Семья убийц
Марину когда-то собирались похитить. Воздействовать пытались на ее отца-чиновника, который мешал важной сделке между бизнесом и городской администрацией, Марину готовились выкрасть, но вовремя вмешалась полиция, злоумышленников задержали. Родион работал по этому делу, так он с Мариной и познакомился. Кстати сказать, и тогда он предстал перед ней в наглаженном мундире, с теми же майорскими звездами на погонах. Может, потому она и влюбилась в него. Завязался роман, ее родители приняли Родиона в штыки, но свадьба все же состоялась. После чего последовал развод, теща, конечно же, внесла в это свой весомый вклад, но все уже в прошлом.
– Тогда кто за мной следит?
Марина резко повернулась к нему, подол ее светлого в мелкий розовый цветочек сарафана вздулся куполом, обнажив стройные ножки в легких босоножках.
– Не знаю! – Кауров с проницательной иронией смотрел на нее.
Может, Марина соскучилась и даже поняла, что не может без него жить, поэтому и придумала историю. Тем более что когда-то за ней действительно следили.
– Почему ты на меня так смотришь? – Она хмурила брови, а губы сами по себе расплывались в радостной улыбке.
– Как я на тебя смотрю?
– За мной на самом деле следят! Я не выдумываю!
Кауров сел за стол, с важным видом тихонько кашлянул в кулак, неторопливо вынул из папки чистый лист бумаги, положил перед собой, еще и разгладил решительным движением руки. И снова Марина завороженно смотрела на него.
– Кто за вами следит… Марина Валентиновна?
Он мог назвать ее гражданкой Ларцевой, по фамилии мужа, но не стал этого делать. Как будто не хотел признавать за ней статус чужой жены.
– Я не знаю!.. Но мне кажется, что за мной следят!
– Кто-то за вами ходит? Кто-то следит за вами из машины?
– Да, из машины. Откуда-то из машины!
– Кто?
– Я не знаю, но чувствую на себе посторонний взгляд. Тяжелый такой взгляд. Как будто меня хотят убить.
– Может, всего лишь похитить? Как в прошлый раз?
– Отец вышел на пенсию – ни с кем никаких конфликтных ситуаций у него нет… Он сказал, что можешь следить ты. И еще он сказал, что ты восстановился по службе.
– Как видишь.
– Я смотрю, у тебя все хорошо.
Кауров поднялся, подошел к Марине, которая продолжала стоять, нежно посмотрел ей в глаза.
– У меня все хорошо. И я очень хочу вернуть тебя. Но я за тобой не слежу!
– Почему? – вроде как в шутку обиделась она.
– Потому что ты свободный человек. У тебя было право выбора, ты его сделала. Мне ничего не остается, как принять этот твой выбор.
– Ты как был, так и остался идеалистом.
– Идеалист остался в той прошлой нашей жизни. Сейчас я реалист.
– И у тебя новая жизнь.
– И у меня новая жизнь, – кивнул Кауров.
Если не считать трений с Евграфовым, у него действительно все неплохо. Есть работа, появилось стремление сделать карьеру, стремление, которое помогло осознать простой и явный факт, что сорок два года – это вовсе не закат жизни, это ее полдень, самый пик жизненных сил. Он не пьет, не курит, занимается спортом, держит себя в тонусе, вернулся здоровый цвет лица, в глазах появился задорный блеск.
– И как ее зовут? – не без ревности спросила Марина.
Кауров понял, о чем речь, и мысленно улыбнулся.
– Пока никак, но все возможно.
В конце концов он имел полное право на личную жизнь, рано или поздно у него появится постоянная женщина, и Марина должна это понимать.
– Пока никак… Но ты меня уже не преследуешь?
– Нет.
Он смотрел на Марину мягко, но «нет» прозвучало твердо.
– Тогда кто меня преследует?
– Не знаю.
– А если меня хотят убить? – Голос у Марины подрагивал от чувства тревоги и обиды.
– Кто?
– Я же говорю, не знаю!
– Тебе двадцать восемь лет, – нахмурился Кауров.
– И что? – Марина недоуменно повела бровью. Уж не хочет ли он сказать, что она уже стара для него?
Кауров открыл папку, вынул из нее фотографию Рябухина, показал ей.
– Тебе знаком этот мужчина?
– Кто это? – Марина качнула головой, разглядывая снимок.
– Охотник за молодыми людьми. Убита девушка двадцати семи лет, убиты двое мужчин двадцати восьми лет.
– За что?
– Пока не ясно, но преступник в розыске, когда-нибудь он даст объяснение.
– Это преступник?
– Предполагаемый преступник.
– И убивает он молодых людей?
– Сначала выслеживает их, а потом убивает, подставляя случайных людей… Не совсем случайных… Твой муж тебя не обижает? – спросил Кауров.
