Аванс прошлому

И вновь вспоминаю его:

– Надо уметь терпеть, надо радоваться, надо уверенно шагать, покоряя горы, прокладывая дороги, – другого не дано. Дед всегда чтил разум и труд, все, что дарует людям мощь, доброту, надежду. Он чтил и далекие тихие горы, ветер и дождь, бурный Терек, несущий светло-желтые волны к Каспию, зеленые луга, словно это было предопределено ему от сотворения мира, который и я сейчас приветствую от всего сердца, как мой седобородый дед.

– То, что помнишь, не стареет, – любил говорить он, вспоминая о некогда Оболенском и Медвежьем лесе, о «Барабане» – высоком месте за станицей, о Черной речке, о бьющих там родниках и какая в них вкусная вода.

У каждого, несомненно, есть индивидуально неповторимое, но в то же время общее, что сближает идейные и эстетические принципы. «Если моим пером водит великая любовь к родной земле, – про себя подумал я, – память о родителях, предках, если кто-то, неведомый мне, читая слова мои, может хоть на миг ощутить то, что ощущаю я, увидит – хоть на миг – произрастание травы, струйку родника, полет звезды, падающий на землю снег, – значит, ладится мой труд».

Жизнь – это длинная река, в ней за каждым поворотом сюрприз за сюрпризом. Любое событие чему-то учит, пережив его, мы становимся старше, опытнее, умнее, что ли.

Моя юность пришлась на короткий период «оттепели», когда мощный идеологический прессинг немного ослаб. Вместе с модным рок-н-роллом и стильной одеждой, вместе с книгами запрещенных и оттого еще более привлекательных писателей мы стали избавляться от прививки коллективного сознания, которое, как известно, было выше собственнических интересов. Я усвоил, что величайшая ценность на этом свете – личность человека. А личность всегда в одиночестве, в меньшинстве и рассчитывать личность может только на собственные силы и больше ни на кого. Тем более что с каждым годом эта задача становилась все важнее. Обеспечить свое будущее надо было самому, потому что другой поддержки у меня не было.

После восьмого класса я принял решение пойти учиться в ПТУ. Учился на слесаря-монтажника в городе Грозном, участвовал в художественной самодеятельности – играл на кларнете в духовом оркестре.

Учился я два года. Первый год – теоретические занятия в классах и практические в мастерских училища, а второй год – два дня в неделю занятия в училище, а остальные дни работа на производстве. То есть с восьми часов утра я приступал к работе с бригадой, куда был включен. Это был невероятный опыт. Я непосредственно выполнял работы по специальности, как и все рабочие бригады. И эта работа пробуждала важное для меня чувство единения с другими людьми.

А работали мы на различных объектах нефтеперерабатывающего комплекса города Грозного. Или строили что-то новое, или ремонтировали.

Специальность я получил «слесарь-сборщик стальных конструкций». Дипломную работу защитил по устройству и эксплуатации газгольдеров[1 - Газгольдер (англ. gas holder / gas – газ, holder – держатель).]. И продолжал работать в том же строительном управлении, где проходил практику.

Но и после окончания училища я не остановился в стремлении самосовершенствования. Я занимался музыкой. И это увлечение найдет свое продолжение в дальнейшей жизни.

В свободное время я продолжал играть на кларнете, а позже и на саксофоне в различных оркестрах города. Хорошую школу игры в духовом оркестре я получил у отставного военного дирижера В. Т. Тютяева, в руководимом им городском оркестре при парке культуры и отдыха «Трек» и в эстрадном оркестре при клубе МВД, которым руководил замечательный музыкант – трубач Владимир Иванович Медведев. Кроме рекомендаций по игре на инструменте они старались дать мне определенные необходимые теоретические знания, за что я им очень благодарен.

Оба личности неординарные. Виктор Тимофеевич перед войной окончил Саратовскую консерваторию по классу трубы и играл в различных симфонических оркестрах. В войну стал военным дирижером и на всю жизнь связал себя с армией. Его знали во многих городах, но так получилось, что последним местом службы оказался Грозный, и здесь он остался на постоянное место жительства. Здесь мне и посчастливилось с ним встретиться.

