Вольному – воля

Никогда и никого она так грубо не посылала. Никто и никогда, казалось, ее так сильно не оскорблял... Неужели она и впрямь – скверная и выжившая из ума старуха?

Максимус пожал плечами. Дескать, разве на правду обижаются? И молча вышел из кабинета.

Аврору колотило так, что зуб на зуб не попадал. Трясущимися руками она вытащила сигарету из пачки, закурила, глубоко затянулась. Курила она редко, в случаях сильного душевного волнения. Сейчас же она была расстроена настолько, что возникло желание сунуть в рот сразу несколько сигарет.

Последний раз она курила давно, сейчас затягивалась глубоко – от крепкого табачного дыма закружилась голова, даже онемели кончики пальцев. Но она продолжала затягиваться, не обращая внимания на побочные эффекты. Сейчас она могла обращать внимание только на сильную душевную боль. Никогда еще ей не было так обидно за себя, как сейчас! Почему так – ей всего тридцать лет, а она уже старая и некрасивая?

Вне себя от переживаний, она не сразу поняла, что в кабинет вошел Алик Мотыхин. Как всегда, он появился внезапно и бесшумно.

– Что-то случилось? – не здороваясь, участливо и озадаченно спросил он.

– Скажи, я правда старая? – надрывно спросила она.

– Ты?! Старая?.. Ну, если двадцать лет – это старость, то да...

– При чем здесь двадцать лет? Мне ужетридцать!

– Но выглядишь-то ты на двадцать!

– Вранье!.. Зачем ты... Зачем вы все мне бессовестно врете?

Она чуть не плакала от обиды. Слезы еще не катились по щекам, но глаза уже мокрые.

– Никто не врет. Ты действительно выглядишь великолепно!.. А что случилось? Отчего такая озабоченность?

– Я старая и некрасивая – это правда?

– Это полная чушь... С чего ты вообще взяла?.. Постой-ка, мне сказали, что у тебя э-э... ну, стриптизер был... Не помню, как его зовут...

– Максимус.

– Да хоть Минимус...

– Он сказал, что я старая и страшная!

– Он это сказал?.. Да я лично башку ему оторву! – возмутился Алик.

– А смысл? Я же от этого не помолодею...

– Зачем тебе молодеть? Ты и так молодо выглядишь. И красивая...

Аврора уже начала успокаиваться, но тут Алик выдал:

– Не знаю, как для кого, но для меня ты самая молодая и самая красивая.

– Для тебя?.. Только для тебя?!.. Но я хочу быть красивой для всех!

Все-таки брызнули слезы из ее глаз, все-таки намокли щеки.

– Зачем тебе все? Тебе хватит и одного меня, – уверенно сказал Алик. – Чем я хуже твоего Гефеста? И Максимус этот ничем не лучше меня. Я бы сказал, хуже... Не нужны тебе эти придурки! Тебе нужен настоящий мужчина... Нет, жениться я на тебе не хочу...

Аврора бы промолчала, если бы ее уязвленное самолюбие не заорало во всю глотку:

– Не хочешь на мне жениться?

– Ты не так поняла... Так будет нечестно, если я на тебе женюсь. Ты – богатая вдова, я при тебе буду прихлебателем, а я так не хочу. Разве что гражданский брак... Или брачный контракт...

– Брачный контракт?.. Мы что, говорим уже о свадьбе? – спохватилась она. – Хочешь сказать, что, кроме тебя одного, я никому больше не нужна...

– Нет, я хочу сказать, что никто не будет любить тебя так сильно, как я... Знаю, что размазываю сопли, как глупый юнец, но так оно и есть. Никто и никогда...

– Скажи, я старая?

– Нет. Для меня нет... Но для Максимуса – возможно. Он совсем еще молодой, для него тридцать лет – это уже старость. И для твоего Гефеста тоже. Для них ты – источник денег и хорошей жизни, не более того...

– Но Максимус не думал о деньгах, которые мог бы от меня получить. Он думал о том, какая я старая и страшная...

– Твой Максимус – голубой. Только голубой мог сказать такое... Погоди, я сейчас...

Алик достал из кармана пиджака тонкую трубку сотового телефона, нажал на клавишу, кому-то позвонил. Он говорил так тихо, что Аврора не разобрала слов. Зато к ней обратился громко.

– Удивительно, но с ориентацией у него все в порядке. По бабам ходок... Почему же он так тебя оскорбил... Я с ним поговорю, хочешь? Научу жить...

– А кто меня жить научит, после того, что я от него услышала! – взвилась Аврора.

Не надо было Алику выяснять ориентацию Максимуса. Не надо было лишний раз подтверждать правоту слов этого красавчика. Женщина может смириться со всем, даже с мужем-бандитом, но с тем, что она старая и некрасивая, – никогда!.. Ну за что же ей такое наказание?

– И все равно я ему башку откручу... – пригрозил Алик.

– А я так и останусь старой и страшной?

Аврора пыталась, но никак не могла взнуздать свою ярость.

– Для меня – нет! – решительно мотнул головой Мотыхин.

– А для всех?

– Все меня не волнуют. Меня волнуешь только ты!

В смятении чувств Аврора не сразу поняла, что Алик воспользовался ее слабостью. Как-то так вышло, что он взял ее за руку и посадил к себе на колени. Одной рукой обнял за талию, другой взял за левое плечо. И если бы его пальцы не соскользнули вдруг к левому полушарию ее бюста, она бы продолжала сидеть у него на коленях, не замечая того.

– Что ты делаешь? – возмутилась она.

И попыталась подняться на ноги, но Алик крепко и в то же время мягко обвил обеими руками ее талию, не выпустил из своих объятий.

– Ты хоть понимаешь, что это слишком? – спросила она.

– Понимаю, но не совсем. Чем я хуже твоего Максимуса?