– При чем здесь мой муж? – Марина завороженно смотрела на него.
– При том, что он может оказаться крайним. Если его подставят.
– Под что подставят?
Кауров мотнул головой, глядя на Марину. Не мог он поверить, что его любимая женщина повторит судьбу Ларисы Мирошниковой. Язык не поворачивался сказать, что ее могут убить.
– Кауров, ты меня пугаешь!
Марина стала выдвигать стул из-за приставного стола, Кауров подошел, помог ей сесть. Налил и поставил перед ней стакан воды.
– Скажи, что ты нарочно это делаешь! Хочешь произвести впечатление? Скажи!
– Хочу произвести впечатление! – кивнул он.
– Поздравляю! Ты его произвел. У меня коленки дрожат!
– Извини.
– Кто этот мужчина? – Марина кивком указала на снимок Рябухина, который лежал на рабочем столе.
– Он действительно выслеживал своих жертв. Может, ты видела черный «Ниссан Патфайндер». Старая машина, шестнадцать лет ей. И госномер.
Кауров по памяти назвал номер машины.
– Снова начал производить впечатление?
– Если вдруг увидишь, если поймешь, что этот автомобиль преследует тебя…
– Кауров!
– На самом деле все очень серьезно.
Родион находился в состоянии душевного подъема, присутствие Марины окрыляло, но сама обстановка требовала серьезного отношения к делу, хочешь не хочешь, а надо спускаться на землю.
– Если не против, давай попробуем сравнить тебя…
Кауров осекся. Жизнь у Ларисы Мирошниковой не сложилась, с одним парнем жила, с другим, но замуж так и не вышла. Попытала счастья с Глицевичем, но получила четыре ножевых удара в живот. Марина отнюдь не в таком положении, даже сравнивать несерьезно. Но что-то общее у них есть. Первое – возраст, а второе – отсутствие детей. Насчет Мирошниковой Кауров не знал, возможно, Лариса всего лишь не хотела обзаводиться потомством, а у Марины точно не получалось. Кстати, одна из причин, по которой ее родители не жаловали Каурова. Думали, дело в нем, но у Марины уже второй муж, а она так до сих пор и не родила. Но указывать ей на это в высшей степени неприлично.
– С кем сравнить? – Марина непонимающе смотрела на него.
– С Мирошниковой, пожалуй, у тебя мало общего, – качнул головой Кауров. – А вот с Барковым… Двадцать восемь лет. А отцу шестьдесят восемь…
Отец у Баркова умер от инфаркта, а у Марины – жив-здоров. Но Валентину Карловичу также далеко за шестьдесят, он уже на пенсии. Видимо, Марина – поздний ребенок. К тому же и единственный. Так же, как и Барков.
– И что?
– А твоему отцу шестьдесят шесть…
– Я тебя не понимаю!
– Про искусственное оплодотворение спрашивать не стану, – тихо, в раздумье проговорил Кауров, вспомнив разговор с Барковой.
– Сделай одолжение!
– Барков, двадцать восемь лет, поздний ребенок, из пробирки…
И еще Барков не смог вдохновить жену на общего с ним ребенка, но и этот факт Кауров озвучивать не решился.
– Может, я тоже из пробирки?
– Я не в курсе.
– Шучу! – Марина медленно и даже осторожно поднесла руку к голове, как будто собиралась покрутить пальцем у виска.
– Насчет Старова не задумывался.
Кауров полез в сейф, достал оттуда дело Старова, открыл, нашел сведения о родителях. Отцу – пятьдесят семь, матери пятьдесят два, об искусственном оплодотворении, разумеется, ни слова. Геннадий Старов первый в семье ребенок, но не единственный, сестра у него младшая в возрасте двадцати двух лет.
– Что ты там ищешь? – заинтригованно спросила Марина.
– Совпадения.
– Мне что, на самом деле что-то угрожает?
– Надеюсь, что нет.
– А совпадения зачем ищешь?
– Ну ты же не просто так пришла.
– А может, я выдумала?.. Может, за мной никто не следит! – натянуто улыбнулась Марина.
Кауров кивнул, внимательно глядя на нее. Марина, конечно, могла придумать повод, чтобы встретиться с ним на законных основаниях, и он хотел поверить ей. Но не поверил. Хотя бы потому, что Марина всего лишь пыталась уйти от проблемы путем ее отрицания. Но ведь это не выход, и она сама это понимала. Отсюда растерянность во взгляде, неестественная улыбка.
– Но я все равно должен тебя защитить.
Кауров мягко шагнул к ней, и она, завороженно глядя на него, поднялась со стула. Они встали друг напротив друга.
– Как? – спросила она и, пока только мысленно, потянулась к нему.
– Если ты не против…
– Я не против.
Марина продолжала тянуться к нему, и уже не только мысленно. Кауров не шевелился, не клонился к ней, а их губы почему-то сближались.
