Не щадя себя и своих врагов

– Странно, – сухо сказал Тюрин. – А наземная разведка сообщает, что прорвалась танковая колонна. Боюсь, наш генерал будет недоволен. Пишите донесение.

Политыкин достал планшет, расположился на хвосте самолета и начал что-то писать. Так было заведено: сразу же после полета, не покидая стоянки, экипаж писал донесение о визуальной разведке. Прочитав листок, исписанный Политыкиным, Тюрин спустился в штабную землянку и попросил соединить его по телефону с каким-то генералом, который для нас был тогда инкогнито. Ему быстро ответили, и командир стал докладывать о полете Климанова. Конечно, генерал остался недоволен, приказал вылететь снова и разведать дополнительно другой участок шоссе, по которому могли прорваться фашистские танки.

Экипажу следовало бы дать отдохнуть – как-никак были в воздухе два с половиной часа. Для подкрепления сил не мешало бы выпить чайку перед повторным полетом. Но такое никому и в голову не приходило. Политыкин тут же вытащил карту и принялся рассчитывать новый разведывательный маршрут. Тем временем «фотики» закончили работу и доложили, что на пленке пусто, не снято ни одного военного объекта.

Климанов слетал вторично и снова ничего не обнаружил. Лишь в ходе третьего полета по другому маршруту Климанов увидел фашистскую танковую колонну. Она растянулась на десятки километров и двигалась на Москву.

В свой последний боевой полет наш первый Батя, Алексей Иванович Климанов, вылетел на Пе-3. На этом варианте бомбардировщиков «петляковых» не было предусмотрено место для стрелка-радиста. Разведчик был сбит вражеским истребителем снизу, с хвоста. Немного прожил и провоевал бесстрашный летчик, но мы его не забыли. Недаром в народе говорят, что жизнь измеряется не годами, а трудами. В ту годину многие не возвращались. Полк набирался опыта, неся тяжелые потери. За несколько недель напряженной фронтовой жизни погиб костяк полка – степенные, семейные летчики и штурманы. Некоторые из них налетали тысячи километров в гражданской авиации и оказались сбитыми в первых же вылетах на разведку.

Все «пешки» оказались легкоуязвимыми для атак «мессеров» с нижней полусферы. Стали думать, как защитить самолет. Механики по вооружению во главе с техником-лейтенантом Александром Помазанским предложили установить под крыльями эрэсы – те самые снаряды-ракеты, которые принесли славу артиллерийским «катюшам». Идея родилась после того, как на аэродроме приземлились истребители ПВО. Под крыльями Яков мы увидели несколько черных ракет, покоившихся на стальных салазках, и стали расспрашивать механиков Яков:

– Что это за чудо у вас под крыльями?

– Секрет, ребята! – ответил один малый, улыбаясь.

– Расскажи, дружище!

– Реактивные снаряды. Каждый бьет наверняка, если даже разорвется в двадцати пяти метрах от стервятника.

– Не может быть!

– Точно! Взорвавшийся эрэс образует смертоносный шар осколков с радиусом 25 метров.

Помазанский предложил оригинальное решение для огневой защиты самолета-разведчика. Снаряды выпускались не по ходу полета, а назад: ведь разведчик не обязан вступать в воздушный бой, его задача – во что бы то ни стало доставить кассету с разведфильмом. Таким образом, «пешка» оснастилась мощным оборонительным оружием: верхнюю заднюю полусферу прикрывали пулеметы штурмана и стрелка-радиста, а нижнюю – реактивные снаряды. А когда «мессеры» атаковали в лоб, летчик открывал огонь из переднего пулемета.

Над усовершенствованием системы обороны первого Пе-2 группа механиков-оружейников работала сутки без перерыва. Наконец Помазанский вошел в землянку командира эскадрильи и доложил:

– Самолет готов! Прошу осмотреть, принять и облетать.

Под плоскостями на узких металлических балках висели по четыре реактивных снаряда. Управление ими осуществлялось из кабины штурмана, куда были выведены включатели PC. Теперь оставалось проверить, как поведет себя самолет в воздухе с дополнительной нагрузкой, как сработают включатели и где разорвутся реактивные снаряды. Испытания прошли великолепно. В течение недели все наши самолеты были оборудованы смертоносными ракетами. Их работу проверяли в боевой обстановке.

Вместе с группой воздушных разведчиков, отличившихся в боях под Москвой, Саша Помазанский получил в Кремле из рук Михаила Ивановича Калинина орден Красной Звезды. Этой высокой наградой было отмечено его рационализаторское предложение.

