные коробки лачуг – всего говна с высоты видно не было.

Только вышли на трап – наши фильдиперсовые костюмчики насквозь потом пропитались, аж вода с них текла. Пока автобус ждали, чумазая детвора у нас клянчила всё, вплоть до НЗ – сухарей и банок воды для спасательных плотиков. Прикололись с туземцем, что, мол, не работаешь? А накер мне (по-русски) работать – нарву на пальме бананов, нажрусь, и ёпнусь пузом кверху под той же пальмой. Что пьют, спросить не успели, «автобус» подошёл – картонная коробка без окон и дверец, непонятно, как передвигающаяся. Загрузились и двинулись с горем пополам в порт. А по дороге, прикиньте, кучи говна никем не убирались до такой степени, что водила их объезжал. Везде бардак и разруха, только у зданий типа офисов или банков порядок и чистота.

Наконец, мы в порту. Смотрю, строп с мылом развалился, нигеры как кинутся карманы и пазухи набивать! Крановой орёт, а им покеру. Потом уже мне объяснили, что там за кусок мыла любая баба даст. Всё, приехали. «Пацаны, взрывов не пугайтесь, это наши водолазы диверсантов ночью отпугивают, чтобы мину не прилепили». Какой там, определились по каютам и вырубились до утра. А утром, когда отходили, сука-боцман меня в форпик загнал, в самый нос, резиновые сапоги перебирать. Вонище, да ещё качка, думаю: «Когда же блевать начну?» Чувствую, жрать хочу всё сильнее, еле до обеда дотянул. А мужики хохочут: – «Двойной борщ бери, – это тоже от морской болезни – одни блюют, другие обжираются».

– Вот так, пацаны, я и попал в Атлантику, – ухмыляется Декс

– Всё-таки ты слукавил, просили же другую историю?

– Устал я, пива налей, да пошли курнём. Жалко пацанов наших, которые месяцами гнили там на кичах в 90-х…

Ты помнишь, как всё начиналось.

Дальше рассказывает Декс:

– Два друга с Поволжья вдруг объявили десятому классу, что станут моряками. Один из них, по прозвищу Бург, имевший некоторый авторитет среди учителей и учеников, бил себя в грудь и говорил, что, кровь из носу, станет капитаном загранплавания. Ему дружно поддакивали, имея в душе, что «выше куя не прыгнешь, старше боцмана тебе не бывать». Другой или просто искал приключений и свободы от родителей, или убегал от местного уголовного розыска, потому что успел наворотить немало дел. У него была кличка Лом. Был ещё и третий, влюбившийся в море, предпочитающий читать Купера, Стивенсона, Верна и прочие «пиратские» книги вместо школьной мудистики. Он с детства строил модели парусников, слушал Высоцкого, пропадал с удочкой на речке вместо занятий в школе, и мечтал просто ходить в море, покуй кем, лишь бы быть мореманом. Как вы уже поняли, это был я, единственный из троих побывавший на Чёрном море, в которое нырнул пятилетним писюном и с ходу поплыл.

Нас ничего не связывало, но лучшего друга Ромку загнали под конвоем в университет, тогда я решил примкнуть к пацанам, как раз в тот момент, когда вездесущий Лом притащил рекламную бумажку с тусклым чёрно-белым текстом,

в которой говорилось о наборе без экзаменов для обучения на матросов-мотористов, а главное, о практике на рыболовецких судах загранплавания. Принимались закончившие десятилетку. Все мы прекрасно понимали, что в высшее инженерное училище и мореходную школу, находившиеся в том же городе, нам не попасть из-за школьного расписдяйства. А здесь – полгода, и загранка! Это решило всё. А для Лома ещё и кубанская трава, ха-ха-ха!

Долго не думая, насшибали у одноклассников сороковник, взяли за восемнадцать рублей билет и рванули к морю на прямом, без пересадок. Предкам ничего не сказали, естественно, во избежание всяческих эксцессов.

