Грубые развлечения

– Кто? – послышался из-за двери грубый женский голос.

– Мариш, это я, Иван, – назвался первым же попавшимся именем участковый.

Говорил он в нос, на пьяный лад затягивая слова.

– Какой Иван?

– А который без пузыря не приходит...

Слово «пузырь» подействовало на гражданку Губину, как магическое заклинание. Тут же послышался щелчок открываемого замка.

Один боец толкнул плечом дверь, второй прижал опухшую от беспробудного пьянства бабу к стене.

– Где постояльцы, мать твою? – рявкнул он.

– А-а, там! – Губина махнула рукой в сторону комнаты.

Третий боец рванул туда, Спасский за ним. Они рассчитывали ошеломить преступников внезапным своим появлением, а стремительным натиском сломить волю к сопротивлению не получилось. Квартиранты засекли ментов гораздо раньше, чем ожидалось. Боец ворвался в комнату, и тут же грянул выстрел. Вот тебе и фуфлыжники... Сержант был в бронежилете, но пуля вошла под нижний его срез.

Боец даже выстрелить в ответ не успел. Выронил из рук автомат, схватился за простреленный пах и опустился на пол. Следом прозвучал еще выстрел. На этот раз пуля угодила в бронежилет.

Был еще один выстрел, третий. Но его произвел не преступник. Стрелял Спасский. И его пуля угодила отморозку точно в лоб...

Злость пришла чуть позже, когда он глянул на корчившегося от боли сержанта. Хороший парень, два года отслужил в воздушно-десантных войсках, еще столько же в милиции. Семья, ребенок. А какая-то гнида в него из пистолета... В момент выстрела Спасский не размышлял о справедливости, не думал о том, что следует мстить по принципу «око за око». Он стрелял, повинуясь инстинкту самосохранения. Не убьешь ты, убьют тебя – жестокая формула выживания...

Дружок убитого был без оружия. Он в панике обхватил голову руками и бухнулся на пол на все четыре точки опоры. Его скрутили ворвавшиеся в комнату бойцы. Спасский же занялся раненым сержантом. Пока прибудет «Скорая», парень может отдать концы. Нужно самим решать вопрос с доставкой его в больницу. Тем более что до нее рукой подать. Об убитом преступнике капитан не думал. Много чести для него, чтобы забивать им голову. Да уже и не поможешь ему ничем...

Милицию хают все кому не лень. Но почему-то на бандитские пули первыми идут «плохие» милиционеры, а не те «хорошие» балаболы, которые их безрассудство осуждают...

Раненого бойца отнесли в машину, в нее же сунули задержанного. Трупом займется оперативно-следственная группа. Придется писать объяснения, доказывать правомочность действий. Даже думать об этом противно. Мерзавец стрелял в сотрудника милиции, возможно, ранил его смертельно, а Спасский должен еще оправдываться.

И все равно неприятно было то, что убил человека. Хоть и мерзавца, но все же человека. Не должны люди убивать друг друга, неправильно это. Но должен же кто-то очищать землю от всякой погани... Это оправдание. А будет и раскаяние, оно придет позже, когда утихнут страсти. Спасскому приходилось убивать и раньше, как-никак он уже пятнадцать лет на оперативной работе. Сколько задержаний на его счету, сколько раз он смотрел смерти в лицо. Он убивал преступников в перестрелках. Знал, что по-другому было нельзя, но все равно после каждого такого инцидента запирался в своем кабинете и втихую напивался до полного ступора в мозгах. И сегодня он тоже напьется. И никто его за это не осудит. И за убитого бандита статью шить не будут...

Раненого бойца отвезли в больницу, задержанного – в отдел, сразу же выдернули на допрос. Церемониться с ним никто не собирался. Но парень и не пытался валять дурака. Признался во всем – и в нападении на ночного гуляку, и в других своих грехах, а их оказалось не так уж и мало.

Задержанного увели в камеру. Завтра им займется следователь, а операм можно расслабиться. Спасский достал из тайника в тумбочке бутылку, два стакана. Леша Макеев понимающе кивнул. Выпил для приличия, но задерживаться не стал. Поздно уже, двенадцатый час ночи, а ему еще домой добираться.

А Спасскому спешить некуда. Дома его никто не ждет. Есть жена, есть дочь четырнадцати лет от роду, но у них как бы своя жизнь. Муж и отец по их системе оценки жизненных ценностей котируется слабо. Должность невысокая, звание соответствующее, оклад – курам на смех. Жена считает его неудачником, дочь – залежалым товаром из лавки древностей. Молодежь нынче уважает богатых родителей, а бедные не в цене. Но Илье Даниловичу было все равно, как относятся к нему домашние. Он честно делает свое дело, исправно разыскивает и обезвреживает преступников. Да, его не повышают, не присваивают «майора», но, несмотря ни на что, работа ему нравится. Хотя, если честно, нет уже прежнего огонька. Уставать он стал. Работа хоть и интересная, но бестолковая, ибо сколько преступников ни лови, меньше их не становится. Понятно, что криминал был, есть и будет, так уж устроен мир. Понятно, что преступников нужно держать в страхе перед законом. Но Илья Данилович не пацан, чтобы на лихом коне скакать по замкнутому кругу. Тридцать восемь лет ему, через пару лет пятый десяток разменяет. Жирком не заплыл, мускулатура не ослабла, на одышку и намека нет. Словом, сил еще много. Только вот задора не хватает. И амплуа неудачника на клапан давит. Сам-то он себя к этой категории людей не причислял, хотя, по сути, неудачник он и есть. А вот Пылеев – счастливчик. Десять лет назад был рядовым опером, а сейчас уже начальник ОВД, подполковник, через годик, глядишь, и третья звезда на погон ляжет...

