Моя «Правда». Большие тайны большой газеты

– И за это вас в начале 90-х годов критиковали?

– Эти „шароварщики“ изгалялись надо мной как могли! И особенно упрекали за то, что мы используем русский язык. Пришлось выступать на сессии Верховного Совета. Я сказал, что наука интернациональна. И как же на меня обрушились, мол, как могу так говорить – ведь наука национальна! Да. Я им отвечаю: ест языкознание, литература, и это – национальная наука. А потом спрашиваю их об естественных науках и прошу показать мне русскую и украинскую таблицу умножения. В общем, в то время атаковали меня отчаянно…

– Но вы ведь крепкий человек, вас же согнуть невозможно!

– Они об этом не знали. Меня многие спрашивают об одном. Я с 53-го года работаю директором Института электросварки, а с 62-го года президентом Академии. Так вот, спрашивают: как же это так, что при всех советских вождях я оставался на своих должностях? А ответ простой: я работал. Вместе, конечно, со своим коллективом. И вожди понимали, что я вреда им не приношу, а польза большая. Если же меня куда-то выгнать, то дело развалится.

– Наука – это все-таки мощь государства?

– Нет науки, нет государства. Об этом руководители любят говорить, но очень мало делают для укрепления и развития науки».

И еще один фрагмент из моей повести. В середине 70-х в Москве пошли слухи, что новым президентом Академии наук СССР станет академик Патон, мол, и кабинет для него уже подготовили, и место для строительств института подобрали. Слухи были упорными, но такое назначение не случилось. Почему? Об этом я узнал лишь много лет спустя, когда вновь заговорили с Борисом Евгеньевичем о прошлом.

«В Москве президентом Академии наук СССР стал Мстислав Всеволодович Келдыш, а вас избрали президентом здесь. Требовалось реформировать науку в стране?

Этого хотел Хрущев. Но избрание Келдыша – это знамение времени. Он был выдающимся математиком, его вклад в космос, в авиацию, в атомную проблему огромен. И именно такого масштаба ученый должен был возглавить Академию, которой по праву принадлежали эти выдающиеся достижения. Власти нужен был такой президент Академии. Я тоже принадлежал к „технарям“, да и Хрущев хорошо относился к моему отцу – это тоже, наверное, сыграло свою роль.

– У власти к вам и к Келдышу было полное доверие?

– Конечно.

– Помогало вам это?

– Безусловно. Во многом это определяло отношение власти к науке. И к нам прислушивались. „Сильные мира сего“ иногда вынуждены были отступать…

– Не очень в это верится!

– Тем не менее. К примеру, был такой случай со мной. Речь идет о назначении президентом Академии наук СССР. Как известно, Келдыш попросил освободить его от этой должности…

– Он заболел?

– У него начались неприятности с сосудами. Его оперировал знаменитый Дейбеки. Я к нему приезжал в „Кремневку“. Келдыш был страшно доволен, что эта операция прошла. Он думал, что у него опухоль. Но ее не оказалось. Во время операции произошла казусная ситуация. Располосовали Келдыша, и Дейбеки обнаружил камни в желчном пузыре. Он говорит Чазову, мол, надо удалять. Но тому обязательно нужно это согласовать с начальством, сам принять решение он не может. Чазов побежал согласовывать. Ну а Дейбеки ждать не стал, вырезал он желчный пузырь… Минут через двадцать прибегает Чазов и сообщает, что удалять желчный пузырь можно! Дейбеки усмехнулся: он все понимал и тут же успокоил Чазова, что он сам принял решение и давно уже сделал это… Поставили Келдышу шунт. Все было хорошо, но недолго. Это как ржавчина. Ее удалишь в одном месте, но она обязательно появится в другом. Эта „ржавчина“ появилась у Келдыша в сосудах головного мозга, и тут уже никто ничего сделать не мог… Он начал плохо себя чувствовать, работать, как прежде не мог, а потому твердо решил уйти с поста президента Академии наук СССР. Перед 1 Мая меня вызывает к себе Щербицкий. Ему звонил Суслов, который сказал, что есть мнение о назначении меня президентом Академии наук СССР. Мол, это просьба Генерального секретаря. Естественно, я согласиться не мог. В Киеве у меня институт, всю жизнь я здесь живу, тут Академия наук, где я уже тринадцать лет президентом…

– В Киеве привычней?

