Постель нагрета —
Добро бы зразу
Или котлету.
Я выпил воду
С ладони прямо,
Из бутербродов —
Засохший пряник.
Вот это глыба!
Одно лишь грустно:
Молчал как рыба
Твой Заратустра.
Игрок и Смерть
Когда-то, в мутные года
Жил на Земле Игрок.
Во всё, что хочешь, он играл,
Причём, играл как бог.
Он был отчаянный боец.
Когда ж пришла Она,
Отсрочить плановый конец
Он страстно возжелал.
«Хотя на свете я в гостях,
Отнюдь, не праздно жил,
Давай сыграем на костях», —
Он Смерти предложил.
«И коли выпадет в твой ход,
К примеру, дубль пять,
Мне дашь полгода или год,
А там… метнём опять».
«Доколе будем мы играть?» —
Спросила Смерть его:
«Ведь часто может выпадать
Заветное число».
«Там будет видно, не грусти,
Всегда приму отказ», —
В стаканчик кости опустил,
Не опуская глаз.
Присущ и Смерти был азарт,
Не всё ж ей так косить,
А этот грамотно сказал,
Не стал, как все, просить.
С тех пор встречались каждый срок,
Чтоб партию сыграть.
Про кости Смерти невдомёк:
На каждой грани – пять.
Четыре воина
Когда Земля на грани краха,
И мир летит в тартарары,
У той, прославленной, горы
Они одни встают из праха.
Берут потёртые доспехи,
Мечи, разбитые щиты,
И выходя из темноты,
Не сомневаются в успехе.
Хотя всего их двадцать восемь.
Зато вокруг врагов не счесть.
Но, с ними Бог и с ними честь,
И каждый слово в сердце носит.
Жаль только четверым достанет
Безумный подвиг совершить.
Ведь властью им не дорожить,
Их слава грешная не манит.
И первый здесь, конечно, Воля.
Он твёрд, бесстрашен и суров,
Свободен от любых оков,
Не знает слабости и боли.
Другой – теперь Добром зовётся.
Пускай дороден и болтлив,
Немного, может быть, сонлив,
Не он не хуже братьев бьётся.
На левом фланге Правда-воин.
Упрям, задирист и плечист,
Жаль на руку не слишком чист,
Но, в целом, большего достоин.
Последний – названный Любовью.
Надёжен, право, не всегда,
Но лихо рушит города
И проливает реки крови.
Когда же бой утихнет грозный,
Испив игристого вина,
Забудут, чья была война,
Уйдут, как высохшие слёзы.