Илья Данилович плеснул огненной жидкости в стакан, не закусывая, выпил. На душе не полегчало, скорее наоборот. Но все равно рука снова потянулась к стакану...

Проснулся он на шатком продавленном диванчике в своем кабинете. Выпито было вчера немало, но похмельный синдром не мучил. Голова чуточку тяжеловатая, но это пройдет. Поспать бы еще немного, но уже половина восьмого, скоро начальство подтянется. Планерка, все такое... Да и у самого работы хоть отбавляй. Уголовный розыск районного масштаба – это полный вагон и тележка криминальных событий. Там что-то украли, там кого-то обокрали, кто-то кого-то покалечил, и убийства случаются, не без этого. И ноша целиком на плечах оперов. Начальство, конечно, помогает, но больше советами, к счастью, не всегда глупыми...

После планерки Спасский взялся за документы – рапорты, отчеты, отписки. Переговорил со следователем насчет сизовского пасынка, надо же было выполнять взятое на себя обязательство. После обеда – «живая работа» с потерпевшим. У женщины вырвали сумку, когда она заходила в автобус. Это был уже четвертый случай за последние две недели, работа в этом направлении велась, и довольно успешно. Илья Данилович знал, чьих рук это дело. Нештатные осведомители подсказали. Так что в данном случае он знал ответ на истерический вопрос «Куда смотрит милиция?». Милиция смотрит куда надо. Он дал женщине лист бумаги и ручку, чтобы она составила подробную опись пропавших вещей, а сам вместе с Макеевым отправился по одному адресу. Для страховки взял людей из группы немедленного реагирования. На автобусных остановках орудовали малолетние наркоманы, а этот народ непредсказуемый. Как бы вчерашний случай не повторился.

Но все обошлось. Компания юных джентльменов удачи была в полном сборе, сопротивления никто не оказал. При обыске была обнаружена похищенная сумочка, ставшая, правда, заметно тоньше. Но факт оставался фактом – преступление раскрыто, преступники задержаны. Так что вряд ли у потерпевшей повернется язык обвинить милицию в бездействии...

Домой Спасский попал в десятом часу вечера. Надо сказать, не самое позднее для опера время. Но говорить было некому. Жена на какой-то корпоративной вечеринке, дочь у подруги. Никому до него нет дела, никто перед ним не отчитывается. Обидно. Но что есть, то есть. Сам виноват, что поставил свою работу выше семьи...

Марина вернулась домой в четверть двенадцатого. Безрадостное «привет, папа», и на этом все. Закрылась в своей комнате, а чем она там занимается – это ее личное дело. В свою личную жизнь она впускала только маму.

А мама появилась в первом часу ночи. Слегка подшофе. Но перед мужем оправдываться не стала. Жена у него независимая...

Когда-то Лариса работала учительницей в школе. У него зарплата мизерная, у нее еще меньше. Концы с концами еле сводили. Зато любили друг друга, сколько страсти было в их отношениях. Но со временем любовный пыл поутих, чему в немалой степени способствовала Лариса. Сначала она стала упрекать мужа в том, что он чересчур много работает, затем стала придираться к его низкой зарплате. Однажды даже высмеяла его – дескать, другие менты не чураются взяток, а он, ха-ха, бессребреник. Состоялся серьезный разговор, но Лариса не приняла его оправданий, как пилила его за несостоятельность в финансово-должностных вопросах, так и продолжала пилить. Положение не улучшила даже прекрасная двухкомнатная квартира в престижном районе Москвы. Скорее наоборот, обострила отношения между супругами. Квартиру нужно было ремонтировать и обставлять в соответствии с новомодными веяниями.

А денег нет... И тут Ларисе представился случай выбраться из нищеты. В школе она преподавала английский и французский, так что языки знала. Вот ее бывшая одноклассница и предложила ей место в своей турфирме, положила неплохой оклад и небольшой процент от прибыли. Компания росла, крепла, соответственно, увеличивались доходы сотрудников. Лариса показала себя неплохим организатором, быстро продвинулась по службе и сейчас занимала должность топ-менеджера фирмы. Зарплата пять-шесть тысяч долларов в месяц. Куда уж Илье Даниловичу до нее со своим нищенским заработком... Вот и попрекала его жена при каждом удобном случае куском хлеба. Даже дочь однажды запальчиво оскорбила его: «Нахлебник ты, папа, и не учи меня жить...»

