Голые тетеньки (сборник)

Я проникся и сел за ответ.

“Дорогое правительство! РэФе! Благодарю за мое очередное звание “Трижды ограбленный”. Хочу уточнить, не полагаются ли мне за это определенные льготы?”

Приходит ответ:

“Да, звание это очередное, и дай вам бог, не последнее. А льготы предусмотрены. А именно: цены будут выше, зато зарплата меньше”.

Пишу им опять:

“Ладно, согласен. Но почему мне к этому званию не выдали значок?”

И что вы думаете? Приходит здоровенная посылка. В описи ценностей написано: значок. Доплатил я за лишний вес и вскрыл. Значок в форме булыжника. Обвязанный веревкой. На камне высечено: “Трижды”… Ну в общем, звание. Приложена инструкция по эксплуатации значка: где носить – на шее, когда носить – когда тяжело.

Первое время было не тяжело. Ну денег нет – картошка есть. Я ее у соседа по участку выкопал. Своевременно, т. е. пораньше. И водка в цене пока держится. Пусть даже из последних сил. Правда, купить ее не на что. Зато сосед банкир есть, Николаич. Занять можно.

Потом стало похуже. Картошка кончилась… Но известка на стенах еще осталась! Кальций же, витамины.

Но тут банкир впервые отказал. Не дал взаймы!

Наступило самое страшное – трезвость! Начал я на значок поглядывать. Но Лизавету жалко. Она вторую неделю на диване лежит, не движется. Калории экономит. Исхудала! Осталось в ней всего-то килограммов… сто. Ну чуть больше.

Да нет, думаю, пора! Надел значок на шею – и в парк, на водоемчик. Гляжу, а там на крутом бережке уже Николаич сидит, банкир. Тоже со значком. Но у него значок побольше. Весом с пуд и надпись: “четырежды”. Он постарше меня.

Я говорю, давай закурим перед стартом. Он говорит, все кончилось. И жизнь тоже. Стрельнули мы у старичка. Он сам подошел. Тоже со значком. Причем, значок больше, чем старичок.

Закурили. Сидим. Три Муму. Николаич говорит:

– А у меня сегодня праздник. Моему банку ровно десять лет. Было бы. А старичок добавил:

– И у меня праздник. Мне ровно сто лет. Было бы.

А я говорю:

– И у меня праздник. Давно на речке не отдыхал.

В общем, на счет “три” мы бросились в водоемчик одновременно. С крутого бережка. Я воздуху побольше взял. Думаю, поживу еще пару минут под водой. Помечтаю без суеты. Лежу на дне, как Горький какой-нибудь, жизнь вспоминаю. Вроде жил долго, а на память пришли только три фамилии: Гайдар, Чубайс и Гитлер. Из зарубежных стран вспомнился Китай. Их полтора миллиарда!.. китайцев. А нас 150 миллионов… человек! И такие ребята тонут! А те живут. Правда, и Черномырдина вспомнил. Только он знает выход из кризиса. Потому что только он знает вход.

Рыбки в нос тыкаться начали. Щекотно. Я глаза открыл – Николаич рядом лежит. Молчит, как рыба. Интересно, о чем он мечтает? Наверное, о деньгах. Смотрю, задергался Николаич. Пузыри пустил. Первые. Может, ему надо чего? Может, пить хочет?

И тут меня вытаскивает из воды какая-то сволочь. Ну конечно, Лизавета моя. Весь праздник испортила.

А Николаич вредный оказался. Вытащим его – он обратно в воду. Три раза. Во-как увлекся.

Потом стали старичка по дну шарить. Нет старичка. Ни значка, ни старичка. Как в воду канул. А он с крутого бережка:

– Здеся я. Не взлетел я со значком. Уж не та подъемная сила. А вас сторожил, чтоб не всплыли.

Лизавета отчитала его:

– С разбегу надо было. Со значком.

И добавила резко, по-ленински:

– Дураки! Вас ограбили, и вы ограбьте.

… Гениально! Опять по кругу?..

Маэстро! “ Марш утопленников”!

Старичок впереди встал, а мы за ним.

“Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов!”

Русская рулетка

Какой русский не любит… русской рулетки! Да никакой не любит, а приходится. Сейчас выйдешь за хлебом и не знаешь, вернешься ли? Пенсию принесут, через пять минут снова стучатся:

– Кто там? – спрашиваю.

