– Три шкуры – это тридцать процентов, да? А одна, стало быть, десять, – спросил и сам же себе ответил Тимоха.
– Вот и как с ними договоришься, когда они удила закусили? Вы же сами видели. Раньше Виктор нормальным парнем был.
– Просто Виктор?
– Кличка у него Ветряк.
– Большая у него команда?
– Не знаю. Они тут весь наш район держат. Солнцевскими себя называют. Денис говорит, что ерунда все это. Никакие они не солнцевские. Только говорят так, страху нагоняют.
– А у страха глаза велики, – сказал Тимоха и усмехнулся.
– Не знаю.
– Ветряк на двух машинах подъехал, – сказал Стас. – Он всегда с одними и теми же людьми тут бывает?
– Да, всегда с одними и теми же, – подтвердил Марковец.
– Не так уж их и много, – решил Тимоха.
Стас качнул головой и с осуждением глянул на него. Не стоило бы озвучивать такие выводы. Кое у кого это вот любопытство могло вызвать подозрения.
Стас взял сахарницу, открыл дверь и снова нос к носу столкнулся с Аллой.
– Ваш сахар.
Она кивнула, забрала сахарницу и вернулась к своему столу.
Эта женщина, вне всякого сомнения, подслушивала их разговор. Но значило ли это, что она работала на братву? Может, следила за своим боссом в пользу того же Коротилова? Скорее всего, так оно и было. Но в любом случае эта Алла – подводный камень, который нужно обходить стороной.
– А как у нас тут с работой? – спросил Стас, возвращаясь на свое место. – Как тут у вас все крутится, вертится?
– Не скажу, что процесс очень сложный, – ответил Марковец. – Но разобраться в нем вам будет не так уж и просто.
– Да мы уж как-нибудь, – сказал Стас и усмехнулся.
– А зачем вам это? – неожиданно спросил директор базы и смело глянул на него. – Чего ради вам вникать в тонкости? Для этого есть я и бухгалтерия. Поверьте, все работает как часики.
– А за стрелки их никто не держит? – осведомился Тимоха.
– В том то и дело, что держат. Будет хорошо, если вы поможете решить этот вопрос.
– А мы на это способны?
– Денис Петрович сказал, что да, вполне.
Стас и Тимоха переглянулись. Да, для того Коротилов и отправил их сюда, чтобы они разобрались с бандитами Ветряка. Но почему он не пожелал сказать об этом прямо?
Глава 4
Дверь не открывалась долго. Стас и Тимоха уже собирались уходить, когда щелкнул замок.
Пузырь стоял на пороге в обнимку с Ириной. Он сытый, довольный, она распаренная, ублаженная. Глядя на них, нетрудно было догадаться, чем они сейчас занимались. В глазах у Ирины столько тихого женского счастья! И одета она совсем не так, как обычно. Халат на ней короткий, домашние тапочки, растрепанные волосы распущены.
От ревности душа Стаса свернулась в трубочку. Как бы в бараний рог не изогнулась.
– Пузырь, братан! – напоказ обрадовался Тимоха.
– Я не Пузырь! – заявил Паша и нахмурился.
– А кто ты? – спросил Стас, переступая порог.
Пузырь не выдержал напора, посторонился, увлекая за собой Ирину.
– Пузырь, с тебя пузырь! – заявил Тимоха и глумливо хмыкнул.
– Все готово! – умиленно прощебетала Ирина.
Стас с досадой глянул на нее. Рядом с Пузырем она смотрелась так же нелепо, как синица в паре с лягушкой. Никак не должна эта красавица любить такого мужа!
– Паша, проводи гостей! А я сейчас!
В гостиной был накрыт стол. Мясо под сырной корочкой, салаты, откупоренная бутылка вина, два пустых бокала. Ирина встретила мужа, посадила за стол, они выпили, завелись и унеслись в спальню. Да, так оно и было. А может быть, Пузырь начал свое грязное дело прямо здесь, в гостиной?
Стас едва не заскрипел зубами, представив себе эту картину. Ну почему подобным чмошникам в этой жизни так везет?
Тимоха бухнулся на диван, Стас опустился в кресло. Пузырь сходил на кухню, принес бутылку коньяка, рюмки, чистые тарелки.
– Пузырь, а ты нам не рад, – сказал Тимоха.
– Я не Пузырь! – опять вспылил Паша.
– Ты не был на войне. Поэтому Пузырь.
– При жене не надо, – сквозь зубы процедил Паша.
– Под юбкой у жены решил спрятаться? Не выйдет, – донимал его Тимоха.
– От кого спрятаться?
– От чего? От войны.
– Война уже закончилась.
– Для тебя она только начинается.
В ответ Пузырь закатил глаза, изображая психиатра, который разочаровался в своем пациенте. Достал его Тимоха, но у Паши не было никакого желания с ним говорить.