Записки от старости. Ироническая проза

Но прежде крышу покрыли красной металлочерепицей. Сверху струится легкий звон, с претензией на музыкальность. Пошел дождь, и звук дождя стал иной, чем до перекрытия. И еще, – подумалось мне, – новое крышевание замедляет теплоотдачу. Не будет в мороз плакать крыша, не будет капель причудливо падать и смерзаться ледяными кружевами.

Примерно так же, как эстрадные звезды не мыслят жизни без фанеры, так и бараки все чаще облицовывают теперь фанерообразными материалами, еще более искусственными, если не сказать противоестественными. Все больше пластика и во внутренний интерьерах – больше стало в офисах, даже в библиотеке, цветов и полудеревьев, магазинов, где торгуют одеждой, в Магадане заметно больше, за счет уменьшения гастрономов, так там несчетно развелось манекенов, с одной пластмассовой женщиной я фотогравировался, и жена меня приревновала.

В середине апреля 11-го года захожу в областную библиотеку, на лестнице, ведущей на третий этаж, в отдел искусств, торможу, как громом пораженный от развернувшегося хепенинга под названием «Весна».

Падает с потолка огромными неспешными музыкальными каплями талая вода, на пол поставлены для нее ведра. И они уже наполнились доверху. Звук специфический. Будь я композитором, обязательно вписал их в звукоряд. Да что ведра – в ход пошли огромные пластиковые бутыли, в которых теперь принято продавать питьевую воду с экзотическими этикетками и ставить в офисах – как последний крик моды.

Знаю, можно с огромной пользой использовать перезимовавшую воду. Не обязательно ее пить. Была во времена молодости моей мамы манера устраивать стирку в дождевой или талой воде. А в сибирском городе Черепаново, с его жесточайшей колодезной водой планомерно создавались запасы снега, и каждый дождь с восторгом встречался женским населением: отмывали волосы с настоем ромашки, преображались до неузнаваемости. Помню сквозь 50 с лишним пробежавших лет русую головку синеглазки-Нади, с толстенной косой, закрывавшей полнеба. Огромные глаза помню, не чета тем крохотным мышиным глазкам, которые показывают нам американцы в своих снятых в погоне за зеленью и Оскарами лентах. Вот где перформанс. Или хепенинг?

ЗАПИСЬ НА ПОЛЯХ, СЕНТЯБРЬ 2011-ГО ГОДА. Если крыша протекла, и на голову, в читальном зале неожиданно летит капля дождя, думаешь о кровельщиках. А далее по созвучию – о кришнаитах.

Харе Кришна – в центре города, под стойкой с огромным уличным телевизором. Сидя на земле, били в барабанчики. (Вот где перформанс с хепенингом!). И снова книжки предлагали. Агрессивные ребята. Может, они йоги нового поколения – на жидких гвоздях спят? А гвозди на жидких кристаллах. Сегодня-то их нет. Под экраном – декоративная палаточка коммунистов. Читай их газету, морально готовься к выборам.

При коммунистах крыша не текла в библиотеке. И читателей намного больше толклось. Книг в те годы понапечатали – миллиарды экземпляров. Теперь не знают, что с ними делать. Дарят читателям. Когда-то книги кончатся. И станем мы дикой безграмотной страной.

Перфо?рманс (также употребительное название – перфо?манс, [битая ссылка] англ. performance – представление, выступление) – формасовременного искусства, в которой произведение составляют действия художника или группы в определённом месте и в определённое время. К перформансу можно отнести любую ситуацию, включающую четыре базовых элемента: время, место, тело художника и отношение художника и зрителя. В этом – отличие перформанса от таких форм изобразительного искусства, как [битая ссылка] картина или скульптура, где произведение конституируется выставленным объектом. Хепенинг (или хепенинг, [битая ссылка] англ. happening) – формасовременного искусства, представляющая собой действия, события или ситуации, происходящие при участии художника, но не контролируемые им полностью. Хепенинг обычно включает в себя импровизацию и не имеет, в отличие от перформанса, четкого сценария. Одна из задач хепенинга – преодоление границ между художником и зрителем.

    ИЗВЛЕЧЕНИЕ ИЗ ВИКИПЕДИИ.

Долгие годы я относился к так называемому новому искусству скептически. Ну, допустим, собираются люди на сцене, раздеваются донага и начинают расписывать друг друга красками по телу. Тому, кто не живописец, в другом жанре, пишет или поет, это ни к чему.

Это я о себе. Но вот ведь закавыка: глава повествования создается в традиции перформанса. События жизни следуют одно за другим так плотно, что ничего не надо выдумывать. И это на руку такому человеку, как я, лишенному фантазии.

(ОБЪЯВЛЕНИЕ. Требуется натурщица. Оплата от 500 рублей.

Это что же такое? Пришла, разделась. Любуйся. Созерцание женской груди продляет жизнь мужчины. Рисование ее еще больше продляет).

