И тут же подумала:
«Зачем я оправдываюсь? Меня ни в чем не обвиняют».
– Писательница? – блондин посмотрел на нее с улыбкой. Он выпустил из руки бусы, и они закачались, ударяясь друг о друга с тихим стуком. – О чем же вы пишете?
– О людях. Их радостях, обидах, страстях.
Рыжий фыркнул:
– Такая красивая девушка, а занимается всякой хренью. Лучше бы танцевала, с такими-то ножками.
Татья вскинула голову, едва не ответила: «Тебя забыла спросить, тупой полицай!» Но, конечно же, промолчала, только осмотрела презрительным взглядом.
Блондин насмешливости напарника не разделил. Подойдя к Татье, кивнул на колбу в ее руке:
– Это что такое?
Она прочитала голографическую надпись на его куртке: номер 36489. У них даже имен нет. Только номера, как у машин.
– Чернила, – ответил за нее Карл Вениаминович. – Такими некогда писала английская писательница Джейн Остин, если это имя не оскорбляет слух господ полицейских.
В его интонации звучал явный сарказм. Судя по лицу рыжего, имя писательницы ни о чем ему не говорило.
– Проверь состав чернил, – сказал блондин напарнику и протянул руку к колбе: – Вы позволите?
Как будто ее отказ что-то поменяет.
– Пожалуйста! – преувеличенно громко произнесла она и отдала чернила.
Номер 36489 передал их напарнику, тот капнул на затянутое в перчатку запястье, и справа от капли замерцали мелкие строчки. Татья вытянула шею, пытаясь разглядеть, что написано.
– Ну, что там? – спросил блондин.
– Ничего интересного, – ответил напарник. – Галловая кислота, железный купорос, гуммиарабик, глюкоза, фруктоза, фрагменты пектина, этиловый спирт.
– Стой на месте! – неожиданно рявкнул блондин на Карла Вениаминовича, который сделал несколько шагов к пузатому комоду.
Хозяин лавки замер, подняв руки. Мол, спокойствие, господа полицейские.
– Вот так и стой, – одобрил номер 36489. – И чтобы руки все время на виду были.
«В чем же он провинился? – недоуменно подумала Татья. – Такой милый, безобидный дедушка. Наверняка с кем-нибудь перепутали. Лишь бы обвинить!»
– Значит, чернила здесь покупаете, – произнес блондин, и его голубые глаза встретились с каре-зелеными Татьи. Она кивнула, и «номер» продолжил: – Небось еще и пером пишете свои романы о страстях человеческих. Все, как в старину.
Татья сделала вид, что не заметила иронии в его голосе, спокойно ответила:
– Бывает, что и пером. А что это противозаконно?
Лишь бы они не попросили продемонстрировать как это, писать пером! Одно дело сказать, совсем другое – сделать.
– Нет, скорее, экзотично. Кажется, современные писатели уже лет пятьдесят передают образы читателям напрямую без каких-либо вспомогательных инструментов.
Она посмотрела на полицейского с интересом. Вот уж не думала встретить среди них человека, интересующегося способами трансляции книг. Татья открыла рот, чтобы ответить, но рыжий вдруг спросил со смешком:
– Папашке своему в тюрягу тоже пером письма пишешь?
Татья вздрогнула – ведь ожидала, но все равно оказалась не готова. Блондин досадливо поморщился. Хозяин лавки переводил взгляд с одного на второго, и по его изборожденному морщинами лицу было невозможно определить, о чем он думает. Она нашла в себе силы взглянуть в лицо рыжему, и с достоинством ответить:
– Мы с отцом лишены возможности общаться.
Кажется, он смутился.
– Предлагаю ее отпустить, – негромко сказал блондин напарнику, но по интонации больше походило на приказ. – А с вами, Карл Вениаминович, мы побеседуем.
За шкафом послышался шорох. Полицейские насторожились и разом повернули туда головы. В тот же миг из-за шкафа с гомоном вылетело большое и красно-зеленое. И прежде, чем Татья успела закричать: «Это попугай!», пернатый налетел на рыжего. Полицейский отбил его кулаком, отправив на пол.
– Вот дьявол! Предупреждать же надо! – воскликнул рыжий, явно смущенный тем, что так резко отреагировал на птицу.
Татья метнулась к попугаю, села на колени. Раймонд тяжело дышал, открыв клюв и подняв дыбом перья на голове. Карл Вениаминович опустился на пол рядом с Татьей и сунул что-то ей в руку. Татья машинально сжала ладонь в кулак. Вещица была твердой и холодной, с четырьмя углами. Вскинув на Карла Вениаминовича глаза, девушка спросила взглядом: «Что это?»
«Помоги мне», – ответил его взгляд.
Она почувствовала сухость во рту. А если обыщут? Конечно, не имеют права, но мама говорила, что арест отца лишил их всяких прав. В то же время Татья знала, что нельзя не помочь старику. Да и что там может быть такого опасного? Смешно представлять немощного Карла Вениаминовича замешанным в чем-то преступном.
Скорее почувствовав, чем услышав движение за спиной, Татья обернулась. Это оказался блондин.
– Ну, как он? – спросил полицейский, кивнув на попугая.
Татья сильнее сжала в кулаке вещицу и поднялась в полный рост. Полицейский был на голову выше ее.
– С ним все в порядке, – сухо сказала она, избегая смотреть на его напарника. – Можно я пойду?
Блондин кивнул.
– До свидания, – обратилась она к старику и попугаю.
– Приходите еще, Танюша.
Попугай на этот раз даже возражать против неправильного имени не стал. Бедняга!
Чувствуя на себе взгляды полицейских, она нарочито медленно подняла с пола упавшую сумочку, направилась к выходу, каждое мгновение ожидая окрика «Стой!». По спине стекали струйки пота, казалось, что вещица жжет руку. А если они заметят, что она прячет вещицу в кулаке? Если заставят показать? Какая ирония: она даже не представляет, что это может быть!
Вот и дверь. Нажать на ручку, переступить порог, закрыть. Стук дерева о дерево. Свобода?
Перепрыгивая через ступени, Татья сбежала вниз. Выскочила на улицу и вдохнула сырой, пропахший тиной воздух. Только теперь решилась разжать ладонь.
Глава 4. Егор