– Как вам угодно, – кивнул Кауров.
Глицевича лишили одежды, взяли смывы с рук, из полости рта, носа, срезы с ногтей, волосы. Процедура, понятые, протоколы по каждому изъятию образца, документальное оформление каждой процедуры. Все бумаги нужно правильно заполнить, приобщить к делу, да так, чтобы никакой адвокат не придрался. С протокола задержания снять копию – для прокурора. Работы много, а в протоколе допроса даже «шапка» не заполнена. И никаких перспектив. Дело поручено Панаеву, фактически Кауров стелил бумагу под задержание ради него.
И Панаев как будто ждал, когда Кауров закончит канцелярскую возню, соберет все бумаги в папку. Но появился он не один, а сопровождая Евграфова, с появлением которого в кабинете стало невыносимо тесно. Кауров поднялся, Евграфов заметил это и кивком указал на освободившееся кресло. Кауров вышел из-за стола, освободив начальнику место. В отделе он еще не совсем освоился, но кабинет в свое распоряжение уже получил.
– Ты с потерпевшей был? – устраиваясь в кресле, спросил Евграфов. На задержанного он смотрел как на своего личного врага, грозно, гневно.
– Глицевич Максим Дмитриевич, – пояснил Кауров.
– Был, – кивнул парень, забыв об адвокате.
– Колготки зачем снял?
– Мы любовью занимались.
– А выбросил зачем?
– Пошутить хотел.
– Пошутил?
– Да глупо как-то вышло. Лариса обиделась, ушла, – вздохнул Глицевич.
– А ты за ней!
– Да нет!..
– Ты за ней! – Евграфов не спрашивал, он уверенно заявлял.
– Да нет, я в объезд поехал, думал по пути перехватить.
– Перехватил?
– Так не было ее. Я подумал, что Лариса меня опередила. И уехала.
Кауров удивленно повел бровью, глядя на Глицевича. Ему он говорил совсем другое. В первой версии Лариса не выходила на дорогу назло нему, а сейчас она, оказывается, успела уехать. И как ему после этого верить?
– Не уезжала она. В лесу осталась.
– Так я же не знал!
– Знал!.. Все ты знал!.. Нож куда дел?
– Какой нож?! – встрепенулся Глицевич.
– Которым ты убил!
– Не убивал я!
– Ну да, – презрительно скривил губы Евграфов.
– Где мой адвокат? Я ничего не скажу без адвоката!
В ответ Евграфов грозно глянул на Каурова.
– Почему задержанный без наручников?
Глицевич фактически оказал сопротивление, пытался сбежать от правосудия, Кауров имел полное право держать его в наручниках, но распорядился их снять. Возможно, Глицевич вовсе не убийца. Но объяснять Кауров ничего не стал, отделался стандартным ответом.
– Виноват!
– А почему не за стеклом? Почему не в клетке?.. Этот зверь человека убил!
– Я не зверь! – жалко возмутился Глицевич.
– Зверь! – Евграфов вперил в него взгляд. – И твое место в клетке!.. Но ты на это не надейся! Сидеть будешь в общей камере! Как убийца и насильник! Как убийца и насильник чей-то сестры, жены, дочери!.. Завтра же там и окажешься! Завтра! И поверь, никакой адвокат не спасет тебя от расправы!
– Но я Ларису не насиловал!
– Это ты скажешь своему адвокату! Потом! – зловеще усмехнулся Евграфов.
– И не убивал, – подавленно пробормотал Глицевич.
Евграфов крепко задумался, вытянув губы трубочкой и закатив глаза. Глицевич успел вспотеть, пока тянулась пауза.
– Ну хорошо, не насиловал… – наконец согласился он. – Но убил!
– Нет! – мотнул головой Глицевич.
Но Евграфов как будто и не заметил этого.
– Как Лариса оказалась у тебя в машине?
– У них автобус сломался, я подобрал.
– И сразу на речку?
– Ну да.
– И она сразу отдалась?
– Сразу…
– Тебе не показалось это подозрительным?
– Ну, не знаю…
– А если показалось, если она проститутка? Если у нее гонорея, СПИД, сифилис, гепатит?.. Она тебя об этом предупредила?