Со временем Лариса обменяла двухкомнатную квартиру на трехкомнатную с доплатой, сделала евроремонт, обставила мебелью по своему вкусу. Все старые вещи выбросила на помойку. Спасибо, что мужа не отправила туда же. Но все же нет-нет да давала понять, что Илья не очень-то вписывается в новый интерьер. Дом можно было считать полной чашей, но Илья так не думал, ведь в нем не было счастья...

От жены пахло хорошим коньяком и французским парфюмом. И выглядела она более чем хорошо для своих тридцати пяти лет. Пышные рыжеватые волосы, ухоженная красивая моложавая женщина. За последние годы она слегка располнела, но не утратила своей привлекательности. К тому же со вкусом подобранный костюм подчеркивал достоинства фигуры и скрывал недостатки. Еще бы недостатки характера прятать научилась.

Илья ничего не сказал, но всмотрелся в нее цепко, въедливо. Он уже и забыл, когда в последний раз спал с ней, но, как ни крути, она оставалась его женой. И хотя она не считала себя обязанной отчитываться перед ним, сам он ее от такой обязанности не освобождал.

– Ну и взгляд у тебя... – в небрежной улыбке скривила она губы. – Ты хоть и мент, но я-то не проститутка, чтобы на меня так смотреть...

При тех отношениях, которые она установила между ними, ей ничего не стоило завести роман на стороне, может, он у нее и был. Она же независимая, и муж ей до фонаря. Но пока что он мог только подозревать ее, доказательств измены у него не было. Конечно, можно было устроить за ней слежку, но опускаться до такой степени он не хотел.

– Не смотри на меня так... – скорее потребовала, чем попросила, Лариса. – Я ни в чем перед тобой не провинилась... А если бы и провинилась, то что?

– Вчера передо мной один человек провинился. Я его убил, – спокойно сказал Илья.

И отправился в спальню, которую лишь с натяжкой можно было назвать супружеской. Две полутораспальные кровати стояли в метре одна от другой. Все на современном уровне – раздельное питание, проживание...

Он уже засыпал, когда появилась Лариса. И самым наглым образом забралась к нему под одеяло. Она была свежа, пахла розовым маслом. Прозрачный пеньюар с открытым низом, упругое податливое тело...

– Никого у меня нет, понял! – жарко прошептала она.

И беззастенчиво обвила ногами его бедра. Она ждала от него самых решительных действий и не обманулась в своих ожиданиях...

Но супружеская идиллия длилась недолго. Утром Лариса вела себя так, как будто ночью ничего не произошло. Он сказал, что не придет ночевать, она даже ухом не повела.

Илья заступил на дежурство в оперативно-следственную группу своего ОВД. День прошел более-менее спокойно, а ночью, в двадцать три часа двадцать минут, группу вызвали на убийство. В двадцать три тридцать восемь прибыли на место.

Высотный типовой дом с квартирами улучшенной планировки, двор с полуразрушенной детской площадкой, беспорядочное нагромождение гаражей-тентоукрытий. В подъездах железные двери с кодовыми замками.

Труп обнаружили в первом подъезде, убитой оказалась девушка. Она лежала на площадке между четвертым и пятым этажом. Молодая, красивая. Модные джинсы, легкий топик черного цвета. На груди ножевая рана... В открытых остекленевших глазах боль и удивление. Вокруг люди. Их немного, человек пять, нет, шесть. Судя по затрапезному виду, соседи. К телу никто не приближается, страшно. Близких родственников вроде бы не наблюдается: никто не рыдает над трупом, никто не заламывает рук. По-видимому, родители еще ничего не знают...

Следователь Юргин не стал разгонять людей, просто попросил отойти подальше. Спросил, кто звонил на «ноль два».

– Я звонила, – отозвалась грузная женщина лет сорока пяти, с красными, болезненного вида глазами.

Криминалисты занялись трупом и местом, где он лежал. Площадка заплевана, стены грязные – как здесь найти следы, которые оставил преступник? Но на то они и эксперты, чтобы искать. Спасский взял в оборот женщину, которая сообщила об убийстве. Для начала он спросил имя, фамилию и отчество. Колоскова Дарья Алексеевна. Затем приступил к опросу.

– Работаю уборщицей, возвращаюсь поздно, – рассказывала женщина. – Поднимаюсь, значит, по лестнице, смотрю, лежит. Темно было, думала, пьяный. А потом присмотрелась, гляжу, а это наша Лена... Лена Плотникова из сороковой квартиры... Смотрю, кровь. Страшно стало. Но я все равно прислушалась. Нет, не дышит. Ну, я в милицию звонить, а что еще делать остается...

– Когда вы обнаружили труп? – спросил Илья. – В какое время?

– Да я на часы-то и не смотрела... Хотя нет, когда к дому подходила, взглянула... Было без пяти одиннадцать, ну, пока шла, еще минут десять прошло. Так что в районе одиннадцати.