– Мы пустили слух, что Депо карт к 1812 году выпустит обновлённый вариант карты специально для военного министерства. Что, по-твоему, стали делать французы?
– Французы? Ну, конечно же попытались выкрасть такую карту.
– И снова правильно. Ну а мы что должны были делать?
– Мы? Подсунуть фальшивку.
– И опять правильно. Ты мыслишь не только как разведчик, но и как контрразведчик. Именно так мы и сделали, подсунули фальшивку. У французского посла Лористона шпионской деятельностью в Петербурге руководил некто барон Клеман. Запомни это имя. Мир тесен, вдруг придётся свидеться. Мы за ним давно следили. Так вот: он якобы завербовал человека из Депо карт и хорошо заплатил ему за медные оттиски такой столистовой карты. Естественно, фальшивой, хотя эту фальшивку мы готовили так, что многое, кроме военных объектов, соответствовало действительности. Поэтому не удивлюсь, если в данный момент Бонапарт глядит вот в эту, – Закревский рукой указал на карту справа, – только с названиями, переведёнными на французский. Каково, а?.. Может быть, твой завербованный француз наносил направления ударов их армии на краденную у нас карту-фальшивку?
Закревский с Ярцевым рассматривали карты, опустившись на колени, что вызвало недоумение дежурного офицера, принесшего чай.
– Спасибо, брат, ступай… – Закревский отпустил его и поднялся. Ярцев последовал его примеру.
После того как они выпили по стакану чая, начальник Особенной канцелярии подвёл итог:
– Как видишь, граф, печатная продукция в военном деле вещь далеко не последняя. А поэтому отбываешь в корпус Витгенштейна не с пустыми руками.
После этих слов Закревский пригласил Ярцева в небольшую комнату, что примыкала к его кабинету. Там царил полный бедлам: на полу лежали обвязанные верёвками тюки не то листовок, не то каких-то афишных объявлений; также всюду валялись обрывки бумаги, картона; пахло свежей типографской краской. На середине комнаты стоял единственный стол. А вот на нём царил порядок в виде нескольких, аккуратно сложенных стопок, состоящих из отпечатанных листов. На верхнем первом листе каждой стопки красовалась яркая надпись, сделанная чёрной краской.
Закревский взял один листок из ближайшей стопки, протянул Ярцеву:
– Вот, изволь взглянуть.
Ярцев осторожно взял листок. Там говорилось:
«Немцы! Зачем вы воюете с Россиею, перешли её границы, вражески относитесь к её народонаселению, тогда как в продолжение многих столетий она постоянно находилась в дружеских к вам отношениях, принимала к себе тысячи ваших соотечественников, вознаграждала их дарования и поощряла их занятия торговлей и промыслами?»
– Воззвание к немцам составлял лично Барклай-де-Толли, – прокомментировал Закревский. Отпечатано 10 тысяч экземпляров.
Ярцев продолжал читать. Далее говорилось, что война Наполеона с Россией грозит немцам гибелью. В то же время Барклай-де-Толли призывал их вспомнить о своей национальной гордости. Пустыми словами эта прокламация не заканчивалась. Для тех, кто перейдёт на сторону России в этой войне, предполагалось создать немецкий легион, который должен бы был возглавить один из государей раздробленной Германии.
Ярцев дочитал, задумался. Начальник Особенной канцелярии, наблюдая за его выражением лица, пояснил:
– Наш человек, работавший в Пруссии, доносил следующее. – Закревский достал из лежащей на столе папки два листка: – Вот, изволь ознакомиться. Занятно…
Сообщения были следующего содержания:
«В Пруссии говорят, что все отставные и находящиеся в подвижном войске прусские офицеры желают перейти в Россию, но встречают многие препятствия в позволении, почему стараются под разным одеянием переходить границу.
Жители прусские сильно раздражены против французов, молят Бога о ниспослании русскому оружию счастия и желают, дабы Император Российский присоединил их землю к своей…»
Об авторе сообщений Закревский, естественно, умолчал. Ни в нынешние времена, ни в те далёкие имена разведчиков не разглашались, даже их товарищам по службе. А сообщения из Пруссии в Особенную канцелярию отправлял подполковник Чуйкевич. Пётр Андреевич Чуйкевич, как разведчик, сыграл ведущую роль в разработке стратегии ведения войны с Наполеоном.
Чуйкевич подготовил записку, которую озаглавил «Патриотические мысли или политические и военные рассуждения о предстоящей войне между Россиею и Франциею». В этом документе подводился итог анализа разведывательных сведений, поступивших от русских военных агентов и давались рекомендации русскому командованию. Чуйкевич не только внимательно изучил состав французской армии, но и оценил стратегию Наполеона. Чуйкевич пришёл к выводу о том, что Наполеон, навязывая противнику генеральное сражение, пользуется мощью своей армии и наносит ему существенное поражение. В своей записке Чуйкевич предлагал избегать генерального сражения и навязать Наполеону бой тогда, когда ему это будет невыгодно. Чуйкевич пишет:
«Гибель русской армии в генеральном сражении против французов могла бы иметь пагубные для всего Отечества последствия. Потеря нескольких областей не должна нас устрашать, ибо целостность государства состоит в целостности его армии… Уклонение от генеральных сражений, партизанская война летучими отрядами, особенно в тылу операционной неприятельской линии, недопущение до фуражировки и решительность в продолжении войны: суть меры для Наполеона новые, для французов утомительные и союзниками их нетерпимые».