– Конечно. Может быть, масштабы иные, чем в Москве, но мне вполне было достаточно. В общем, я твердо решил отказаться и поехал на прием к Суслову. Он мне говорит: ЦК партии, Брежнев и он считают, что мне нужно переезжать в Москву и заменить Келдыша, который очень болен. Я ему говорю об институте, о своей работе. Он перебивает: „Для вас мы здесь институт организуем!“ Я ему объясняю, что Институт сварки работает с 1934 года и заменить его невозможно… Он упрямый, настаивает на своем. И тут я вскипел: „Михаил Андреевич, на такой пост палкой не загоняют!“ Он удивился дерзости, мне показалось, что такого сопротивления он не ожидал. В общем, отпустил он меня… И я сразу же поехал к Келдышу. Он мне сказал, что он как раз и предложил две кандидатуры – меня и Александрова. Но Анатолию Петровичу тогда уже было за семьдесят, я его моложе на 15 лет. Я говорю Мстиславу Всеволодовичу: „Не надо придуриваться, вы прекрасный президент. Подлечитесь немного, приезжайте к нам отдохнуть…“ И тут он мне говорит: „Борис Евгеньевич, я не могу поехать в Киев!“ Я в ответ: „Почему?“ И вдруг слышу от него: „У меня и рубашки нету, и брюк…“ И тут я понял, что у него в голове начались необратимые явления – память начала пропадать. И еще его взгляд меня удивил: он смотрел куда-то внутрь себя, мимо, и опустошенно… Этот взгляд я запомнил на всю жизнь…

– Так назначение и не состоялось?

– Больше меня не вызывали. А „дед“ – Анатолий Петрович Александров – свое согласие дал. Он был хорошим, достойным президентом Академии. Очень прогрессивный человек, многое сделал для страны.

– Чернобыль его потряс…

– Эта трагедия, и в это же время умирает его жена. Сразу все несчастия обрушились на него. И оправиться от этих бед он уже не смог… Мстислав Всеволодович Келдыш и Анатолий Петрович Александров – два выдающихся президента Академии наук СССР, с которыми я работал и дружил».

…Мы помним только лучшее, что было в жизни. И сразу вспоминаем о тех мгновениях, которые определили нашу судьбу. Конечно же, это встречи с необыкновенными людьми, с которыми нам выпало счастье жить в одно время. Мне повезло: я встречался со многими великими людьми второй половины XX века и нынешнего времени. Одним из первых я всегда называю Бориса Евгеньевича Патона. И мои собеседники неизменно завидуют мне, что мне выпало такое счастье.

Когда Б. Е. Патону исполнилось 90 лет, «Правда» посвятила ему очерк. Так было, когда ученый отмечал свое 60-летие, 70-летие и 80-летие. Хорошо, что коллектив хранит традиции.

Несколько лет я не был в «Правде». Почему-то не звали. Но потом вдруг звонит главный редактор, просит подготовить материал к 100-летию со дня рождения Сергея Павловича Королева. Конечно же, я написал. Вышла полоса. Потом были юбилеи полета Юрия Гагарина, Германа Титова. И 100-летие со дня рождения Михаила Кузьмича Янгеля.

«Правда» оказалась единственным изданием, кто достойно отметил эти даты. Остальные газеты не дали ни строки. Неужели уже некому вспомнить наших великих современников?! Или у всех такая короткая память?!

ПРИШЛА ЛИ ЭПОХА КАТАСТРОФ?

Академик Ю. А. Израэль – старинный друг «Правды». Особенно мы сблизились после событий в Чернобыле. Тогда удалось опубликовать на страницах газеты карту радиоактивного заражения всех районов, пострадавших во время атомной аварии. Конечно, с точки зрения журналистики публикация стала первоклассной сенсацией, и о ней сообщили во всем мире.

Авторитет академика признавали при каждой власти. Не стал исключением и президент В.В. Путин. Он принял предложение Израэля провести именно в Москве Всемирную конференцию по изменению климата. Главы «восьмерки», конечно же, сразу согласились.

Юрий Антониевич попросил меня войти в оргкомитет Конференции.

