Музыка любви

Её крупный рот, пухлые губы казались ему верхом совершенства (и он в этом не обманывался). Любое прикосновение к ней убеждало его в бархатной нежности её кожи, в редком сочетании мягкости и упругости форм. Это доставляло ему неизведанное ранее и непередаваемое блаженное чувство. А то, что она не сопротивлялась его ласкам, всем своим видом проявляла и собственные чувства, было ему вдвойне приятно. Его возбуждение передавалось и ей. Своего состояния они не скрывали, да и не могли бы, если бы даже хотели, скрыть друг от друга. но была всё-таки какая-то граница, которую перейти они пока не стремились. Им и так было хорошо. Правда, иногда он пытался как бы посмотреть на её поведение другими глазами, не заблуждается ли он в своём увлечении. В какой-то момент, дня через 2–3 их знакомства, ему даже показалось, что она вообще через многое прошла и ведёт себя так с ним не с первым. Поначалу он испугался этой мысли, но потом кое-как утешил себя. "Если так, – подумал он, – попробую и я вести себя иначе." Он в тот же вечер предложил ей прийти к нему в номер гостиницы, где он остановился после приезда в Одессу, в надежде, что ответ разрешит все сомнения. Произнеся это, он мучительно надеялся на её отказ. А когда пауза затянулась, он уже начал бояться, что она обидится и что он всё испортил. Тогда он поспешил неуклюже сгладить предложение пояснениями, что хотел он что-нибудь купить и вдвоём поужинать, как дома. В её отказе не чувствовалось обиды. Простота, с которой она это сказала, отмела его сомнения, и стало ещё радостней.

Потом ещё, и не раз, он возвращался к этим сомнениям, а сколько-то времени спустя понимал, что их причина – не в ней, а в нём, в его большом чувстве. В такие минуты он чувствовал себя очень счастливым.

Так незаметно быстро, и в то же время – незабываемо, пролетели, как один день и как целая вечность, эти семь дней, чудесных дней августа из жизни двух молодых людей, которые до того совсем не знали друг друга, а теперь им казалось, что они не расставались с очень давних пор, а это только усиливало горечь предстоявшей разлуки и неопределённость будущего, при том, что каждый из них возвращался в свой дом, а дома? их – в разных городах, расстояние между которыми – почти тысяча километров… И всё-таки не будем драматизировать события, ибо не делали этого, в сущности, и они. Оба они были молоды, здоровы, оптимистичны, верили в своё счастье, по большому счёту не сомневались, что будет так, как лучше, и знали, что вешать нос – только усугубить ситуацию. Поэтому они старались делать вид, и даже говорить слова, что расстаются ненадолго, что стоит только захотеть!.. Понимали они и то, что соединить судьбы, даже если они очень нравятся друг другу, надо после хоть какой-то проверки временем, какого-то испытания, чтобы не ошибиться. Так что, кто знает? Может быть такое расставание, – могли утешать они себя, – в чём-то ещё и к лучшему. Ясно было тем не менее одно: они ни минуты не сомневались, до конца, надеялись, что как-нибудь всё образуется и они опять будут вместе.

2

Позади осталась Одесса – город тепла и безоблачного неба, город солнца и моря, город юмора и хорошего настроения, город их любви – их город!

Каждый из них вернулся в свой город, к своим делам, своим родителям, своим друзьям…

Разлука – серьёзное испытание чувств. Не одно знакомство, несмотря на взаимные симпатии, оборвалось из-за того, что двое жили в разных городах… К тому же отпускные знакомства – вещь несерьёзная. У Вадима уже однажды, в студенческие годы, был печальный опыт, когда в доме отдыха ему понравилась девушка. Она проявила явную ответную симпатию, но… В последний день их приятного общения неожиданно для него она призналась, что в Ленинграде у неё есть друг и дальнейшие встречи невозможны. [Об этом уже было рассказано в первой части. – Авт. ] От этой дущевной травмы он потом долго не мог прийти в себя. Но жизнь всё-таки плохо учит. Точнее, повторение риска неизбежно, ибо ведь кто не рискует, тот ничего и не добивается. Что Вадиму надо было бы делать после того сдучая? Больше не знакомиться? Не влюбляться? Да как тут можно что-то учесть, предвидеть?! Ведь каждый раз не похож на предыдущий, хотя бы уже потому, что имеешь дело с другой девушкой, и все обстоятельства другие. Так что остаётся уповать на везение и прилагать всё возможное умение. Но что нужно?! Ведь кое-кого как раз слишком большая уверенность в себе, умение, и могут отпугнуть, оттолкнуть. В общем, оставалось ждать и надеяться, надеяться и ждать, верить… А что-нибудь делать уже было, увы, трудно, когда – в разных городах, в окружении соблазнов, других людей. Чувство и память – насколько они сохранят неизгладимость впечатления от их короткого знакомства, – вот всё, что осталось. Ну, можно постараться подогревать их перепиской… Но как трудно какими-то листочками бумаги пытаться что-то сохранить, а уж усилить, исправить – и вовсе-то надежды нет!