…День 7 ноября 1941 года выдался нелетным. Густой снег засыпал бомбардировщики и взлетную полосу. Механики дружно взялись за лопаты. На взлетной полосе появились тракторы-снегоочистители. Когда мы смели снег с крыльев, неожиданно подкатила полуторка с двумя летными экипажами. Пока разведчики в толстых меховых комбинезонах неуклюже перелезали через борт грузовика, из кабины выпрыгнул начальник штаба полка Лернер и с ходу принялся журить инженера.

– Почему не убрали снег? – отчитывал он технарей, поправляя ремень кожаного реглана. – Срочно расчехляйте моторы! Два самолета приказано послать на разведку.

Мы пожали плечами. С ума сойти – лететь в такую погоду! И естественно, расчехляли машины с прохладцей. Нам думалось, что начальник штаба решил проверить нашу боевую готовность в день праздника. Он слыл энергичным, заводным, был душою полка и смело летал на разведку в роли штурмана. Мы решили, что на этот раз он не полетит – одет легко, а эти два экипажа подняты и экипированы в унты и меховые комбинезоны по учебной тревоге.

Но мы ошиблись. Две «пешки» ушли в этот день на визуальную разведку войск противника, подтягивавшего резервы по Минскому и Рязанскому шоссе к Москве.

Когда экипажи улетели, Лернер объяснил нам, что произошло.

– Товарищи техники и механики! – начал он торжественно. – Сегодня в Москве, как всегда в день годовщины Великого Октября, состоялся военный парад!

Майор волновался и говорил сбиваясь. Когда же мы услышали о параде, которого никто не ожидал, наступила наша очередь волноваться. В строю все радостно зашумели.

– Тихо!.. Тихо!.. – призывал к порядку начальник штаба. – Это еще не все. На параде выступал наш вождь товарищ Сталин!

Многоголосый шум снова заглушил слова майора. Сталин перед войной выступал с речами очень редко. Но в ноябре 41-го все выбилось из привычной колеи. И сам факт проведения парада, и выступление Сталина воодушевили летчиков. Многие боевые экипажи направились к командиру полка Тюрину и просили разрешения немедленно отправиться на задание.

Стихийно возник митинг. Воздушные разведчики клялись:

– Мы еще раз заверяем нашу родную партию, что до последнего удара сердца будем отстаивать нашу Родину и ее столицу Москву! Перед лицом своих товарищей по оружию, перед нашими боевыми знаменами, перед всей Советской страной мы клянемся, что не посрамим славы русского оружия, не допустим врага к столице!

Выступление Сталина было коротким, содержало эмоциональные лозунги, наказы. Обращаясь к войскам с трибуны Мавзолея, он сказал:

– Вы ведете войну освободительную, справедливую. На вас смотрит вся Европа как на избавителей от гитлеровской тирании. На вас выпала великая миссия освободителей. Будьте достойны этой миссии! Пусть вас вдохновляет образ великих предков – Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусто осенит вас непобедимое знамя великого Ленина! Смерть немецким оккупантам! Да здравствует наша великая Родина! Ее независимость, свобода! Вперед, до полной Победы!

Закончился парад. Сталин вернулся в Кремль. Секретарь ЦК А.С. Щербаков доложил ему об оплошности с киношниками. Их допустили на площадь в указанное время, но ради конспирации парад перенесли на час раньше. Щербаков попросил Верховного повторить выступление. «Зачем?» – спросил Сталин. «Для истории», – был ответ. Сталин снова надел шинель и фуражку со звездочкой. Операторы сняли его по пояс, будто он и впрямь стоит на Мавзолее. Щербаков отметил, что выступление было слово в слово таким, как на Красной площади.

Экстренный выпуск «Вестника кинохроники» о нашем мощном наступлении под Москвой открывался краткой речью молодо выглядевшего вождя. Его напутствия воинам имели большой резонанс и глубокий смысл. То был призыв к единству всех советских людей, верующих и неверующих. В церквях собирали средства на помощь Красной Армии, на покупку танков и самолетов. Деятели церкви назвали эту войну священной. Они хвалили поэта Лебедева-Кумача и композитора Александрова за грозный марш. Помните? – «Пусть ярость благородная вскипает как волна! Идет война народная, священная война!» Марш зазвучал в первые недели после вероломного, внезапного нападения врага.

Вскоре были учреждены новые полководческие ордена: Невского, Суворова, Кутузова. Красивые, отличные по стилю от принятых в Красной Армии со времен гражданской войны. В моем полку девять авиаторов заслуженно получили ордена Александра Невского. В их числе – Юрий Павлович Дерябичев.

