Девушка с белым лицом

– На посошок налью.

Я подал Антону стакан, чокнулся с ним, он выпил, а выдыхая, проводил хлынувшую в желудок водку движением руки от шеи к животу, отрыгнул и уронил голову на грудь. Но мне уже было все равно, уедет он или останется. Сейчас допьем и спать. Это же так здорово – погрузиться в тихое спасительное забытье и не думать о Рите, как о трупе, который уже, возможно, разлагается в платяном шкафу.

– Вызови мне такси… – не открывая глаз, пробормотал Антон. – Нельзя мне за рулем. Вода там на дорогах, утонуть можно…

– В голове у тебя вода, – хмыкнул я.

Антон распахнул глаза, повернулся ко мне, но посмотрел в себя, в свою голову, вдруг там действительно вода, в которой можно утонуть?

– Ладно, пойду я.

Он поднялся, отряхнулся, пошатнулся, поворачиваясь ко мне спиной, повел рукой в поисках опоры, но я не подставил ему свое плечо. Зато схватил за шиворот, помогая восстановить равновесие. Не очень это дружелюбно, но Антон благодарно кивнул.

Я вздрогнул, услышав, как открылась дверь в детскую. Поворачивая голову на звук, я представил отвратительную зомби в паутине вздувшихся вен, заполненных мертвой черной кровью, с жуткими рваными ранами на лице, шее, руках, в грязных обносках. И надо сказать, воображение не зря настраивало меня против Риты, она действительно выглядела ужасно. Прожилок не было, ран и струпьев тоже, но меня поразила ее белая, как мел, кожа, могильная темнота под глазами, губы баклажанного цвета, как будто Рита съела горсть черники, размазав ее вокруг рта. Белая футболка по колено смотрелась на ней, как саван на покойнице.

Антон испуганно шарахнулся от Риты, его и без того шаткая психика дала течь.

– Нет! – истерично вскрикнул он.

Рита смотрела на него глазами ведьмы, как будто хотела околдовать, превратить в жабу, она живо напомнила мне молодую панночку из старого «Вия».

Антона затрясло от страха, в любой момент его состояние могло переключиться с одной фазы на другую, тогда дурь ударит ему в голову, и он набросится на Риту с кулаками. Я знал, как это с ним бывает.

– Давай домой!

Я схватил Антона за руку, вытолкал его в прихожую, открыл дверь. Он уперся в дверной косяк, развернулся, но Рита уже исчезла.

– Где она? – охрипшим голосом спросил Антон.

– Кто она?

– Русалка!

– Белая горячка!

– Это не горячка… Это русалка… Холодная!

– Не было ничего!

– Да?.. Ну, хорошо…

Антон обулся, я выставил его за дверь, даже проводил до лифта.

– А тебя с нами не было? – спросил он, тугодумно вспоминая.

– Где не было?

– Ну да, ты из другой песни… И Джима ты не знаешь…

С глухим стуком раскинулись створки лифта, я помог Антону войти в кабину, фактически втолкнув его туда.

– Приедешь – позвони, – сказал я вместо прощания.

– Там телефонов нет, – едва слышно буркнул себе под нос Антон.

Створки закрылись, лифт уехал, и я повернул назад. Как он доберется домой? Где это «там» нет телефонов? Почему на дорогах вода? Не было желания искать ответы на эти вопросы, и без того мне хватало похоронных настроений. Одна Рита чего стоила.

Она лежала на кровати с книжкой в руках и преспокойно читала, поправляя на носу несуществующие очки. Лицо обычное, не белое, губы слегка подкрашены розовой помадой, футболка та самая, белая, но к ней прилагался и спортивный костюм.

– Это что за цирк был? – строго спросил я.

– Какой цирк? – Она удивленно посмотрела на меня поверх воображаемых очков.

Не было ничего, мне померещилось, пить надо меньше – это сквозило в ее глазах.

– Лежишь, читаешь?

– Лежу, читаю, – кивнула она.

– А я дурак.

Рита цокнула языком, насмешливо глядя на меня. Мы живем в свободной стране, и я имею право поставить себе любой диагноз, а она, так уж и быть, согласится с ним.

– Но я не дурак.

Я подошел к ней и провел пальцами по футболке. Мокро у нее там на груди.

– Ты что делаешь? – возмущенно спросила она.

– Белила смывала?

– Какие еще белила?

Я стремительно повернулся к двери, меня шатнуло, но торшер с бамбуковым плафоном помог устоять на ногах и продолжить путь. В стойке светильника, правда, что-то треснуло, но я не придал этому значения.

Раковина в ванной была мокрой, вокруг нее высыхали разводы после тряпки, которая лежала за тумбой, воткнутая в зазор со стеной. Этой же тряпкой Рита протерла наспех и пол, после того как умылась.

Я вернулся в детскую. Рита на меня даже не взглянула. Лежит, читает, с умильной улыбкой пощипывая себя за мочку уха.

– Ты умывалась! – сказал я.

От книги она оторвалась не сразу, ее взгляд, казалось, отлипал от строчки буковка за буковкой, как щупальце кальмара – присоска за присоской.

– И что? Тебе жалко воды?

– Мне жалко себя! – Я постучал себя по голове, но к звуку не прислушался.

А зря, возможно, там, под скальпом пустота: Рита ела мой мозг большой столовой ложкой.