«А мы без дома, и без гроша —
Шатия мореманская,
Эх судьба, моя судьба,
Ты как млядь цыганская»

Да, по одному билету оказалось очень пользительно ехать с точки зрения обучения общению с разными людьми. Мы и не унывали, общались, особенно Лом. То молодых проводниц уболтаем, то пассажиров. Главное, быть жизнерадостным, комплименты говорить, прибаутки отпускать, анекдотцы, не молчать, короче. В триньку без штанов не оставлять – почуствовал, что чел на взводе, умерь азарт. А эту игру мы за десять лет школы изучили, как заправские шулера. Короче, даже проигравшие нас кормили, не считая проводниц и пассажиров. От начальника поезда нас девчонки прятали, да он и не выходил – бухал. Ментов тогда мало видели, к счастью, да они и ксивы не просили.

В общем, ништяк доехали, уже всё о городе разузнав. Вот только за двое суток зачухались, как бомжики, по полкам лазая, так что сразу же к морю рванули. До пляжной косы, где мелко, не рискнули, как Бург ни просил (Бург совсем не умел плавать, капитан, мля, ха-ха), зато пацанов присекли, что у стоянки учебного судна с пирса ныряли и в догонялки играли. Я от вида воды прибалдел, быстро скинув шмотки, нырнул, кайф такой, как домой вернулся после долгой разлуки. Из под воды смотрю, как Лом Бурга бултыхает, сам кое-как держится – обоссался со смеху! С пацанчиками-ровесниками быстро скорешились, и оказалось, что бурса, как они её обзывали, в километре, на пятом этаже общаги. Поднялись, толпа ксивы сдаёт, сами сдали без базара, нам сказали, что мы приняты и велели приходить к первому сентября на построение. Всего-то? Мне сразу не очень всё это понравилось, а у Бурга с Ломом от радости полные штаны были. Ксати, они в группу электриков записались, а я в матросы.

Новый кореш любезно предоставил квартиру – 30 р всего за месяц, как раз стипуха наша. Накормились мы, постирались и отправились с покаянными головами предкам звонить, чтобы бабло перевели. Лом умудрился форму из мореходки у кого-то взять взаймы, сфоткались по очереди в ней и домой отчалили – писдюлей получать от родителей и овации от пацанов.

Виноград.

Писдюлей мы, конечно, не получили, но отговаривали нас по-всякому, и то, что без диплома ты не человек, и ещё ахинею несли какую-то, но тщетно – какой накуй диплом, какой институт с его гнусными лекциями, когда рыбак – два раза моряк! Все божились учиться дальше, все, кроме меня, ха-ха! Лучше быть хорошим рулевым, чем плохим капитаном, это в меня ещё из книжек въелось. И предки сдались. Покатили мы уже, как порядочные, с билетами и в купе, но под конвоем. Столыпинский вагон, млядь, только окна без решёток, и мать Бурга в качестве конвоя.

Приходим на построение, я уже ржать начал – пузатые дяди в морской форме поздравили нас со вступлением (уж не в говно ли,) в славные ряды моряков рыболовецкого флота СССР. «Млядь, – думаю, – сейчас лекция о международном положение последует». А он: «Разбирайтесь по своим группам, завтра колхозу помогать едем». Я аж прикуел: «Чоо, млядь, на картошку?! Да накуй, дома не ездил ни разу!» – «Рано ты материться начал, сынок». – «Вырабатываю командирский голос, товарищ капитан!» – «Писдуй в строй, салага». «Трщ капитан, а что собирать-то будем, коноплю?» – вмешивается Лом с невинной мордой. Тот аж побурел: «Кто будет замечен в курении анаши, вылетит из училища с треском! Всё, закончили базар, и по автобусам!»

Погрузились, выехали из города, а вокруг сплошные поля, куда ни глянь, черным-черно от винного мелкого винограда. Остановились перессать, все неместные накинулись на него, как мухи на говно, я едва успел Лома с Бургом удержать. Потом, пока до места доехали, автобус раза три останавливали – кому пронестись, кому проблеваться. Ещё бы, столько немытого винограда сожрать, ха-ха, через пару дней работы на него и не смотрел никто. Для еды выбирали столовые сорта, такие, как Изабелла, Бычий Глаз, Дамский Пальчик. В столовке особо не наешься, так вечером в облом искать в лозе даже было. Просто шли к столовке, а там гружёные машины ночевали до утренней отправки по магазинам. Брали оттуда ящик и лопали с хлебом от души. Бычий Глаз особенно – сытный, как мясо, крупный, как яблоко, да ещё и вкусный вдобавок.