У Владимира Ивановича Медведева другая судьба. Он уроженец города Грозного. Законченного музыкального образования не имел, но был великолепным практиком – трубачом, аранжировщиком. Музыкант до военной поры. Он был инициатором и собирателем симфонического оркестра Грозненской филармонии, в котором сам долгое время проработал трубачом. А сам он был по основной специальности замечательный закройщик-портной. Пошитыми им мужскими костюмами гордились любители тогдашней моды. Вот у них я два года занимался музыкой, продолжая работать на стройках нефтехимии. А потом пришла пора идти в армию. Начал служить я здесь же, в городе Грозном, в военном духовом оркестре танкового полка и, как оказалось, надолго связал себя с армией. О службе в оркестре писать не буду. Она проходила успешно, ровно, с удовольствием, я стал сержантом. Об этом мною написан рассказ «Военной музыки оркестр», который печатался в периодической печати, поэтому опустим это. Замечу только, что в моей жизни того времени, по существу, было два пути. Я мог, как нормальный гражданин, отслужив положенный срок, вернуться на «гражданку» и работать в народном хозяйстве, заниматься своим любимым делом. Мог остаться в армии и заниматься музыкой, сделав ее своей профессией.

И я задумался. «Ну вот отслужу я, а потом куда?» – вертелось в голове. Но жизнь неожиданно сама открыла передо мной дальнейший путь. Дирижер оркестра Андрей Иосифович Усвайский, которому я многим обязан в жизни, посоветовал: «Оставайся в армии. А для этого стань офицером. У тебя получается политработа. А музыка всегда будет тебе подспорьем».

Вскоре по рекомендации политического отдела соединения я был направлен в политическое училище и успешно его закончил. Мне было присвоено звание «лейтенант» и я был назначен на должность заместителя командира роты по политчасти.

О сделанном выборе я не жалею. Были трудности и проблемы, которые так или иначе решались, но были и минуты счастья, удача – когда я видел, что интерес и уважение к моей работе замечаются и оцениваются. И работать хотелось еще лучше. Я иногда думаю: не уедь я учиться в Грозный, не послушайся в свое время умных людей, которые посоветовали мне остаться в армии, да, молодость у меня, конечно, прошла бы, может, веселей, беззаботней, может, и легче? Но позднее вот кем бы я стал?

А так я – смею думать – жил, как говорят, не праздно и не пресно, мне часто было тяжело, но никогда скучно.

Армейская служба подняла меня на высоту, которая раньше могла только сниться. Она заставила меня, уча других, самому постоянно учиться. Я имел власть, и бывали минуты, когда от меня зависели судьбы людей. А уже одно это чего-то да стоит. Пусть не всегда по своей воле, но я исколесил Россию. Жил и в хороших городах, и в глухомани, далекой от цивилизации. Я был посвящен в некоторые тайны, о которых не говорят вслух. За что я благодарен той власти, так это за то, что не стал самодовольным провинциалом. Но странным образом я никогда не чувствовал себя и нищим, чего больше всего боялся с детства.

Моя служба стала давать столько, сколько необходимо, и даже сверх того. И чем дальше – тем я получал от нее больше.

Написал об этом, и перед глазами пробежали места службы: Дагестан, Монгольская Народная Республика, город Череповец Вологодской обрасти, поселок Гарболово Ленинградской области, город Саяногорск в Хакасии и город Красноярск.

Первым местом службы стал город Буйнакск, куда я в числе восьми выпускников был направлен на восстановление последствий землетрясения в Дагестане.

2

И вот я в Дагестане.

Хотя я родился и вырос на Кавказе, Дагестан был для меня неизведанным краем. Выйдя в Махачкале из поезда, я полюбовался Каспийским морем, которое плескалось совсем рядом, и двинулся на автовокзал. С него я начал знакомство с республикой и ее жителями. Здесь от дагестанцев – тех же кумыков, аварцев, лезгин, агулов, даргинцев и других – в их нелегкие для жизни минуты я узнал, что в Махачкалинский аэропорт и на железнодорожную станцию приходят стройматериалы, продовольствие, палатки, медикаменты, другая помощь для пострадавших от землетрясения. И оттого, что горцы с первых же минут бедствия собрали свои силы воедино, оттого, что ощущали поддержку всех народов нашей страны, на лицах их я не заметил следов паники или растерянности. Хотя, как я потом узнал, в Дылыме (Казбековского района) не осталось ни одного дома, не пострадавшего от землетрясения. Одно из лучших сел района – Зубутль – было разрушено в прах. Беда маленькой республики стала бедой всей страны, и из всех уголков нашей страны люди протянули руки дружбы и братства. «Не прошло и восьми месяцев, как родилось на просторах низменности новое село Зубутль, – читал я позже в газетах, – с новыми домами, покрытыми оцинкованным железом, село, все утопающее в зелени, в виноградниках и фруктовых деревьях».