– Освобожусь сегодня пораньше, ты поедешь домой, а я следом. Буду следить за тобой.
– Следить за мной? – Марина не возмутилась, но подалась назад.
– Вдруг что-то замечу.
– Будешь смотреть, как Кирилл возвращается с работы, как я остаюсь с ним наедине?
В голосе Марины звучал упрек. Она как будто винила Родиона в том, что он позволял Кириллу с ней уединяться.
– Я бы не хотел этого видеть, – с грустью сказал он.
– Но ты все равно смотри. За мной.
И снова Марину потянуло к нему, она нежно положила руку на его плечо, когда вдруг открылась в дверь и в кабинет вломился Евграфов.
– О-о! – Ее брови удивленно взметнулись.
Он знал Марину, гулял на их свадьбе, она для него не совсем посторонняя. Но все равно его восторг казался неуместным. Тем более что сама Марина глянула на него с нездоровым интересом. Вряд ли Евграфов очаровал ее как мужчина, но полковничьи погоны произвели впечатление. А ведь Евграфов всего на два года старше Каурова.
– Я вам не помешал? – довольно миролюбиво спросил он.
Кауров ничего не сказал. Он вопросительно смотрел на своего начальника: уж не собирался ли тот устроить ему разгром?
– Ну тогда давай на выезд! – качнув головой, сказал с усмешкой Евграфов.
Не оставит он без последствий выходку подчиненного, и, возможно, наказание Каурова ждало там, куда его отправляли.
Глава 11
Среда, 15 июня, 20 часов 36 минут
Повод задуматься может всплыть из глубин сознания сам по себе или под воздействием легкого толчка из будничного бытия, а в морге смысл жизни бьет в голову напрямую, как нашатырь из склянки. Сначала подводишь итоговую черту под «хорошо» и «плохо» из своей жизни, а потом ставишь себя за грань, за которой уже ничего не исправить. Кауров думал о Марине, он очень хотел вернуть ее, но смерть могла поставить крест на его намерениях. Он умрет, а она останется со своим мужем, что уже не воспринималось как справедливость. А умереть он мог уже сегодня, смерть Рябухина – тому подтверждение. Убрали его, а вслед за ним зачистить могли и самого Каурова. Если вдруг он слишком далеко зашел.
– Передозировка, других вариантов нет, – зевнул патологоанатом, рукой в перчатке почесав у себя под ухом.
Умер Рябухин примерно сутки назад, тело обнаружили в лесу поздним утром, труп забрали в морг, а затем уже установили личность. Выяснилось, что Рябухин находится в розыске, пока передали данные по инстанциям, пока Кауров и Дунаев добрались до районного городка в сорока километрах от города…
Рябухин лежал на стальном столе, тело до пояса накрыто простыней, на ноге бирка – как билет для дальнейшего следования в лучший мир. Тело уже успело покрыться трупными пятнами, но прижизненных синяков вроде бы нет. Не похоже, чтобы Рябухина избивали перед смертью. На локтевом сгибе несколько следов от уколов, один совсем свежий.
– Может, помогли умереть? – спросил Дунаев.
– Если только некачественное вещество подсунули, – врач снова зевнул, обнажая кариозные зубы с никотиновым налетом на них.
– Кто подсунул? – глянув на Дунаева, спросил Кауров.
– Это не ко мне, это к дознавателю.
– К дознавателю…
Кауров усмехнулся. На место преступления выезжал обычный дознаватель, у которого даже подозрения не возникло, что труп криминальный. А ведь мог бы подстраховаться, затребовать следователя, судмедэксперта, нет, никаких рефлексий. Спокойно вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела и отправил труп в обычный морг, место происшествия даже не осматривалось. Хорошо, хоть личность покойного смог установить да начальству сообщить.
– К бывшему дознавателю, – Дунаев раздраженно глянул на часы.
Дознаватель должен был ждать их в морге, но уже прошло полчаса, как они здесь, а это чудо так и не появилось. Видимо, не чувствует за собой вины. А зря. И дознавателю достанется, и начальнику, который задействовал его вместо следователя.
– Почему это к бывшему? – спросил вдруг голос за спиной.
Кауров обернулся и увидел худую, изможденную женщину с бледным, как у покойника, лицом. Ни кровинки под кожей, и глаза не блестят. Как будто и нет глаз. Как будто мертвые глазницы вместо них. Светлая курточка, белая футболка… Возможно, и тапочки белые.
Каурову стало не по себе, кровь хлынула куда-то в ноги, голова закружилась. Умом он понимал, что к нему приближалась живая женщина, но мысли о воскресших покойниках затмили сознание.
– Эй, вы кто такая? – спросил Дунаев. Голос его звучал так, как будто кто-то сжал ему горло.
– Капитан Солодкина!..