Работа была несложная и нудная. Работали в паре. Виноград растёт рядами, лоза вьётся по проволоке, натянутой между столбами на километры. Мы клали между столбами брезентовый полог и шуровали секаторами. Когда полог наполнялся, вываливали его в контейнер типа мусорного, навалив полный, клеили бирку с фамилиями, и его забирал погрузчик. Бирки – это наша сдельная зарплата. Иногда их нагло воровали местные и переклеивали на свои контейнеры, но мы такой кернёй не занимались, впадло было, и зорко следили за своим. Обедали, как свиньи – прямо на земле. Любимой забавой было говорить всякую гадость, взывающую рвоту. Вот где, наверное, я получил иммунитет к морской болезни, ха-ха.

Жили в двух бараках по пятнадцать харь. В одном «блатные» местные, в другом винегрет из городов СССР. Жили в общем-то мирно, за месяц ни одной драки, не считая того, что временами бились барак на барак завязанными на узел одеялами. То мы к ним нагрянем, то они к нам, но это была игра, без злобы, чтобы пар выпустить из молодых и здоровых тел. Да ещё надо мной сосед по сдвоенной шконке пытался поиздеваться, но я вытащил нож и спокойно сказал ему, что в следующий раз перережу ночью глотку. Он шары вылупил и отстал, и с этого времени мы накрепко скорешились. По выходным нас возили в поселковую баню, где я встречал Бурга и Лома, которые работали на другом участке, рядом с посёлком, поэтому без литра местной чачи наши встречи не проходили. Если не удавалось, я брал бухло с собой, и мы уходили с новым корешем Васькой на побережье – море было недалеко, разводили костерок, пекли картошку и бухали, сидя на обрыве на зависть погранцам, пялящимся в бинокль с дальней заставы. Васька гнал про баб, я про море. Море в любом состояние притягивает глаз, будь то штиль или шторм. Есть в этом мистика какая-то. Я верю в то, что оно живое. В рожу плюну тому, кто скажет, что это просто вода солёная. «Кто в океане видит только воду, тот на земле не замечает гор», – с Семёнычем не поспоришь. Когда смеркалось, погранцы начинали керачить в нашу сторону трассерами, всё ниже и ниже. Это был знак – туши костёр и уёживай.

На второй выходной возили всех желающих на дискотеку в посёлок. Кореш Васёк, живущий в станице неподалёку, умудрился с очередной побывки припереть огромный куст дички. За неделю, аккурат к очередной дискотеке, трава основательно просохла, и господа курсанты решили раскумариться, поджарив кашу, ха-ха. Натянув на чашку плотную ткань, мы пробили через неё коноплю, получив добрую горсть пыли, перемешали её с сахаром и зажарили на сливочном масле. Получился блин-леденец, сладкий, с небольшой горчинкой, довольно приятный на вкус. Мы начали дегустировать его чайной ложечкой. Съели по паре и успокоились, стали собираться на дискач. Сижу – что за шняга – не кроет, вообще ноль. А надо сказать, что до этого я курил всего пару раз с тем же эффектом. Ну, я третье весло, четвёртое, пятое… «Братан, не лишкуй, убьёт нафиг», – предупредили пацаны, – «и тебе лучше никуда не ехать, от греха». Да я и сам не особо щемился. Остатки они завернули с собой на подгон нашим центровским (слава Богу), и я проводил их до автобуса, так ничего и не чувствуя.