Да, повторю, разлука – серьёзное испытание чувств… И переписка – всё, что оставалось нашим героям. Конечно, мы теперь могли бы последовать за ними и в Ленинград, и в Москву. Но что бы мы там увидели? Их жизнь вдали друг от друга? Нетрудно понять, что, расставшись, они продолжили ту же жизнь, какую прервали на время.

И хотя возвращались они вроде бы и теми же, но с этого времени, после недели (всего недели!) их общения, они были уже в чём-то другими: в каждом зародилось то чувство, без которого не было бы и нашего рассказа. И в нём, в этом чувстве, им предстояло ещё и самим-то разобраться. А проследить за этим, подсмотреть людям посторонним, вроде нас с вами, как правило не удаётся. И кто знает? Может быть, тот случай, которым на этот раз я решил с вами поделиться, действительно уникален. Всякому понятно, что юноша и девушка, как правило, откровенные беседы ведут tet-a-tet. Другое дело – письма. Молодые люди, да ешё и неравнодушные друг к другу, вынуждены доверять сокровенное бумаге, а потом стараются сохранить дорогие весточки. Поэтому нам с вами и оказалось возможным заглянуть в них. Да ешё так повезло, что – в письма обоих!

Интересно представить себе, что в течение целых девяти месяцев эти весточки проносились навстречу одни другим, со скоростью железнодорожного поезда, – во встречных поездах.

Итак, вдумайтесь, можно ли документировать диалог двоих, в течение всего их знакомства, иначе, чем удалось автору этой книги. Очевидно, что нет. Да ещё и обоих! Поэтому эта книга и уникальна!

Обращаю внимание современного читателя, повторю и это, что если раньше люди больше читали художественной литературы и оттуда черпали информацию об окружающем мире, то теперь, подчас, из телевизионных новостей и групповых обсуждений, из интернета, мы узнаём такое, чего не мог бы выдумать никакой фантаст. Многие уже почти не читают художественную литературу, а довольствуются документальным кино, новостями по ТВ и радио, интернетом, смотрят такие передачи, как, например, "Время покажет", "Пусть говорят", "60 минут" и т. п.

И если первым читателям рукописи книги, которая перед вами, не было сказано, что здесь использована подлинная переписка, то теперь сочтено целесообразным сообщить об этом читателю, именно с уверенностью, что интерес к ней будет ещё выше!

Замечу в заключение этой части. Те, кто расценил эти письма неподлинными, очень польстили автору книги, ибо и на самом деле, их такими могли сочинить именно только их авторы, в их состоянии, и никакой писатель такого сочинить бы не смог! Это – действительно уникальный случай, как, если вдуматься, и вся эта история. Вот и продолжим это невероятное повествование.

* * *

Первое письмо, которое не сохранилось, Вадим сел писать сразу же после того, как поезд отъехал от Одессы в сторону Ленинграда. Не знаю, какое впечатление он производил на соседей по купэ. Может быть, его вдохновенное творчество уже привлекло внимание. Во всяком случае, пока он не закончил и не опустил конверт в почтовый ящик на первой же большой станции, он никого и ничего не замечал вокруг. И только после этого, чтобы развеять надвигавшуюся тоску, заговорил с соседкой по купэ – шестнадцатилетней девушкой из Риги. Она назвалась Инной. Инна, Ирина – имена, с которыми судьба чаще всего сталкивала Вадима.

Здесь отмечу, что я отнюдь, сознательно, не ограничиваюсь только письмами и делаю некоторые отступления, чтобы читатель лучше понимал и обстановку и особенности моих героев. Этим и объясняются некоторые отступления, в частности, – этот рассказ о его попутном знакомстве с другой девушкой.

[Для полноты понимания добавлю немаловажное. Как я уже писал, Вадим умеет так общаться с людьми, что каждый расценивает, что он им очарован, в него влюблён. В таком же духе он разговаривал со всеми: и со священниками в разных городах, и с соседями по номерам в гостиницах повсюду, и со всеми, с кем ему доводилось встречаться. За счёт этого он получает много полезного. Далеко не многие это умеют. А я об этом – в связи с этим знакомством в поезде. Не думайте: вот, не успел полюбить одну, а уже закрутил с другой! Ну и ловелас! Но на деле он так со всеми: с кем столкнулся, с тем и разговорился. Эта черта его характера проявлялась во всём и со всеми. Поэтому он везде, с ранней молодости, и оказывался "выше всех". – Авт. ] [Рассказ об этом знакомстве можно было бы опустить. Но – как было, так и было. А кроме того, и читателю интереснее читать, когда – не один "сахар".

