На костылях любви

Отец – нефтяной олигарх, можно сказать магнат, прилетевший навестить дочь, застал ее рыдающей над потрепанной и закапанной горючими девичьими слезами фотографией актеришки, которого папа уже заочно ненавидел. Такая упертость и верность своему никчемному идеалу, такая мощная влюбленность, сопровождаемая постоянными истериками, уже грозила психическим расстройством. Об этом и задумался заботливый отец, когда они вернулись по окончании учебы в Россию, туда, где в опасной близости жил и работал тот, по кому дочь, как говорят в народе, сохла. Ну что делать?..

И тут предприимчивому и любящему папе приходит в голову дерзкая, но спасительная, как ему кажется, мысль: дать дочери то, о чем она грезит ночами, – пусть натешится им как любимой игрушкой, и тогда любовь ее, глупая и несуразная, сама отомрет. Устанет и умрет. Вот как у практикующих ведьм в рекламе: «Ваш любимый приползет к вам на коленях и будет просить пощады». И тогда он быстро надоест, даже осточертеет, но все будет ползать и ползать рядом, и избавиться от него – никаких шансов!

Вот так, полагал папа (который был, безусловно, богат, но в список «Форбс» не входил), по этой схеме и надо действовать. Только не сходить к колдунье (во всем этом мракобесии папа уже разочаровался), а поступить практичнее и радикальнее – то есть выкрасть паренька, попросту похитить и запереть в одном из загородных домов олигарха. Что это уголовное преступление – папу никак не заботило и нимало не пугало: он уже давно привык, что деньги решают всё. А денег у него было достаточно даже для того, чтобы при желании актеришку и убить (или, как иногда говорили в его кругах, «погасить»), затем вывезти труп из страны и похоронить подальше – где угодно, хоть на территории сопредельной, как полагал папа, Молдавии или в болотах Белоруссии. Но убить, хоть и очень хотелось, было нельзя: дочь потом сильно обидится, не простит, если узнает. А она узнает, он в дочери своей уверен на все сто. Она девочка пытливая и смышленая.

Значит, надо украсть парубка, лицедея недобитого, запереть так, чтобы «абонент был совершенно недоступен», и пусть дочь насладится этим «деликатесом» сполна. Только, конечно, никакого насилия! Постепенно, вкрадчиво, ласково приручить – вот как Печорин Бэлу в романе классика М. Ю. Лермонтова (на уровне средней школы папа был вполне образован). И актер тоже привыкнет к свежему воздуху, вкусной еде и скромному обаянию единственной дочери олигарха, к ненавязчивой ее красоте, что в условиях строгой изоляции и дефицита женского общества, несомненно, пробудит естественную потребность молодого мужского организма и приведет к нужному результату. Ну а потом, когда она перебесится, а он, уже выпотрошенный и безвольный, будет отпущен на свободу, пусть жалуется кому хочет, пусть судится, если захочет, – только как докажет, что его украли с целью успокоить какую-то девчонку, почти школьницу? Да над ним не то что весь театр будет смеяться – весь город! К тому же девчонка и ее влиятельный родитель могут заявить, что это он сам сгорал от любви и домогался ее так, что пришлось уступить и изолировать от общества, как он сам и просил, потеряв голову. Короче, шансов у парня – ноль! И все козыри у него, магната, и его любимой, но взбалмошной наследницы.

Решение было принято, и подготовка к похищению началась. Кроме того, необходимо было как-то уладить вопрос с родителями артиста. С театром проще – там начинался летний отпуск. Но родители могли поднять шум и инициировать начало розыскных мероприятий. Это требовалось пресечь на корню. Из всех способов папа знал только два: первый – физическое устранение препятствия и второй – деньги. Тут он тоже решил пойти привычным путем – дать родителям юноши хорошие отступные, чтобы просто помолчали несколько недель и вели себя тихо и разумно. За пару-то миллионов!..

