– А кто ж знал, что так будет?
– Создали тут бутафорию!
– Так нам только за это деньги и платили… Надо наверх пробиваться, в третий блок, там все на случай войны… Только я не знаю, захотят ли они поделиться с нами. Пока все нормально, пока хотят договариваться, а что будет через две недели, я не знаю. Может, они с ума к этому времени сойдут! Может, вырежут нас всех к чертовой матери!
«Капитана» затрясло от собственного пророчества. Мне даже показалось, что сейчас он еще и расплачется… Да, неважный попался нам командир. Вроде бы и умный мужик, а толку от него никакого. Но и мне вовсе не хотелось брать на себя его обязанности. Пусть он дальше руководит процессом, а я буду сдерживать толпу, в роли добровольного жандарма.
2
Я стоял у плаката с изображением рентгенометра «ПД-5». Лампочка под сводчатым в разводах потолком едва теплилась, но все же я смог прочесть информацию о его назначении. Измеритель мощности дозы являлся основным прибором для измерения уровня радиации и радиоактивной зараженности различных предметов по гамма-излучению. По гамма-излучению!
А ведь я чувствовал какой-то подвох. Поэтому и пришел в пункт дозиметрического контроля. Проснулся среди ночи; тьма вокруг, а в ней разлита тревога, и она тяжелыми каплями скатывалась на сознание, лишая меня покоя. Я чувствовал радиацию, я ощущал, как она разъедает меня изнутри, как разлагает мозг, сердце, легкие, печень, почки. А Болгаров уверял, что ничего страшного не происходит. Что-то не то было в его объяснениях, что-то не то…
«Капитан» сейчас спал. Отсек, в котором он обитал, оборудован был железной дверью, и не так-то просто до него добраться.
Кубрик этот находился в конце полутемного коридора, у аварийного входа. У тяжелой сейфовой двери я увидел «моряка», Сергея Павловича Князьева, как он мне представился, и еще одного дневального из дежурной смены. Они стояли на полусогнутых ногах, чуть наклонившись вперед. И лицом друг к другу. Но смотрели куда-то вверх, навострив уши.
Услышав мои шаги, «моряк» протянул ко мне руку, требуя тишины. Я замер, прислушался. За дверью, где-то под потолком, раздавался странный звук. Как будто гигантская крыса разрывала лапами землю.
– Что там такое? – шепотом спросил я.
– Не знаю, – пожал плечами «моряк». – Как будто кто-то скребется.
– Кто?
– Спроси что-нибудь полегче.
– Может, сверху к нам кто-то продирается?
– Запросто… Они там дизель экономят, напряжение в сети совсем никакое. Мы для них лишние. Может, вырезать нас хотят?
– Зачем? Им проще провод к нам отрезать, – логически рассудил я.
Но все же тревога в душе усилилась. Не к добру этот шум за дверью аварийного входа.
У нас была связь с третьим блоком – Болгаров часто разговаривал с начальником гражданского бомбоубежища, спрашивал радиационную обстановку, просил повысить напряжение в сети; и вроде бы общение проходило бесконфликтно. Иногда до нас доносились звуки сверху – то дверь с силой откроется, стукнувшись о стену, то что-нибудь упадет. Этажи разделяли не только плиты перекрытия, но и слой земли, поэтому мы не могли слышать шаги какого-нибудь тяжеловеса. Зато легко улавливались звуки воды, льющейся сверху по трубам за стеной умывальника. Это указывало на то, что над нами бурлила жизнь.
Ну а вдруг обитателям третьего блока не хватает жизненного пространства, вдруг им нужны наши просторы, не заселенные и на десять процентов? Что, если поэтому они готовят диверсию?.. Но ведь можно просто договориться? Мы пустим их сюда, а они поделятся с нами продовольственными запасами… А если они не хотят делиться? Вдруг мы для них настолько чужие, что нас уже приговорили к смерти?