– Мы пенсию принесли.

– Да получила я только что.

– А раз получила, дак тем более открывай.

Всю жизнь в эту рулетку играем, не замечаем даже. Вот мой дед, белый офицер был, он чуть что – сразу за револьвер! Вставит в шестизарядный барабан пять патронов и – к виску! На курок – чик! И всегда – в пустую дырку… А если в патрон, то… осечка… А если выстрел, то… пуля в стволе застревала… А если вылетала, то до виска не долетала. А если долетала, то мимо. Любил судьбу испытать, адреналинчику впрыснуть. А адреналинчик-то, он – о! – жизни прибавляет. Дед до сих пор в Париже живет, тренируется. Я, видать, в него. Не могу без адреналинчику. Только кто его сейчас в меня, старушку, впрыснет? Где желающие? Вот и приходится самой… идти. Куды? А по грибы. У, это целый ритуал! Перед входом в лес я раздеваюсь. До купальника. Чтобы клещам доступней быть. А в чем азарт? Из десяти клещей один энцефалитный обязательно! И вот, глядишь, он ползет по ручке-то, старается, ищет, где кожа-то поглаже. А я его направляю пальчиком, вот сюды ползи, на запястье. Он как укусит, да вопьется, да кровушки насосется, ну… туды ему и дорога. А некоторые выживают. Я их обратно в лес отпускаю. Жалко же. Живая природа.

Про грибы не забываю. В лукошко кладу пять поганок и один боровик. Как дед: пять из шести. Дома все пожарила, поела. Если утром проснулась, значит, осечка. И так кажный год раз в году судьбу испытываю. А в ентом-то году, думаю, хватит. Пойду насобираю одних боровиков, побольше, покушаю без риска. Может, приглашу кого. И не вытерпела!.. На опушке его увидела. Мухомор!.. Красавец!.. Срезала. И дома опять – все зажарила, перемешала.

И тут Зинка заходит – фельдшерица.

– У, Прасковья, так грибочков хочется, и – хлоп, ложкой со сковороды кусок съела.

Потом Федор зашел за ножовкой. К грибам категорически потребовал водки. Потом Тигран Петросян…ветврач… И к вечеру я 24 человека насчитала.

Ну че? – деревня. Все ить, как родные. У кого пьянка – все туда.

А я сижу сама не своя. Ну что я им сейчас скажу? Остановитесь! Все отравлено! А они уже все по куску съели. И по стакану выпили. Тут, кто и добрый кусок съел, умрет с перепугу-то. И решила я, будь, что будет. Так у меня муж говорил, Никита. Который он по счету-то?.. Вроде третий. Да они все у меня отчаянные были. Как я. Только первых двух не помню. Че-то как-то они мало пожили… рано ушли. А Никита сумасшедший был. В грозу выбежит из дома, за электрический столб схватится и ждет, когда молния шандарахнет. И шандарахнуло. Столб внизу, как пилой срезало. А Никита столб удержал. И электриков дождался. Правда, черный ходил долго. Его все негры спрашивали, вы не из Кении? От них он про комара-то узнал. Что есть там такой комар – укусит, и у человека начинается лихорадка е-бола…или ебо-ла… или ебола. Короче, смертельная. Деревни выкашивает. И загорелся он! Хочу, говорит, в глаза тому комару посмотреть, испытать себя по-настоящему. Друзья-негры устроили ему поездку. Вернулся – весь комарами покусанный, живого места нет. Чешется. А Зинка – фельдшерица дала ему таблетку от чесотки. Я утром встаю, а он тихо так лежит, не чешется даже! Помогла, видать, таблетка.

…Да нет, он не умер. Зинка ему снотворного дала, перепутала. Он через два дня проснулся. Как раз во время своих похорон. Аккурат крышку гроба начали заколачивать – разбудили мужика. Он изнутри сказал:

– Войдите!..

Мужики молотки подняли, прислушиваются. Думают, показалось. Давай снова колотить. Тут Никита не выдержал, заорал:

– Да не стучи ты, дурак! Говорю, заходи…

Он и сейчас жив. Живет. А че ему? Правда, вместо паспорта у него это – справка о смерти. Когда паспорта меняли, ему новую справку выдали. С фотографией. В гробу. Не прискребешься. А удобный докУмент, ни тюрьмы, ни сумы, ни налогов.