Глава 2

Похищение

Итак, в голове всесильного папы сложился сценарий, а «сыграть» первый акт этого любовного детектива – то есть похищение артиста – не составляло никакого труда.

Все было намного проще и скучнее, чем показывают в кинобоевиках. Ну, поехал парень после традиционного перед отпуском сбора труппы домой, в свой невеселый спальный район. Ну, брел не спеша по довольно пустой улице в непозднее еще время, бормотал про себя, а иногда и вслух сцены из своей новой, только что полученной роли; ну, тормознул возле него черный «сарай» – джип «лендровер»; ну, степенно вышли из него двое ничем не примечательных мужчин, даже не качков; ну, попытался он сопротивляться, в обманчивой уверенности, что лихо умеет драться, – да ведь так называемая сценическая драка только эффектна, но никак не эффективна, поэтому двумя простыми движениями его успокоили, затолкали в джип, усыпили каким-то уколом, и очнулся он только через несколько часов в красивом загородном доме, красоту которого и пейзаж за стенами оценить, впрочем, никак не мог, поскольку оказался в небольшой комнате с мягкой мебелью, кондиционером и без окон. Так началось двухнедельное заточение Максима, причину которого он выяснил уже на следующий день.

Он действительно не понимал: за что и почему с ним обошлись таким образом? И девчонку, зашедшую в его «камеру» на следующий день, не узнал. Да и с какой стати он должен был ее узнавать, если она когда-то попросила у него автограф, а он глянул на нее как на предмет далеко не первой необходимости. Хотя, соответствуя спектаклю «Фанфан-тюльпан», она тогда пришла с красивым букетом отборных тюльпанов. Таких поклонниц после спектакля у него было уже предостаточно – десятки, если не сотни.

Она попыталась напомнить ему о себе и о том эпизоде. Он не вспомнил, но, сделав вид, что вспомнил, презрительно процедил:

– Отомстила, значит…

– Нет-нет! – заторопилась влюбленная девочка с большими возможностями. – Я не мстить, я познакомиться…

– Вот таким бредовым путем? – осведомился герой.

– Да не я это!.. Это папа так решил, – заплакала она.

– Значит, твой папа – просто урод, – подытожил Максим.

– Он не такой, нет! Он просто очень меня любит и готов на все, чтобы облегчить мои страдания, – перешла вдруг девчонка на высокий стиль старинных женских любовных романов, и голос ее возвысился и патетически зазвенел под сводами тюремной пещеры несчастного узника, жертвы собственного искрометного таланта и нездешней красоты.

И место заточения, как и полагается, тут же огласилось ее глухими, довольно театральными и все же искренними рыданиями, которые должны были пробудить в узнике если и не сострадание, то хотя бы любопытство.

Любопытство было проявлено: Максим поинтересовался, что за горе такое овладело юной девушкой – судя по всему, дочерью весьма богатого и могущественного папы, который решился даже на такую уголовщину, как похищение человека.

– Вернемся к страданиям, – сказал он, вплотную приблизившись к вздрагивающей от рыданий девушке. – Что случилось? В чем причина?

– В тебе! В тебе!!! – внезапно взвыла девчушка и бросилась на шею неосторожно подошедшему так близко кумиру своих грез и идеалу – в ее представлении – мужской привлекательности.

С трудом оторвав от себя возбужденное тело этой (как он уже решил про себя) фанатки и психопатки, Максим терпеливо подождал, пока она успокоится. Потом девица, по-детски всхлипывая, рассказала, что вот уже три года сходит по нему с ума и ничего не может с собой поделать. Пробовала, мол, разными способами (и с помощью папы) его забыть, но ничего не вышло: горе ее росло и стало всепоглощающим. И тогда отец решил… Что было дальше – он уже знает.

– И что теперь-то? – резонно поинтересовался Максим. – Так мне и сидеть тут, пока я тебе… – На этом месте он помолчал, но все-таки продолжил: – Пока я тебе не отдамся?