Итак, продолжаю.

Об именах среди знакомых девушек Вадима. Большинство девушек, обращавших на себя его внимание, с которыми он потом знакомился, оказывались именно Иннами, Иринами… Потом он даже начал думать, что если когда-нибудь женится, то именно на Инне или Ирине. Правда, несколько позже он отметил, что нередко у новых знакомых были имена, в которых две последние гласные тоже были «и» и «а», например, Инга, Лина, Эвелина, Нина и т. д. и т. п… Припомним и ещё два своеобразных имени из той же серии: Энгельсина и Сталина. И с тех пор он допускал «суженую» из этой, более широкой, серии. Забегая вперёд, и замечу, что он не ошибся. В какой-то момент, и при этом знакомстве в поезде, он успел подумать, что его новая одесская знакомая тоже не выпадает из этого ряда, и успокоился.

От нечего делать он начал развлекать новую спутницу рассказами о, будто бы своих, увлекательных приключениях во Франции и Африке, которые, вспоминая прочитанное, выдумывал на ходу. Сам того не подозревая, он увлёк её почти детское воображение, и она всю дорогу не отходила от него и всё спрашивала: "А что было дальше?"

Я специально отвлёкся, чтобы показать вам, что Вадим отнюдь не выглядел горемыкой, от которого оторвали любимую девушку. Он был – как во сне и ничего ещё толком не понимал в случившемся.

Вот теперь я, кажется, всё вам рассказал перед тем, как предоставить обещанные письма.

И всё-таки не дополнить ли вам ещё что-нибудь о моих героях, скажем, внешность? Ведь в кино об этом – каждый кадр. А здесь надо бы представить и запомнить на всё время чтения!

Можно было бы положиться на воображение читателя. Ведь всякому ясно, что если они познакомились на пляже и с первого взгляда понравились друг другу, то это уже говорит о многом. Не правда ли?

В первые дни знакомства, на пляже под Одессой

Передо мной – фотокарточка того времени (См. фото "В первые дни знакомства".). А я уже сказал вам, что всё началось в 1956 году. Пусть вас не смущает, что с тех пор прошло несколько десятков лет. Напомним слова Есенина: "Лицо к лицу – лица не увидать, большое видится на расстояньи…" Добавим ещё, что письма подобны вину: чем старше, тем ценнее.

Так вот, они сидят рядом друг с другом на спинке садовой скамейки, в пляжных нарядах. Он слегка склонился к ней и прижимает её к себе, обняв за плечи, правой рукой, а в левой (Простим ему эту показуху, модную тогда.) держит папиросу. По снимку видно, что они оба – брюнеты. И не видно, так как они сидят, какого они роста. Добавлю от себя, что он выше среднего роста и выше неё на полголовы. Что же касается их лиц, то позвольте автору отметить главное, относящееся к ним обоим: очень выразительные, карие, сразу же привлекающие внимание, глаза. А как известно, глаза – зеркало души. [К сожалению, на снимке этого не видно. Их глаза там находятся в тени. Но уж вы поверьте автору! – Авт. ] Насколько это верно в нашем случае, судить вам по тому, что вы дальше прочтёте. Добавлю ещё, что мои герои нравились, как правило, с первого взгляда. Сами они считали, что у них есть трудноисправимые, хотя и не всем заметные, недостатки. К таким недостаткам относили она – излишнюю полноватость, а он – длинные ноги. Но с годами они, наконец, поняли, что у неё это – округлость форм, которой многие другие женщины завидуют, а длинные стройные ноги и вообще – то, чего многим не хватает для полного счастья.

Теперь вы знаете о моих героях ровно столько, сколько я хотел вам о них сказать перед тем, как выполню обещанное. И я со своими рассказами отхожу на задний план. Разве что при случае что-нибудь поясню или оттеню, так как далее я отвожу себе роль комментатора. А вы постигнете, как радовались жизни, любили, молодые люди в то особенное время, когда (повторяю) были позади недавние ужасы сталинских репрессий, мировой бойни…

Конец первой части симфонии

Часть вторая симфонии

Испытание разлукой, или Душ доверчивых признанья (Doloroso[8 - Печально, скорбно, страдальчески (ит.).]

"Дело второе – добиться любви

у той, кого выбрал…"

"Так посылай же письмо,

утоляющей полное лести, —

Первой разведкой души

трудный нащупывай путь."

"Если прочтёт, а ответа не даст, —

подожди, не насилуй:

Ты приучи её глаз

к чтению ласковых строк.

Та, что хочет читать,

захочет потом и ответить, —

Всюду своя череда,

всё совершается в срок."

"А сочиняя письмо,

перечитай каждую строчку:

Женщины видят в словах больше,

чем сказано в них…"