Сожительница

– Мы расстались с Олегом, – произнесла Наташа именно ту фразу, которую Оксана и ожидала услышать.

– Но может быть есть еще шанс примириться?

– Нет.

В телефоне повисла пауза. Оксана поняла, что таким образом дочь призывает приехать к ней домой. Тащиться через весь город в такой час. Она этого просто не выдержит. Или выдержит? Но ей явно срочно требуется утешение. А кто способен ее утешить? Только мать.

– Я сейчас приеду, – произнесла Оксана.

– Но уже поздно. – Но голос дочери звучал слишком неубедительно.

– Не так уж и поздно. Да и вообще, ты же знаешь, я сова. Жди меня.

Мать и дочь разъединились.

Да, сейчас она помчится на другой конец Москвы, но сначала все же спокойно посидит минут пять. Это-то она может себе позволить.

Она села напротив зеркала и стала себя рассматривать. Как же великолепно она провела эти два дня, ее совершенно ничего не беспокоило. Такое душевное спокойствие ее не посещало целую вечность. Еще бы, она встретила замечательного человека. Что же такое особенное нашел в ней Мак-Грегор? Их прощание в аэропорту можно было запечатлевать на пленку и включить отдельным эпизодом в какой-нибудь «мыльный» сериал. Они не разлучались ни на секунду, он без конца повторял, что будет помнить об этих днях даже тогда, когда его не будет. Мрачная шутка, но все дело в том, что он совсем не шутил. Он был необычайно серьезным. А под самый занавес сказал удивившую ее фразу, что их отношения имеют не только значение для них двоих, все гораздо серьезней, они имеют вселенское значение. Но больше не стал ничего уточнять. Да и времени не оставалось, объявили посадку на ее рейс.

Оксана помнит, как уменьшалась его машущая рукой фигура, и как затем она исчезла совсем. Все кончилось, но кончилось так, как будто бы все продолжается.

Как и тогда в аэропорту, у нее защемило сердце. Но время на сантименты не оставалось, она и так перебрала свой лимит. Дочь, наверное, думает, что она уже в пути. А она сидит в кресле и рассматривает себя. Как будто бы никогда раньше не видела. А может, и в правду не видела. Ведь человек постоянно обновляется. Только очень часто не замечает этого.

Несмотря на то, что денег как обычно было в обрез, Оксана поймала такси. Она вдруг почувствовала, что у нее не хватит сил добраться до дома дочери традиционным способом: сначала на метро, затем на автобусе. Когда она восстановит силы, тогда и будет экономить.

Наташа выглядела неважно. Такого хмурого выражения лица она у нее еще никогда не видела. А ведь она росла веселой девочкой.

– Спит? – шепотом спросила Оксана.

– Спит, – подтвердила дочь.

Этот диалог относился к сыну Наташи – Мише. Ему недавно исполнилось два года. Когда он родился, с Оксаной чуть инфаркт не случился, она вдруг ясно осознала, что отныне и навсегда она бабушка. А одно это слово вызывало у нее содрогание. В ней жило сильное подсознательное ощущение, что ее молодость продлится вечно. А тут такое событие, камня на камне не оставляющее от этого чувства. И ей понадобилось некоторое время, дабы переселить себя и привязаться к внуку.

Оксана прошла в комнату и села на диван. Эту однокомнатную квартирку Наталья и ее муж Олег снимали с тех пор, как поженились. Они наотрез отказались жить с родителями в их трехкомнатных хоромах и предпочли поселиться в этой конуре, где целую вечность не делали ремонта. Даже запах тут был такой противный, и когда Оксана попадала сюда, то невольно начинала морщиться. Она не понимала, как тут вообще можно нормально жить, особенно после того, как местное население в связи с рождением ребенка увеличилось на целую душу. Это был какой-то особый вид самоистязания, когда люди доказывают себе, что в состояние выдержать испытание, хотя никто их и не испытывает. Она понимала желание молодой семьи жить совершенно самостоятельно, но не до такой же степени. Впрочем, после того, как Оксана развелась с мужем, и они разменяли их квартиру, вопрос отпал сам собой.

Наташа внимательно посмотрела на мать.

– А ты изменилась, ты как-то по-другому выглядишь, – констатировала она.

– Что значит по другому? Ты полагаешь, что за два дня можно сильно измениться.

– Не знаю, но что я вижу, то и говорю. Если за два дня ты изменилась, значит, можно измениться. С тобой там ничего такого не произошло?

Интуиция дочери не слишком порадовала мать, Оксане не хотелось никому рассказывать о Мак-Грегоре. По крайней мере, сейчас, когда так свежи все воспоминания и ощущения. Потом, когда все немного затянется тиной времени, может, она и поведает Наташе об этой истории.

