Зимняя вишня

– Вон, дальше.

Подъезжаем к детсаду. Бегу, возвращаюсь с Антошкой. Размахивая пистолетом, он деловито забирается на заднее сиденье.

– Здлавствуйте!

– Привет, друг Антон. Как жизнь молодая?

– О'кей! – Снова едем.

– Ну-ка, давай сюда. – Не оборачиваясь, Герберт ухватывает Антошкин пистолет. Легкая борьба, пистолет в руках Герберта, а вместо него откуда-то из-под сиденья возникает автомат, да какой! И вот он в руках Антошки, окаменевшего от счастья.

– Что надо сказать Герберту Мартыновичу?

– Спасибо…

– Теперь ты оснащен самым современным оружием. Вернее, его точной копией.

– Ты его балуешь, Герберт.

– Та-та-та-та! – почти по-настоящему строчит автомат, и разноцветные лампочки загораются на нем, к упоению Антошки.

– Герберт, – говорю я, тронутая его вниманием.

– А это – тебе. – Он снова протягивает руку и достает сверток с заднего сиденья.

– Ой, что это?

Разворачиваю – новенькие сапоги. Осенние, на самом модном низком каблуке.

– Герберт, я ведь тебя просила… – щепетильное огорчение борется во мне с радостью.

– Хочешь – можешь выбросить, но я лично против того, чтобы ты ходила с мокрыми ногами.

– Ну что ты… Я просто… Конечно, спасибо.

Антошке легче относиться к жизни. Та-та-та-та – за моей спиной, в окно расстреливает прохожих, обо всем на свете забыв.

Вот и мой дом.

– Будь здоров, Антуан, – протягивает руку Герберт.

– Ты не зайдешь?

– Нет возможности. Надо вечером встречать делегацию. Утром я закину продукты…

– Герберт…

– …и абонемент в бассейн, а насчет завтрашней поездки я позвоню сегодня попозже.

Я выхожу, но Антошке выходить очень не хочется. Изобретает, что бы еще спросить, чтобы оттянуть расставание.

– А… У Лембо – такой автомат?

– У Рэмбо, это он у бабы Сони по видику смотрел.

Герберт объясняет серьезно и обстоятельно:

– Может быть. Но, видишь ли, Рэмбо – это плохой солдат, в него хорошему мальчику лучше не играть.

– Почему?

– Идем, Антон, Герберту Мартыновичу нужно работать.

– А вы кем лаботаете?

– Как тебе сказать, Антон… Немножко покупаю, немножко продаю.

– Вы плодавец?

– Идем, Антошка, – смеюсь и вытягиваю его из машины.

– Гуд бай, фрэнд Антон!

Герберт машет рукой, поднимает стекло, и «мерседес», круто развернувшись, исчезает. А мой напрочь покоренный Антон долго и восхищенно глядит ему вслед.

Назавтра у Герберта выдалось все-таки три свободных часа, за час мы домчались до Приозерска. Белый «мерседес» стоит возле нашего дома на Дачной, окруженный восхищенными мальчишками, а за рулем сидит Антон, надутый от гордости, как пузырь!

Витька уже уехал, ремонт закончен, в доме чистота.

На кухне накрыт стол, отец при параде, в кителе, мама в платье с кружевным воротничком. И мы все наблюдаем за Гербертом, который, сняв пиджак, ползает на коленях под тумбочкой, прилаживая у розетки провода. А на тумбочке стоит чудо-техника, белая микроволновая печь.

– Какое у вас напряжение? – поднимается Герберт, отряхивая брюки.

– Нормальное, как у всех. Двести двадцать.

Отец держится хорошо, с радушным достоинством, а у мамы, как ни силится она быть радушной, в глазах почему-то ужас.

Герберт чем-то щелкнул, загорелась на печке красная лампочка.

– Ну вот. Готово к употреблению. Кладете продукт сюда, – показывает Герберт, – устанавливаете режим и время, захлопываете. Когда будет готово, зазвонит само.

– Это чье же? – рассматривает отец диковинку.

– Наше, опытный образец.

– Умеем ведь, если захотим!

– Умеем, Николай Митрофанович. – Герберт смотрит на пыльные ладони и одновременно, едва заметно, на часы. – Варвара Петровна, где руки можно помыть?