– А ты дура!
– А я тебя выше! – и она встаёт на цыпочки рядом со мной.
Я тоже встаю на цыпочки.
– Нет – я.
Спор заканчивается борьбой. Я побарываю Светланку, оседлав, раскладываю её руки во всю ширину. Она почти не сопротивляется.
– Ну, кто выше?
Она начинает хлюпать носом. Я спрашиваю: «Ты чего, больно что ли?»
– Всё, – отвечает она, продолжая хлюпать, – залетела.
Я отпускаю её руки, оборачиваюсь на открытую форточку, но не вижу того, что «залетело». Подымаюсь. Светланка садится и, поджав худые ножки, объявляет:
– Теперь меня точно убьют.
Я не понимаю, что и куда залетело и почему её за это должны убить, и спрашиваю её об этом.
– Эх, ты что, ля-ля что ли? Ни что залетело, а я залетела. И теперь у меня будет расти живот, и я рожу. А как мы не по-правдашному ещё жених и невеста, меня сразу убьют.
Я хочу возразить, что детей «надувает ветром», но понимаю, что, верно, это не так, и смотрю на Светланку в ужасе. Не могу представить ее тощую фигурку с животом. Она встаёт и одёргивает платьице.
– Тошнит штой-то… – говорит она поморщившись.
– Может, съела чего?
– Эх! Чай беременных со всего тошнит.
Приходит её мама, и мы садимся за стол. Мне хочется рассказать, как мы здорово играли в жениха и невесту, но вспоминаю, как Светланка сказала, что её убьют, и молчу. Мы едим, и я всё посматриваю на «неправдашную невесту» в ожидании, когда её начнёт тошнить, как недавно дядю Степана с перепоя, но Светланка уплетает за обе щёки, и я прихожу к выводу, что она меня обманула, но и в то, что детей «надувает ветром», я уже больше не верю.