Черный лебедь

– А тебе сейчас мягко стелиться надо.

– Чего? – оторопело уставилась на меня Женя.

– Кроватей мало, раскладушек еще меньше. Гамаков вообще нет. Два варианта на выбор – или на полу спать лежа, или стоя, как лошадь. Тебе что больше нравится?

– Мне больше нравится кровать.

Она повернулась ко мне спиной и продолжила по своей воле оборванный путь.

– Боюсь, что уже поздно.

Я не ошибся. Лучшие комнаты левого крыла были уже заняты дружными и давно притершимися друг к дружке второкурсницами. Комнаты похуже, но с койками и раскладушками, разобрали самые расторопные первокурсницы. Осталось только две комнаты, где вообще не было ничего. Только статуи, в которые превратились зазевавшиеся мисс. Сейчас очнутся. Очнулись. И начался такой гвалт, что нам с Макаром пришлось спасаться бегством. К счастью, в тот же день нам удалось раздобыть кучу старых запыленных досок, из которых можно было соорудить лежаки. Этим мы и озадачили парней-первокурсников, а их койки передали девушкам. Не знаю как кому, но я решил, что это был вполне справедливый ход с нашей стороны.

Я лично позаботился о том, чтобы Жене досталась хорошая кровать. Но при этом она осталась в самой дрянной комнате из тех, что имелись в наличии. Окно, более чем наполовину заложенное кирпичом, выбитые стекла, обвалившаяся штукатурка, аварийный потолок, пятна масляной краски на полу. В этой комнате свободно могло поместиться человек семь-восемь. Но, кроме Жени, здесь обосновалась всего лишь одна девчонка. И, надо сказать, довольно-таки симпатичная. Курносая шатенка с кокетливыми завитушками. Люся. Как я понял, Макару она понравилась. А мне нравилась Женя. И неудивительно, что в голову закралась крамольная мысль. Грешным делом я подумал, что мы с Макаром могли бы забрать девушек в свою, самую лучшую комнату из тех, которые имелись в мужской половине здания. Но я даже не стал развивать эту тему. Во-первых, девушки могли отказаться, а во-вторых, за такое самоуправство мы бы могли получить по шапке от того же Данилыча.

И все же я предложил девчонкам сменить жилье.

– А то как бы потолок на голову не рухнул, – предостерег я.

– И куда нам теперь деваться? – с интересом посмотрела на меня Женя.

– Ну, в соседнюю комнату, скажем девчонкам, они потеснятся.

– Потеснятся, а потом проклянут, – хмыкнула Люся. – Нет уж, мы лучше здесь.

– А может, нам во флигель перебраться? – непонятно, то ли в шутку, то ли всерьез спросила Женя.

– В какой флигель? – не сразу сообразил я.

– Ну, можно в северный, можно в южный. В одном должно быть восемь комнат, в другом... э-э... кажется, одиннадцать.

– Ты откуда знаешь? – удивился Макар.

– Ну, слышала как-то, – пожала плечами Женя. – У меня отец краеведческим музеем заведует. Я фотографии этой усадьбы видела, ну, старинные, когда все красиво было. Это сейчас разруха, а тогда... Раньше здесь было имение графа Сокольского.

– Какого графа? – встрепенулся я.

– Сокольского. А что? – удивленно посмотрела на меня девчонка.

– Моя фамилия Сокольский.

– Интересно.

– Но я не граф.

– И все равно интересно.

– Очень-очень интересно, – развеселился Макар. – Может, объясните нам, комсомолец Сокольский, свое дворянское происхождение, а? А ну признавайся, социально чуждый элемент, блин!

Это была всего лишь хохма. Но мне стало немного не по себе. Дворянское происхождение, графская фамилия – ни дать ни взять пережитки прошлого. Ничего, казалось бы, серьезного. Чай, не при Сталине живем. Да и социальные грани между представителями разных классов давно стерлись. Но если разобраться, то не так уж все и просто. Комитет госбезопасности не дремлет, и в комитете комсомола может найтись какая-нибудь воинствующая бяка. Заподозрят во мне графского потомка – все, можно распрощаться с мечтой о блестящей карьере. В лагеря, конечно, не сошлют, но палки в колеса вставить могут. Хотя вряд ли ко мне можно будет приклеить дворянский ярлык. Фамилия фамилией, а мать у меня самая что ни на есть политически зрелая и, что еще важнее, активная личность. Председатель профсоюзного комитета крупнейшего в стране свинцово-цинкового комбината. И фамилия ей в том ничуть не помеха.

– Эй, что с тобой? – всполошился Макар. – Я же пошутил.

– А вдруг я и есть тот самый социально чуждый элемент? – через силу улыбнулся я.

– Да будет тебе.

– А чего вы так забеспокоились? – удивленно спросила Женя. – Я бы, например, радовалась, если бы у меня вдруг обнаружились дворянские корни. Но их у меня нет. Прадед рабочим был, дед рабочим, отец тоже рабочим начинал, это он уже потом на истфак поступил.

– А я про своего деда ничего не знаю, – обескураженно покачал головой я.

– У отца мог бы спросить. Или у матери.

У отца я спросить ничего не мог. Не было у меня отца. Мама говорила, что он летчиком был и разбился еще до того, как я родился. Но в эту сказку про летчика я давно не верю. Хотя виду не подаю. А зачем расстраивать мать? Она и без того несчастная женщина. Только делает вид, что у нее все хорошо, все замечательно. Но я-то знаю, как она по ночам плачет.

– Спрошу, – буркнул я.

И тут же, чтобы сменить тему, спросил:

– Что ты там про флигели говорила?

– Ну, в одном восемь комнат, в другом, кажется, одиннадцать. Только там окна заколочены, я видела. И галереи разрушены.

– А может, сходим? – предложил Макар. – Сейчас у нас дел по горло, а к ночи освободимся. И сходим. Ну, сколько там комнат, посчитаем.

– Ночью?! – поежилась Люся.

Макар же только того и ждал. Подсел к ней на кровать как ни в чем не бывало, обнял ее за плечи, привлек к себе. Понял, пройдоха, что девчонка нуждается в надежной мужской поддержке, вот и подсуетился. А она и не возражает. Сама к нему не жмется, но и его не отгоняет.

– Ночью страшно, – покачала головой Женя. – Не знаю, как в северном, а в южном с привидением можно повстречаться.

Она сказала об этом как о чем-то само собой разумеющемся. Ни капли суеверного ужаса в глазах. И никакого намека на то, что она тоже нуждается в крепком мужском плече. Увы, у меня пока что не было повода ее обнять и прижать к себе. А я бы не отказался.

– Да ладно тебе! – Зато Макар намертво прикипел к Люсе, та и рада.

– Ну, мне отец говорил. Ходили слухи.

– Что за слухи?

– То ли в семнадцатом году, то ли в восемнадцатом резня здесь была. Поместные крестьяне восстали против своих хозяев. Старый граф тогда на фронте был, точно не скажу – то ли против немцев, то ли против большевиков.

– Но уж точно не против белых, – усмехнулся Макар.

Я ничего ему не сказал. Но так на него глянул, что он сам приложил палец к своим губам.

– Так вот, старого графа не было, зато был молодой. Михаил, Михаил. Э-э, если отца звали Юрием... э-э, отчество не помню. А сын, значит, Михаил Юрьевич. В общем, его убили вместе со всей семьей. Погибла и жена старшего сына, который также был на фронте.

– И сколько у него сыновей было?