Он хмыкнул и посмотрел на нее, надеясь, что она правильно оценит театр абсурда, в который он неожиданно угодил.

– Не нужно! Нет! Ты что?! – заверещала она. – Никто тебя тут насиловать не собирается!

Максим опять ухмыльнулся от навязанной ему роли, которую обычно исполняют девушки, попавшие в лапы сексуального маньяка.

– Вот спасибо, – с глубоким сарказмом в голосе, который прямо-таки убивал всех его фанаток, промолвил он. – Значит, насиловать не будешь?..

– Не буду, – серьезно ответила она. Смутилась и опустила голову.

– А что будешь?

– Приходить к тебе… иногда. Один раз в день. А если позволишь – два… Просто приходить, сидеть и смотреть на тебя. Больше мне, правда, ничего не надо.

– Ну, хорошо. А потом что? Когда меня выпустят? Когда… ты меня выпустишь?

– Две недели, не больше, – утешила она. – Потом тебя отвезут с завязанными глазами в центр города и отпустят.

– Да ты что? Правда? А как же все мои знакомые, родители, наконец? Они же волноваться начнут. Уже сегодня. Кто и как их-то успокоит?

– Не беспокойся, мой хороший, – с максимально возможной для себя нежностью произнесла она. – Все продумано. Вот как раз сейчас папа едет к твоим все улаживать.

– А театр? Что с театром? Дикость какая-то, ей-богу!

– Перестань, зайка, – с ласковой и фамильярной укоризной произнесла соискательница его внимания.

Максима передернуло от этого обращения, которое, как он напрасно надеялся, никогда его не коснется, так же как и сокращенное «зая».

Девушка заметила гримасу на его лице и, правильно ее оценив, сказала:

– Все, больше не буду. «Зайку» не услышишь никогда. Но все равно перестань, не говори про театр, не выдумывай ничего. Я знаю, что у тебя там отпуск, а съемки следующей картины начнутся только через месяц.

Тут она, повзрослев разом года на три, кокетливо улыбнулась Максиму и вышла. Ключ дважды повернулся в замке.

Глава 3

Визит недоолигарха к неимущим слоям населения

Тем временем папа разговаривал с родителями похищенного.

Естественно, Платон Сергеевич – отец и Агриппина Васильевна – мать уже сильно нервничали из-за отсутствия сына и даже звонка от него. Еще немного – и последовало бы обращение в милицию (в то время она еще так называлась) с соответствующим заявлением.

Но на следующее утро после суток паники на пороге их скромной квартиры возник шикарный господин в блестящем костюме, с букетом роскошных дорогих роз в одной руке, бутылкой итальянского игристого шампанского – в другой и самой лучезарной улыбкой на нежно-загорелом лице, улыбкой, лучезарнее которой родители похищенного парня не видели даже в телевизоре. Реклама отбеливающей зубной пасты выглядела жалким подобием улыбки олигарха класса «б».

Эта улыбка стоимостью в автомобиль представительского класса могла пленить кого угодно, но не родителей пропавшего Максима, и она постепенно сползла с лица озадаченного хозяина. Погасла. И первый контакт, таким образом, оказался провален.

Платон Сергеевич и его жена держались настороже и совсем негостеприимно. Понятное дело, им сейчас было не до гостей. Беспокойство за пропавшего сына сейчас было главным в их настроении и поведении. Заинтересовать их могла только эта тема. Она вскоре и возникла как главная причина визита.

– Я пришел по поводу Максима, сына вашего, – почти застенчиво и виновато промолвил магнат. – Могу войти?

Вмиг оживившихся родителей пронзило острое чувство вины за собственную невежливость и осознание того, что держат нежданного, но все-таки гостя на пороге.

– Да-да, конечно, – засуетились они. – Проходите, пожалуйста!