Все эти мысли противоречили здравому смыслу, но тревога становилась все сильней. И шум за дверью сгущал ее, а еще, также извне, в мое сознание, казалось, вплывали телепатические волны, внушающие мне беспокойство. Мало-помалу я становился неврастеником, и меня уже пугало все – и ядерное пепелище на месте Москвы, и эта невыносимая толща земли со всех сторон. Казалось, еще чуть-чуть – и меня накроет приступ клаустрофобии.
И не было уже никаких сомнений в том, что я стал жертвой ядерной войны. Почти никаких… Сомнения заменило чувство тревоги, и оно, казалось, сводило меня с ума. А ведь шла всего третья ночь нашего заточения. Неужели через неделю я стану законченным психом?
Шум за дверью вдруг стих. Но теперь тревога исходила от самой тишины, вязкой, гнетуще-тяжелой.
– Кажется, успокоились, – безрадостно прошептал «моряк».
Сергей Павлович действительно был акционером нескольких металлургических заводов, миллионером. Но, поскольку непосредственного участия в управлении этими предприятиями он не принимал, то врагов у него, как ему хотелось на это надеяться, не было, поэтому жилось ему спокойно и опасения за собственную жизнь не донимали. Поэтому и не пользовался услугами телохранителей, которых мог бы взять с собой сюда, под землю. И это хорошо, иначе бы мне пришлось иметь дело с ними за то, что я наехал на их босса.
А ведь я действительно готов был подраться с ним, чтобы приструнить распоясавшуюся толпу. Я в тот день и собрание провел, и даже организовал дежурство по бункеру. И лекарства в медпункт вернулись в тот же день.
Мне удалось предотвратить бунт на корабле. Но сейчас я, пожалуй, не взялся бы за это дело. Не хотелось мне ни во что больше ввязываться: лень меня одолела. Замкнутое пространство, казалось, высасывало жизненную энергию, насыщая образующиеся пустоты апатией, густой, как болотная жижа. И еще изнутри меня разъедала радиация, заставляя принимать на грудь больше обычного. Коньяк заканчивался, запасов спиртного в убежище не было, и я даже представить боялся, что будет со мной, когда нечем будет глушить свой страх… Тогда я точно сойду с ума через неделю.
Со скрипом открылась дверь, и к нам вышел заспанный Болгаров. Вместо полевой формы на нем был байковый спортивный костюм, такой же мятый, как и его лицо.
– Что у вас тут такое? – потирая глаза, спросил он.
– Да за дверью шуршал кто-то, – ответил Сергей Павлович.
– Мыши?
– Ага, размером со слона.
– Тогда уже размером с мамонта, – в мрачной усмешке скривил я губы. – У мамонта бивни есть, а слону землю рыть нечем…
– Может, вы сами раздули этого слона? – спросил «капитан». – Из мыши.
– Может, и раздули. А ты, я так думаю, этого слона сдул. «ДП-5» какое излучение измеряет?
– Радиоактивное.
– А точней? Альфа, бета, гамма?
– Ну, гамма… Хотя можно и бета-излучение обнаружить. А что такое?
– Нейтронное излучение оно не обнаруживает. И не замеряет. А у нас тут больше всего нейтронное излучение было. Какую дозу мы получили?
Я едва не разорался от волнения. Точно, нервы ни к черту. Что-то нужно делать, иначе я и недели не протяну.
– Ну, не очень большую…
– А фонит от нас как?
– Ну, вы же купались, одежду стирали… Успокойся, Платон Григорьевич, – встревоженно смотрел на меня Болгаров.
– Надо было и гамму замерить. – Мне пришлось напрячь всю свою волю, чтобы взять себя в руки.
– Нечем.
– Мог бы и сказать…
– Должен же я был вас как-то успокоить… Я вам даже больше скажу. Прибор не работает. То есть он работает, но там встроенный источник радиации…
На губах у Болгарова заиграла торжественно-загадочная улыбка, как будто он собирался сообщить нам сенсационную новость. Но в это время послышался женский визг.
Он исходил из коридора, соединяющего между собой первый и второй блоки.
– Что там такое?