Принято обнаженную натуру живописать на холсте. Тут и традиция, и культура. Классика вообще-то. Пикассо сильно перемудрил с геометрическими бабцами. Согласись, стоит женщине разоблачиться, и она Венера. Малыша на руки возьмет – Мадонна. Пикассо русскую женщину отыскал, всю жизнь Галину рисовал. А у нас – русских, вон, сколько Галь, Матрен! Ларис.

Когда-то, школьником, не воспринимал я симфоническую музыку. Научился. Не ощущал фибрами, органами боковой линии архитектуру, а теперь за уши не оттащишь, лишь бы пройти мимо творения магаданских зодчих: дворца спорта, театра со скульптурной группой на крыше, памятника знаменитому геологу. И мимо кафедрального собора тащусь, испытывая эстетическое и на донышке его – религиозное чувство. Юрий Билибин – можно так перевести как ЛЮБИМЫЙ.

Я уже писал, что за лето человеку надо немного побыть в жаре, чтобы потом быть готовым к зиме и легко переносить холода. Отдаленно похоже на закалку клинка. Включить внутренний термостат. Теперь обратное движение, переход с зимнего режима на летний. Он тоже требует энергозатрат. Как-то вдруг понял на 39-м году жизни в Магадане: необходимо шлюзование. Сердцем отозваться на весну. Ты – как мишка-медведь, выходишь из берлоги. Медведь-шатун с кривошипным механизмом.

Плюс 20 в комнате, всего-то, а умираешь от теплового удара. Слабое ультрафиолетовое облучение сквозь оконное стекло, но и оно доканывает истощенный организм парниковым эффектом. Похоже на боксерский удар под дых. Я ведь уже пережил касание тепла в апреле.

Потом убавили отопление в нашей нежаркой квартире. Руки опять стали ледяные, наступило привычное онемение. Пусть хоть хуже некуда, лишь бы привычно. Кучи снега во дворах, они до второго этажа высотой, начали неторопливо таять. Черные такие кучи – чернее чернозема. Их уже бульдозер не берет, и одна надежда на солнечные лучики. Они пробуравят.

Он лежал чернее тучи.

Помню настороженность подросшего внука, когда он увидел козу за городом, и ему сказали, что мальца кормили козьим молоком. Как он сморщился!

Недавно вычитал, что роговицу глаза наловчились делать из рога животного. Вот почему вертится и клубится образами целых два часа моя жизнь вокруг рогов. Известные детские стишки обретают новое звучание: «привезли его в больницу, он украл там роговицу…»

Поэтому Гарь, Лера и иже с ними…

– Ежи?

– Да, малыш, у тебя в жизни будет много ежей, ты их полюбишь, еже-ей.

Но однажды надоело мне в бороде ходить: жарко, лето же. Взял и побрился, а что из себя мученика строить?

Понадобилось в связи с бытовой покупкой, деньги со счета снять. А не дают. В паспорте фотка не соответствующая действительности, с бородой. А сам бритый. Что делать-то? Хоть пририсовывай. Но это, конечно, сгоряча я так подумал. Можно наклеить бороду. Иду в театр, там у меня свой человек работает на вешалке, с которой все начинается.

Можно по спецзаказу бороду изготовить, да на эту затею никаких денег не хватит. К меценату обратился, он мне в свое время деньги на издание книги жертвовал. Тот мудро поступил: одолжил из личных сбережений. Совершил я покупку, порадовал жену. Проходит месяц, и у меня на лице во всей красе свежестью играет моя собственная, не накладная, а натуральная бородка.

Пал Пална

Отсутствие боли позволяет смириться с отсутствием бессмертия

Поскользнулся. Упал. Потерял сознание. Гипс. Цемент. Железобетон. Стеновая панель. Блин. Часто произносил это слово, вот и накликал. Гололед в Магадане чуть ли не круглый год продолжается. Мало знать места повышенной опасности, ходить уметь надо. Несколько лет назад зимой пострадала женщина. У нее отчество Пална, так произносили. И зовут Павла. Упала Павла головой на улице. Едва пришла в себя, через некоторое время в собственной квартире грохнулись тем же самым местом. То ли у нее тапочки комнатные на высоком каблуке, то ли центр тяжести слишком высоко поднялся. Мода какая-то странная. Может, и путаю. Сама незамужняя, независимая, всегда на стреме и на взводе, и первая мысль в любое время суток: ай, что обо мне подумают окружающие. Якобы весь город за ней волочился, а она не могла выбрать достойного. Присмотрит кого-то себе, якобы поклонника и начинает его прессовать, отказывать в притязаниях, а тот удивляется. Не понимает, за что отшивают его, если не пришивался, и да не клеился.

Трое суток Павла пролежала недвижно, в коме. А жила одна – ни ребят, ни котят. Друзья-сослуживцы, единомышленники прознали, в форточку пролезли, оказали помощь. Нашли лилипута, который в пожарной дивизии служит. Он и пролез, открыл дверь.