В разрушенном дотла Кумторкале живущие в палатках люди верили, что их новое село непременно будет краше прежнего. А так было везде, где набедокурила стихия. И вера людей была не напрасна, в чем я позже убедился сам.

Немного истории.

Один из героев А. Н. Толстого «Гиперболоид инженера Гарина» горный инженер Манцев говорил: «В настоящее время… земной шар представляет следующую картину. Верхний его покров состоит из застывших гранитов и диоритов толщиной от пяти до двадцати пяти километров. Эта корка снаружи покрыта морскими отложениями и слоями погибшей растительности (уголь) и погибших животных (нефть). Кора лежит на второй оболочке земного шара – из расплавленных металлов, – на Оливиновом поясе…» Это описание учитывало научные данные своего времени. Сегодня мы знаем про нашу планету больше, чем вчера, но вопросов остается еще очень много. Один из них – землетрясение. Отчего они происходят и можно ли их прогнозировать?

Наши предки придумывали самые разнообразные объяснения и, конечно, не соответствующие действительности причины. Хотя уже Лукреций говорил: «Природа все делает самопроизвольно, без вмешательства богов».

Поверхность земли кажется нам неподвижной. Но на самом деле она все время совершает колебания. Одни колебания слабые, для человека практически незаметные, их можно обнаружить лишь с помощью чувствительных приборов, другие – настолько сильные, что человек чувствует подземные толчки, а иногда слышит гул. Толчки бывают настолько сильными, что не только ощущаются человеком, но и являются причиной разрушений на поверхности Земли. Колебания земной поверхности под влиянием природных сил носят название землетрясений. При сильном землетрясении колебания почвы охватывают большое пространство. При этом около очага землетрясений появляются трещины в земле, разрушаются постройки. То есть причина землетрясений – смещение крупных блоков земной коры. Внутри Земли происходит перераспределение вещества, которое вызывает резкие нарушения равновесия слоев, что ведет к перемещению блоков горных пород. Перемещение блоков вызывает толчки, которые достигают земной поверхности и обусловливают ее движение.

Анализ явлений, происходящих при землетрясениях, сделал гениальный русский ученый М. В. Ломоносов. Так, в своей книге «Слово о рождении металлов от трясения земли» (1757 г.) он описывает землетрясения, отмечая, что не только разрушенные города свидетельствуют о происходящих землетрясениях, но и «…все лицо земное исполнено явственными сего доказательствами. Где только не увидишь в расселинах горы; тут оставшиеся следы земного трясения были, не сомневайся»…

Землетрясение явление не редкое. Геологами А. П. Орловым и И. В. Мушкетовым собраны сведения о 2574 землетрясениях за период с 596 г. до н. э. по 1888 г. В среднем приходится по одному в год. Но сейчас выявлено, что их намного больше. В СССР самые разрушительные были Ашхабадское с 5 на 6 октября 1948 г., в Ташкенте – в 1966 г., в Дагестане – в 1970 г. О ликвидации его последствий я и хочу поделиться, ну, это к слову. А пока я ехал к своему месту службы.

Шоссе с хорошим покрытием тянулось вверх, к перевалу, петляя вдоль крутого горного склона, то исчезая за сероватыми и бурыми горами утесов, то появляясь вновь ступенькой гигантской лестницы, висевшей над кручами и обрывами. Было безветренно и жарко. Воздух, соприкасавшийся с разогретым асфальтом, струился и подрагивал, обнимая тело плотной жаркой пеленой. Склон был каменным и почти безлесым, хотя среди скал виднелись какие-то деревья и кусты.

Автобус шел со скоростью не более сорока километров. На такой дороге достаточно. Видно, шофер не рисковал ехать быстрее.

Мимо мелькали каменные глыбы, то плоские, то остроконечные или причудливо изломанные, из открытых окон потянуло свежим ветерком, яркие солнечные блики заиграли на стенках автобуса. Подъем, сначала плавный, сделался круче, но автобус будто не замечал этого, лез и лез себе неспешно в гору, гудел мотором, цеплялся шинами за серый асфальт.

