Черный ворон, я не твой

– Вам бы только человека засадить.

– А вы и так сядете. Суд не признает убийство по неосторожности. Ведь вы же не сообщили об убийстве. Пытались вывезти труп за город, чтобы спрятать...

– Да нет, я в милицию его вез.

– Только милиция почему-то в другой стороне была. А веревку и две двухпудовые гири в багажнике тоже в милицию везли?.. Боюсь, что в суде дураков нет, – ехидно усмехнулся следователь. – Вряд ли вам поверят... Но если все же суд признает убийство по неосторожности, есть еще двести двадцать вторая статья, незаконное приобретение и хранение огнестрельного оружия... Но...

Ефимцев сделал многозначительную паузу и с какой-то театральной важностью замер в ожидании. Станислав счел нужным ему подыграть.

– Что «но»?

– Если вы признаетесь, у кого и когда покупали оружие, то суд, возможно, смягчит меру наказания по этому пункту...

– Да я бы признался. Но я не знаю этих людей. Они не представлялись. Сами подошли, купи, говорят, хороший ствол, недорого берем. Ну и дернул меня бес...

– Где подошли?

– Да на рынке, на городском...

– Значит, имен и фамилий их не знаете.

– Нет.

– А опознать сможете?

– Э-э... Думаю, что да...

– А субъективный портрет составить?

– Простите, что составить?

– Фоторобот, иначе говоря...

Станислав на мгновение задумался. Никто не подходил к нему на рынке, и не на кого было составлять фоторобот. Но ведь можно придумать несуществующих людей. Лоб такой, нос такой, рот, подбородок... Что-нибудь да сляпает.

– Э-э... Да, наверное, смогу...

– Хорошо, как-нибудь займемся этим. А пока у меня к вам вопросов нет...

Станислав думал, что конвоир отправит его в камеру, но он повел его в другом направлении. Доставил в знакомый кабинет заместителя начальника оперативной части.

Капитан смотрел на него холодно и даже с каким-то отчуждением, но сигарету предложил сразу.

– Как дела? Как настроение? – издалека начал он.

– Спасибо, ничего. У следователя был.

– Следователь – это хорошо. Плохо то, что вы в камере повели себя неправильно...

– Почему неправильно? Как приняли, так себя и повел. А приняли плохо...

– Во всех камерах вас плохо принимают. Почему?

– А потому, что не хочу под чужую дудку плясать...

– Свои порядки больше нравятся?

– Ну да, своя рубашка ближе к телу.

– Рубашка бывает разной. Например, есть деревянные рубашки. Они еще гробами называются, не слышали о таких?

– Это вы о чем, капитан? – нахмурился Казимиров.

Не нравится ему этот разговор. И сам Сизов не нравится. Что-то не то он говорит...

– А о том, что врагов у вас много. В одной камере врагов нажили, теперь в другой...

– Дерьмо это, а не враги.

– Нож в спину воткнут, тогда точно дерьмо пойдет...

– Постараюсь спину не подставлять.

– Ну, ну... Плохо вы ведете себя, Казимиров, смотрящим в камере себя назначили, так я понимаю?

– Зачем смотрящий? Я же не уголовник вам какой-то, чтобы так называться. Просто старший по камере... А вас что, больше смотрящие устраивают, которых тюремный блаткомитет назначает?

– Мне нравится, когда в камере тихо и спокойно.

– Будет вам тишина и спокойствие, обещаю.

Станислав понимал, что Сизову ничего не стоит подложить ему свинью. Наверняка на вооружении у него есть пара – другая способов, чтобы испортить арестанту жизнь.

– Как вы можете обещать то, в чем вы не уверены? Сегодня у вас все хорошо, а завтра тот же Щербатый посадит вас на нож.

– Так уберите Щербатого, – подсказал Казимиров. – И Арканыча заодно... А я вам заплачу...

– Что?! – встрепенулся Сизов. – Вы мне заплатите?

– Здесь же все продается и покупается – хорошие камеры, вкусная еда, водка...

– Будем считать, что вы этого мне не говорили.

– Но я же видел.

– Лично я ничего не продаю. А хорошая камера вам досталась... – запнулся Сизов. Он был немного смущен. – Вы сами знаете, почему она вам досталась.