– Кого буду представлять? – спросил я.

Вопрос я задал не случайно: был на пенсии, нигде не служил.

– «Правду», – сказал академик.

– Она нынче не столь на слуху, как в прошлом, – заметил я.

– «Правда» всегда останется «Правдой»! – категорически заявил ученый.

На Конференции мне довелось встречаться со многими учеными и специалистами других стран. Я убедился, что Юрий Антониевич прав. Оказывается, у них более «долгая память» – они не разбрасываются прошлым, как подчас это делается в нашей стране.

Ну а теперь несколько слов о самой конференции. К сожалению, в самой газете материал был сокращен…

Начало октября в Москве стало убедительной иллюстрацией к выводу ученых о том, что на нашей планете стало гораздо теплее, чем раньше. Температура в столице была градусов на шесть-семь выше обычной, и это дало повод участникам Всемирной конференции по изменению климата для многочисленных шуток, смысл которых неизменно сводился к тому, что «скоро пальмовые рощи вытеснят московские парки». Однако отечественные березки гораздо дороже, а потому в докладах ученых, во время многочисленных дискуссий я искал убедительные аргументы и достоверные факты, которые позволили бы ответить на вопрос: «Наступила ли на планете эпоха катастроф?»

А потом на Москву обрушились ураганы. Штормовые предупреждения звучали столь часто, будто Бискайский залив появился у нас под боком. Что же происходит в природе и есть ли основания для паники?

В последние годы нагнетание страха происходит столь стремительно, что даже дети начинают играть в спасателей и в бойцов МЧС. По популярности эти профессии затмили космонавтов, летчиков, футболистов, банкиров и даже олигархов. Сам по себе этот факт свидетельствует не только о страхе перед катастрофами, но и об их неизбежности. Но так ли это в действительности?

Сценарии будущего, которые рисуют некоторые ученые, способны поразить не только детское воображение! В них представлены столь ужасающие картины, что не испугаться просто невозможно. К примеру, одна из моделей климата будущего такая: из-за потепления льды Гренландии и Антарктики начинают стремительно таять – уровень Мирового океана резко подниматься, и под водой оказывается не только Европа и часть Африки, но и почти вся Азия. И только отдельные горы возвышаются над водной гладью. Знакомая картина, не правда ли?! Значит, нас ждет очередной всемирный потоп?

Другие модели кажутся уже более «мягкими». Потепление увеличивает испарение Океана, мощные облака закрывают всю планету, постепенно состав атмосферы изменяется, и она начинает напоминать венерианскую. Это высокие температуры и давления – жить в таких условиях ни растения, ни животные не могут…

Впрочем, тут же ученые вполне убедительно доказывают, что нам следует брать пример не с Венеры, а с Марса. Мол, именно такой предстоит стать Земле – пустынной, обезвоженной и очень холодной. Ну а всему живому предстоит укрыться в глубинах Марса и там затаиться, чтобы пришельцы с других планет и иных миров не смогли сразу найти, иначе никакой интриги, а следовательно, и страсти к дальним путешествиям у них не будет.

Но оставим в стороне столь «экзотические модели» – они скорее принадлежат фантастам, а не ученым. Последние, кстати, тоже любят предаваться прогнозированию, но делают это все же осторожно, понимая, что экспериментальная база явно недостаточна.

На Всемирной конференции несколько десятков докладов и сообщений было посвящено изменению климата на территории России. Предполагалось, что температура будет повышаться. Что же случится тогда на необъятных просторах нашей Родины?

Сначала о положительном эффекте. В некоторых северных районах продуктивность сельского хозяйства немного повысится, зимы не станут столь суровыми, что позволит сэкономить на топливе, расширится площадь лесов. Вот, пожалуй, и все преимущества от изменения климата. А вот бед оно, по мнению экспертов, принесет множество.

Во-первых, произойдут сильные изменения в Арктике. Могут исчезнуть экосистемы тундры.

Во-вторых, сооружения, построенные на вечной мерзлоте, исчезнут. Это не только нефте– и газопроводы, но и даже целые города и поселки.

В-третьих, прибрежные зоны океанов будут затоплены, в дельтах рек поднимется уровень воды, лучшие земельные угодья будут уничтожены…