– Просто хорошо провела время в кампании интересных людей, окунулась в другую атмосферу, надышалась другим кислородом. Вот и посвежела. Только и всего.

Дочь смотрела на мать, но Оксана никак не могла понять, что скрывает этот взгляд. Наташа с детства была своенравной, но ее своенравие проявлялось не столько в упрямстве, сколько в стремление жить по каким-то своим законам. И далеко не всегда они были понятны ее родителям, иногда поведение дочери представляло для Оксаны не меньшую загадку, чем для ученых нахождение Атлантиды.

– Ты у меня молодец, – вдруг неожиданно произнесла дочь.

– Стараясь, – скромно ответила Оксана. – Но давай поговорим лучше о твоих делах.

– Я выгнала Олега.

Она так и сказала: выгнала, отметила Оксана. Не расстались, не разошлись, а выгнала. Да, это в ее характере.

– Почему?

Наташа пожала плечами.

– Ничего нового в мире никто придумать не может. Я с ним рассталась по той же самой причине, что и ты рассталась с отцом. Он мне изменил.

– Я рассталась с твоим отцом не поэтому.

– Я знаю, ты подробно мне все объяснила. Ты не захотела жить, окруженная со всех сторон ложью.

– Согласись, что это немного по другой причине.

– Согласна, но только совсем немного, – насмешливо проговорила Наташа. – А я его прогнала сразу по двум причинам: из-за того, что он мне изменил, и второе из-за того, что он мне соврал. Видишь, я тебя превзошла.

– Это не то соревнование, в котором дочери стоит состязаться с матерью, – возразила Оксана.

– Другого пока нам не дано. Как бы то ни было, но я не собираюсь с ним жить.

– Могу я спросить тебя, почему? Ведь это в целом обычная история. С людьми это часто случается. Почему бы ни поискать пути примирения.

– Я знаю, но я знаю и другое, я не смогу простить ему измены. Это отравит нашу жизнь хуже любого самого ядовитого яда. Да и вообще, все это бессмысленно, я вдруг ясно поняла, что он разрушил во мне все, что связывало меня с ним. Ничего не осталось. Ты хочешь чаю?

Переход к чаю был столь неожиданный, что в первую секунду Оксана даже не поняла вопроса.

– Нет, спасибо, после твоего рассказа как-то не до чая. Прости, но все же я не до конца понимаю: вы так сильно любили друг друга. Но неужели одна измена все разрушила до основания?

Наташа довольно долго не отвечала. Она смотрела куда-то мимо нее, то ли в даль, то ли внутрь себя.

– Я бы ему, может быть, и простила, но если бы ты видела, кого он выбрал вместо меня. Это форменная идиотка. Он нисколечко не уважает не только меня, но и себя. Если мужчина ведет себя, как примитивный самец, готовый трахаться с любой самкой, то пусть к ним в стадо и отправляется. И там трахается с утра до вечера и с вечера до утра. Разве я не права?

Дочь в ее присутствии впервые использовала такой специфический термин, как «трахаться», и Оксана почувствовала что-то вроде оторопи. Никогда до сего момента они не общались на таком языке. Значит, ее девочку допекло, значит, что-то существенно изменилось в ее мировоззрении. И эти перемены вряд ли могут радовать.

– Понимаешь, в таком возрасте у мужчин бывает такой избыток сексуальной энергии, что одна женщина не всегда способно ее аккумулировать. А знаешь, как трудно жить, когда тебя она переполняет, а выхода не находит.

– Ты не представляешь, какая я в постели. Его энергии иногда не хватало, чтобы меня удовлетворить. Мне тоже хотелось других мужчин. Но я себе ничего такого не позволила. Я понимала, что если дам себе поблажку, так все и пойдет. И вскоре от нашего брака ничего не останется. А уж возможностей, поверь, с моей профессией у меня выше крыши.

Оксана почувствовала, как краснеет. Никогда Наташа не делала ей подобных признаний. Они не виделись всего две недели, а у нее такое чувство, что перед ней сидит совсем другой человек. Вот кто кардинально изменился, а вовсе не она. Таких речей она никогда раньше не слышала от дочери. И по ним можно приблизительно себе представить, какие перемены происходили в ее душе в последнее время. Она много передумала и перечувствовала, если у нее прорезался такой язык. Она черствеет и ожесточается, вот в чем дело, вдруг словно озарение пришла к ней мысль. И никаким образом воспрепятствовать этому она, судя по всему, не в состоянии.

– Я вижу, ты все решила. В таком случае, зачем ты меня позвала к себе? Мы могли бы поговорить и завтра, и в любой день.

Наташа сидела молча, явно не торопясь с ответом.