ДО ПОСЛЕДНЕГО ДЫХАНИЯ

Если бы знать, что ждет впереди! Сколько продлится эта страшная война? Кто из нас останется в живых?.. Эти мысли упрямо лезли мне в голову, когда вечером 7 ноября в офицерской столовой я вглядывался в усталые лица двух экипажей, слетавших в тот день в тыл врага.

Один самолет вел Никита Остапенко, чернобровый, немного сутуловатый украинец, а другой – русский парень Николай Поспелов. Оба благополучно вернулись, хотя Остапенко задержался и заставил всех сильно поволноваться.

Радиосвязь с ним прервалась в момент, когда разведчики были за линией фронта. Уже стало темнеть, вернулся Поспелов, а Остапенко все нет и нет. Посадочная полоса не была оборудована прожекторами. Из-за маскировки всякая подсветка аэродрома строго запрещалась. Как-то выйдет из положения Никита? Но он не растерялся, включил бортовую фару и мягко приземлился.

Герой сегодняшнего дня Никита стоял в окружении товарищей и оживленно жестикулировал. Похоже, что делился впечатлениями от полета. Рядом с ним – Алексей Никулин и другие однополчане. Все в меховых унтах, готовые хоть сейчас взлететь в небо. А Никулин в хромовых, начищенных до блеска сапогах словно собрался на парад. Говорили, будто после того злосчастного полета, когда он работал, задыхаясь на высоте без кислорода, штурман не сможет больше активно летать – врачи запретили.

Если бы знать, что ждет впереди!

Снежный буран, начавшийся в праздники, вскоре утих, и полк получил срочное задание Верховного Главнокомандования разведать войска противника, наступавшего на участке фронта Малоярославец— Юхнов. Задание должен был выполнять экипаж Остапенко.

Когда он взлетал, небо над аэродромом просветлело. А вот в районе разведки шел снег, и самолет обледенел. Высота облаков – триста метров. Вынырнув из них, Остапенко увидел огромную колонну танков и мотопехоты, двигавшихся по шоссе от Малоярославца на Москву.

Никита дал команду штурману:

– Приготовься! Сейчас зайдем в облака и скрытно спикируем на танковую колонну. В этот момент включай фотоаппарат!

Командир приказал стрелку-радисту быть готовым отразить пулеметный огонь танкистов, но гитлеровские пулеметчики почему-то не обратили внимания на пролетавший самолет. Скорее всего, они приняли его за свой или не ожидали появления русского разведчика в такую отвратительную погоду.

Прошло несколько секунд, прежде чем фашисты разглядели на крыльях красные звезды и, спохватившись, открыли ураганный огонь. Однако этих секунд замешательства хватило на то, чтобы разведчики закончили съемку. Теперь домой.

Вдруг Остапенко увидел четырех «мессеров». Они шли параллельным курсом и поджидали, когда «пешка» выйдет из зоны огня. Немецкие истребители не решались подойти ближе, опасаясь попасть под огонь своих. Но как только опасность миновала, бросились в атаку на советского разведчика. Остапенко выручили облака, и он ушел от преследования. Доставленные им фотодонесения оказались очень ценными, командир полка объявил благодарность всему экипажу.

Остапенко пройдет сквозь все опасности и без единой царапины доживет до Дня Победы. Его друг Анатолий Попов тоже останется цел, но за четыре года войны Попов не раз будет на волоске от смерти. Однополчане не перестанут удивляться, как ему удается выходить победителем из сложнейших ситуаций.

Вслед за Остапенко Попов также вскоре полетел на разведку войск противника, двигавшихся от Юхнова на столицу. Видимо, гитлеровцы приняли меры для перехвата постоянно появлявшихся в небе русских разведчиков. Два «мессера» поджидали «пешку» и, вынырнув из облаков, навалились на разведчиков.

Огненные трассы заскользили по обшивке фюзеляжа и ударили в один из моторов. Анатолий начал бросать машину из стороны в сторону, мешая стервятникам вести прицельный огонь. Однако враг все же сумел поджечь самолет и ранить штурмана Иванова.

Попов понял, что задание ему не выполнить. Надо думать о том, чтобы спасти экипаж и самолет. Он резко ввел машину в крутое пикирование, развил скорость в надежде на то, что струя воздуха сорвет пламя. Но маневр не принес желаемого результата. Разведчики только потеряли высоту и поставили себя в безвыходное положение. До земли осталось менее пятисот метров. С такой высоты опасно прыгать с парашютом.