Ярцев дважды перечитал записку. Ценность записки подполковника Чуйкевича состояла в убедительном обосновании необходимости отступления русской армии до момента достижения равенства сил.
– Военный министр Барклай-де-Толли внимательно изучил записку и высоко её оценил. Думаю, именно так мы и будем воевать с Бонапартом, – заключил Закревский и довольный тем, что её содержание, а также листовка для немцев произвели на капитана Ярцева впечатление, достал ещё одну листовку, но из другой пачки. – А вот это для французов.
Листовка, обращённая к французским солдатам, призывала прекратить военные действия и вернуться на родину.
– Но для тебя, наверное, самым интересным будет обращение к итальянцам, ведь ты по матери итальянец? – и Закревский протянул следующую листовку, которую Ярцев едва не выхватил из рук. Хорошо знакомые слов и выражения заставили его быстро прочесть:
«Итальянские солдаты! Вас заставляют сражаться с нами; вас заставляют думать, что русские не отдают должной справедливости вашему мужеству; нет, товарищи, они ценят его, и вы убедитесь в этом при сражении… Не обманывайте себя относительно наших первых движений; вы слишком хорошо знаете русских, чтобы предположить, что они бегут от вас».
Далее для убедительности Закревский показал Ярцеву схожие листовки, с обращением к испанским и португальским воинам наполеоновской армии.
– Так что те, кто думает, что пули, ядра, пушки и сабли главное, а листовки, воззвания и прочие бумажные прокламации – чепуха, ошибаются, – подытожил Закревский и кивнул рукой на стол. – Это оружие не менее грозное. В армии Бонапарта почти половина не французы, и наша задача их отсечь, а ещё лучше перетянуть на свою сторону. Такие, брат, дела…
* * *
Начальник Особенной канцелярии полковник Закревский в своих рассуждениях был прав. Война 1812 года между Россией и Францией велась не только на поле боя. Помимо военных и дипломатических столкновений, разведывательных и контрразведывательных операций была организована и агитационная деятельность в рядах противника.
Историческая справка
В 1807 году император Александр I повелел высочайшим указом при всех губернских правлениях завести типографии и положить на их содержание ежегодную сумму. К началу войны в одном только Петербурге насчитывалось около полутора десятка типографий, как казённых, так и частных. Но была среди них особенная – походная типография Кайсарова.
В самом начале войны в Петербурге в главном штабе было задумано вести широкую антинаполеоновскую пропаганду непосредственно через армию. По этой причине был создан пропагандистский центр с походной типографией. Правительство идею поддержало. Руководителем типографии был назначен Андрей Сергеевич Кайсаров. Он считал, что «…один печатный листок со стороны неприятеля наносит больше вреда, нежели сколько блистательная победа может принести нам пользы». Французы уже активно пользовались этим способом воодушевления своих солдат и устрашения противника. По мнению Кайсарова, нечто подобное необходимо было создать и при русской армии.
Русским офицерам было приказано оставлять по мере отступления различные листовки и прокламации, обращённые к армии Наполеона. Все они были написаны на национальных языках тех солдат и офицеров, к которым были обращены.
Не все пропагандистские материалы дошли до адресата, не все сумели убедить противника перейти на сторону России. Но определённые положительные результаты были. Из сдавшихся в плен испанцев и португальцев в конце 1812 года будет сформирован испанский Александровский полк; из перешедших на русскую службу немцев создадут Русско-немецкий легион. Сформируются, правда, меньшие по численности, французские и итальянские части. Все они повернут оружие против Наполеона.
Но всё это будет потом. А сейчас…
* * *
– Эти баулы с листовками передать лично полковнику Мещерину, – пояснил Закревский. – Надеюсь, не забыли такого?
– Что вы, как можно… буду рад встрече.
– Вас будут сопровождать трое казаков во главе с урядником.
– Каковы мои дальнейшие действия?
– Я уже сказал: поступаете в полное распоряжение Мещерина, – на лице Закревского появилось подобие улыбки. – Не сомневаюсь, капитан Ярцев ещё послужит Российской империи, и не только как артиллерист или военный инженер.
– Когда мы должны выехать? Завтра утром? Днём?
– Сегодня и немедленно!
Около часа они подробно обсуждали все тонкости предстоящего дела. Прощаясь, Закревский подал руку, окинул взглядом:
– Ну, Павел Петрович, с Богом!
– Благодарю, Арсений Андреевич! – Ярцев ответил рукопожатием и тут же вскрикнул.