Ходил-бродил вокруг барака, даже на море обломало идти. «Ох и керня эта ваша заливная рыба», – думаю. Зашёл, а в бараке одни ботаны остались. Сидят с гитарой и тоскуют: «Декс, хоть ты спой, пожалуйста, как только ты умеешь, а то тоска смертная, хоть вешайся». – «Лады, давай инструмент». Присел, настроил, взял первый аккорд, и тут… «ХА-ХА-ХА-ХА-ХА», – я так не ржал, когда Брежнева слушать заставляли. Живот трясёт, остановиться не могу. «Декс, ну мы же всерьёз просим, кули ты издеваешься». Я кое-как сжал живот и успокоился. «Ладно, не прогоните, парни». Снова беру аккорд, цепляю взглядом их рожи унылые: «ХА-ХА-ХА-ХА-ХА, это, млядь, песня такая – хит новый у Бэд Бойз Блюёёёё-о-ха-ха-ха, ик». Те всё поняли, забрали гитару, а «Остапа понесло»…

Шляюсь по бараку, и всё мне «ха-ха». Увижу, что спит кто-нибудь, закутавшись с головой от света, я одеялку сдёрну, а у него морда такая смешная, опять «ха-ха», аж люди потихоньку сваливать с барака начали. Тогда я стал хахакать над столом, стулом, лампочкой, но это был уже явный перебор. Становилось всё хуже и хуже, в желудке резало, и я решил проблеваться, как после водки, но ничего не вышло – эту гадость не выблюешь. Осталось ёпнуться на шконарь и уйти в астрал. Тут, как назло, напал с одеялами соседний барак. Меня гасят, а я уже труп, где-то там, в глубине вселенной свою звезду ищу. Один из вожаков заглянул в мои зрачки и отдал команду: «Этого не трогать».

Не помню, как вернулся на Землю и заснул, ха-ха!

Утром меня растолкали, и выпив полведра воды, я, как ни в чём не бывало, потопал на работу, усвоив урок – не всё хорошо, чего много, ХА-ХА-ХА.

Крышка дома твоего.

Завершение работы я ознаменовал тем, что въёп в глаз напарнику, в конец доставшему своими бычьими шутками, чем основательно повысил статус среди местных «авторитетов». КМС по боксу, килограммов на 20 тяжелее меня, почему-то сразу вошёл в клинч (наверное, учат их так, КМСов), и мы катались в обнимку, как педики, под ногами у ржущей толпы, пока не растащили мастера. Думал, продолжение последует в городе, однако вскоре после начала учёбы нам рассказали, что на один большой пароход могут попасть сразу несколько тел из одной группы, среди которых оказывается залупастый местный. До первого шторма, ха-ха-ха. Море всё спишет. «Поэтому, живите дружно, пацаны».

В славный город N возвращались уже, как домой. Правда, встретил он нас, как неродных, хмурым октябрьским дождиком. «Млядь, в море уже не накупаешься», – уныло думал я. Оказалось, в ванне тоже. Лом, всё больше тянущий одеяло на себя, и Бург, во всем ему потакавший, давно решили свалить из квартиры с навязчивой хозяйкой на частную хату, которую снимали их новые кореша-одногруппники. Меня просто поставили перед фактом – «или ты с нами, или сам по себе». Сам по себе я с детства живу, ты знаешь, но решил не откалываться от земляков в пока незнакомом городе.

На винограде мы сколотили за месяц целое «состояние» – по 200 рублей на рыло, столько в то время получал средний начальник. Расплатившись за квартиру и перетащив шмотьё на новое жилище (о светлая юность, как мало у тебя барахла), задумались, как отметить возвращение. Остановились на бутылочном пиве (сказался поволжский голодняк по нему), – в N можно было выбрать из десятка сортов, не простаивая в очереди, что для нас было «a kind of magic». Прилавки были завалены морской рыбой на любой вкус. Взяли 4 ящика «Жигулёвского» и завалились на хату к моему одногруппнику Вуте.

Стрёмная была ночка. Быстро вылакав пиво, пошли за добавкой и тётками. С тётками обломались, хотя Лом, исчезавший по дороге, божился, что трахнул в лифте повариху из нашей бурсы. О местных проститутках мы тогда понятия не имели (в СССР проституции нет!), зато пива было море – ещё бы, червонец за ящик, сейчас это кажется сказкой. Надрались чисто в суровой мужской компании, заблевали пацану всю хату и проспали весь следующий день.