Оклемалась, но остались проблемы с ориентацией – как во времени, так и в пространстве. То она Клеопатра, то Зоя Космодемьянская, то Терешкова. Стала приходить среди ночи на работу. Вроде ничего страшного, но это как посмотреть: усугубляться стало, экстрасенсорные способности обнаружились, и под горячую руку Павла вылечила двоих или троих безнадежных психопатов. Мама у нее престарелая, душу Богу отдала: вроде как судьбу задабривала: жертвуя собой, хотела дочке дать второй шанс. Больно уж хотелось ей внука понянчить. Прям бредила.

Вода камень долбит, а тут не камень, а нежный женский мозг и ковровое покрытие на деревянном полу. В конце концов, ушла к верхним людям, как говорят чукчи.

Вспоминаю с дрожью феноменальную особу, она и мне немало хорошего сделала, и вся моя семья помнит ее добро и поражается нелепости ее смерти. Да что там удивляться: где она, умная интеллектуальная кончина? Смерть всегда нелепа и противоестественна. Правда, если разобраться, и жизнь не лучше.

Я сам как раз в это время, когда она умирала, судя по записям в дневнике, блевал в раковину корейскими пельменями, с вкраплениями таблеток равновесия, на стены швыряло меня, как жирафа. Алкогольный синдром при отсутствии алкоголя. На морскую болезнь малость похоже, если учесть, что живем у моря: если с моря дует бриз, то аромат свежести доходит до нашего дома с первоначальной удалью и солью. А я ведь перед тем выступал утром на публике, гвоздички тепличные получил в подарок! Такое оставалось неотвязное ощущение, что сглазили меня, прости, Господи! Может, кто-то взял мою фотку и глаза выколол?

Даже заочно не был знаком с поклонником погибшей. Рассказывали: сильный, непокорный был атлет. Сложный, неуживчивый характер. Спортом занимался и повредил позвоночник. Она помогла восстановиться. Сама врач, невропатолог, это ее епархия. Полностью вылечить тяжелоатлета было нельзя: слишком далеко зашло. Но она упертая, характер, считай, мужской. И он стойкий и упорный вдвойне, без штанги жизни не мыслил.

Однако слишком далеко зашла борьба с обстоятельствами. Да и канцер напал, пронзил метастазами. Боль адская, невыносимая. Чтобы заглушить страдание, облил себя бензином и сжег.

Вообще-то Пална была главным врачом поликлиники в центре, рядом с магазином «Цветы» и монументом в честь великой войны, с любовным цинизмом прозванном в народе «Мозги» – за отдаленное сходство с разбитой головой. Когда-то давно здесь произошел взрыв, унесший жизнь бедолаги фермера, в прошлом взрывника золотого прииска.

Небольшая поликлиника, где лечились начальники – большие и малые. И такие придурки, как я. Все там было образцово – и врачи, и сестры. Процедуры. В конце концов, зависть населения возобладала, у всех загорелись глаза: это же нарушение демократии, когда начальников лечат лучше остальных. Поликлинику закрыли, перевели пациентов-начальников в рыбацкую поликлинику, где лечение еще лучше, а на небольших освободившихся площадях открыли травмпункт, куда валом повалили травмированные люди с поломанными руками, ногами, пробитой головой.

Когда Павла трагически окончила свои дни, многие ее пациенты поминали незаурядную женщину с непростым характером, непростой внешностью, эксцентричную, острую на язык. И тогда своя боль слегка отпустила.

В травматическом отделении пора выделить специализированный кабинет мордобоя: немало пациентов, которые «травма» произносят как «трамвай». Так для них кабинет. Некоторые стали пациентами, как говорится, не отходя от кассы. В здании, где помещается теперь травма, есть переход в стене. Загаженный и скользкий и такой же, примерно, пол, и у стен есть не только уши, но и кулаки. Надо травмпункт именем Павлы Палны назвать.

Как рыба об лед

– У меня батарейки сели.

– И ты присядь, отдохни

Было морозно, минус 35, когда наша шла домой. 18 февраля. Обморозила два пальца руки. Так обморозила, что понять не могли – обморожение или ожог.

Упала возле крыльца собственного подъезда: поскользнулась на гололеде и грохнулась со всего роста. Ее два парня подняли. Подумали, пьяная, а нет, просто убилась. Звонят снизу по мобиле, чтобы открыл дверь подъезда. У нас она на замке уже несколько лет. Ведут под руки, я у них путаюсь под ногами, как бобик.

Думал, справлюсь с раной сам, перекисью промою, есть пузырек запаянный, для внука припасали. Поднялись в квартиру – нет, перекисью не обойдешься: хлещет кровища. Из-под вязаной шапки за воротник шубки течет. Бездумно, на автомате разделась и тут же принялась одеваться. Под шапкой седые волосы, остатки пышной прически, напитанные кровью. Словно кадр из американского ужастика.

Давай-ка, быстрей в травмоотделение, благо, оно через два дома, у «Цветов». Кровь сочится, не переставая. На голове у младенцев есть родничок. Ну и здесь пульсирует родничок.

Такси вызвали, умотали голову и плечи банным полотенцем. А кровища хлещет всю дорогу до больницы. Хорошо еще, что путь не далекий.