– Сейчас будет крутой поворот, – сказал кто-то в автобусе. И он действительно повернул, огибая скалу. Теперь справа тянулся вертикальный горный склон, а по сути вырубленная в горе стена, а слева зиял обрыв – так, примерно, в десять этажей. Водитель сбавил скорость. Автобус полз по дороге не быстрее тридцати километров, и скальная стена, иссеченная трещинами, неторопливо убегала назад, грозя нам растопыренными пальцами кустов. Струйки воздуха врываются в салон автобуса, ослабели, сделалось душновато, но ехать быстрее водитель не решался, знал, наверное, что впереди опять крутой поворот над самой пропастью или иное опасное место.

– Дорога, по которой мы едем, называется русской дорогой, – сказал мне молчаливый до этого сосед по сиденью.

– Почему?

– Она была прорублена в горах во время Кавказской войны русскими солдатами.

– И как к этому относятся горцы?

– Конечно, положительно! Нам, мальчишкам, говорили когда-то: «Бегите до русской дороги, многое узнаете». Расул Гамзатов неоднократно подчеркивал: «По русской дороге все дагестанцы пошли, и весь мир увидели, и историю свою утвердили, традиции прославили».

Написал это и вспомнил. Есть такое выражение: в того, кто выстрелит из пистолета в прошлое, будущее выстрелит из пушки. Сейчас у нас проводятся реформы, идет ломка старого. Но я считаю, что нельзя все ломать. Хорошее надо беречь, хранить, восстанавливать.

Будто в груди у меня два сердца бьются: одно – «за», другое – «против». Будто я надвое разделен. По-моему, очень плохо, если бывает в стране так, что все от одного человека зависит. Был культ личности, а потом стал культ должности.

Молчать о людях, которым принадлежит история, несправедливо. И я хочу знать, чему я так верил, почему меня обманули и в чем. Если и вправду за время, в которое мы жили, были преступления, их прощать нельзя и оправдывать их не следует. Многие трагически ошибались, они думали, что государство укреплялось. Если оно и укреплялось, то человек-то мельчал. Считаю, что и сегодня мельчает, ибо в него внедрилась болезнь, которую Ленин называл комчванством, бюрократизмом. А сейчас коррумпированность и т. п.

Что же получается, работали, трудились, жили, пели, танцевали – и все руководители после Ленина были, оказывается, плохие. На этот вопрос четкого ответа не слышно. Ответить же на него надо.

Но вернемся к дороге в Буйнакск. Автобус поднялся к перевалу. Слева вершина и справа вершина, впереди серая лента шоссе, а сверху голубой небесный купол. За новым поворотом взору открылась довольно обширная площадка, естественный выступ в горном склоне, обрамленный полукольцом деревьев, что отделяли площадку от пропасти. Под деревьями стояли три-четыре уютных домика, один из которых был кафе и возле него дымился мангал, где жарили шашлык.

Под навесом дежурили два милиционера, один из которых тут же осмотрел прибывший автобус. После осмотра он пригласил приезжих перекусить в кафе, что мы и сделали, благо, у автобуса предусматривалась здесь остановка.

Седловина продувалась свежим ветром, духота исчезла, и обед был для нас настоящим отдыхом.

За перевалом дорога чуть-чуть спустилась вниз и пошла, петляя, у самого края пропасти. Теперь внизу лежало дикое ущелье. Дорога пошла под гору. Пейзаж вокруг был изумительный. Серые, коричневые, фиолетовые вершины на фоне голубого неба, живописные скалы, рощицы, откуда тянуло резким запахом зелени. Здесь, на высоте, дышалось легко, гуляли тут свежие ветры, воздух был прозрачен и чист. Впереди у подножья просматривался город, в который мы приехали только через полчаса.

Буйнакск – районный город Дагестана, бывший его древней столицей Темир-хан-Шура, находится в сорока с небольшим километрах от нынешней столицы – Махачкалы, и ехали мы в него через высокий перевал, по крутым, многочисленным и довольно опасным серпантинам. Выше я рассказал об этом. А опасный перевал был до такой степени, что зимой его на некоторое время закрывали, и тогда в город можно было добраться только объездным путем, с расстоянием почти сто двадцать километров.