Женщина смотрела Каурову в глаза, насмехаясь над его страхами.
– Мы с вами договаривались.
– Договаривались… А что мы вообще здесь делаем? – спохватился Дунаев.
Кауров пожал плечами. С трупом действительно все ясно. Рябухина не избивали, судя по следам от уколов, наркотики он принимал нечасто, время от времени. Ему, конечно, могли подсунуть некачественный героин, но экспертиза еще не сказала своего слова. Может, он просто перебрал с веществом, не рассчитал силы.
– Нам бы вещи покойного осмотреть, – сказал он.
– Ну, осмотреть, конечно, можно… – кивнул в раздумье патологоанатом. – Но если вы там кровь на рукаве хотите найти, то не ищите. Я уже осмотрел, нет ничего.
– Кровь на рукаве?
– И в карманах я посмотрел, шприца в них нет. Шприц, жгут, ложка, спирт, ватка, что там еще?
– Что там еще?
– Первым делом у наркомана карманы нужно осмотреть, если он от передоза умер. Ничего не было!
– А кровь на рукаве?
– Если укололся, если кровь из вены выступила, на рукаве должна была остаться. Но не было ничего. Потому что покойник в футболке с коротким рукавом был! – широко, восторгаясь самим собой, улыбнулся патологоанатом. – Нарочно такую футболку надел, чтобы уколоться.
– Куда надел? – спросил Кауров, в легком недоумении глядя на него.
– На природу!
– А шприц тогда где?.. Может, рядом с покойным лежал? – Кауров строго посмотрел на Солодкину.
– Не было ничего! – не задумываясь, сказала как отрезала она. – Ни шприца, ни жгута.
– Вот я и хотел бы на одежду глянуть. На обувь. По каким лесным дорогам ходил. Вчера у вас дождь был?
– Был. А обувь чистая, – все так же без запинки выдала женщина. – И на джинсах ни единой колючки.
– Хотите сказать, что Рябухина вынесли на природу?
– Вы хотите это сказать! – Солодкина так смотрела на Каурова, что ему остро захотелось на свежий воздух.
И врач, похоже, это заметил.
– Одежду смотреть будете? – с усмешкой спросил он.
– Да уж поверим товарищу дознавателю! – торопливо ответил Дунаев, поворачиваясь к нему спиной.
– Бывшему? – спросила Солодкина.
– Подумаем. Если вы хорошо место преступления осмотрели… – на ходу махнул рукой опер.
Он шел, приложив руку к горлу, сдерживая тошноту.
– Плохо осмотрела. Но у меня хорошая память.
– Не было шприца, жгута, ватки? – спросил Кауров.
Он шел к выходу, демонстративно не спеша, даже руку Солодкиной подал, помогая переступить через высокий порожек.
– Не было ничего, не было.
– Тогда почему вы не возбудили уголовное дело?
– Потому что у меня вот они где, эти наркоманы! – Женщина коснулась горла ребром ладони. – Пачками от передоза дохнут! Особенно в последнее время.
– Тем более уголовное дело нужно возбуждать!
Кауров наконец вышел из морга, вдохнул полной грудью и стал пьянеть от воздуха необычайной свежести. И щуриться от солнечного света. В морге он почему-то думал, что на дворе беспросветная тьма, а солнце еще только закатывалось за горизонт, световой день пока не закончился. Хотя скоро стемнеет.
– Это вы начальству моему скажите!
– Начальство ваше мы пока оставим в покое. Давайте на место преступления.
– Едем! – глянув на часы, согласилась женщина.
Лес начинался сразу за чертой города, они ехали по довольно-таки сносной бетонке, затем свернули на гравийный проселок, почти сразу же остановились. И по тропинке между кленами, вязами и осинами, через лопухи вошли в лес.
– Здесь вот под кустом лежал.
Кауров провел рукой по своей ноге, сняв со штанины пару колючек. Через лопухи шли, нахватали.
– Вот и я обратила на это внимание, – усмехнулась, глянув на него, Солодкина. – Ни одной колючки!
– Как будто на руках несли, – кивнул Кауров. – Как минимум двое… Или один, но очень сильный.
Рябухин мужчина крупный, Родион мог бы в одиночку вытащить его из машины и, закинув на плечо, отнести в лес. Но спину он бы точно сорвал, и грыжа бы вылезла.
– Привезли на машине, внесли в лес, все очень просто, – вставил слово Дунаев.
– Вопрос, откуда?
Кауров поймал себя на мысли, что смотрит на Солодкину вопросительно и с надеждой. Как будто она могла дать не просто подсказку, а ключ к разгадке преступления.
– Откуда-то из курятника, – усмехнулась она.
– Из курятника?
– Колючек на джинсах не было, а птичий помет на обуви остался. И перышко прилипло.
– Перышко? – нахмурился Кауров.
Он уже жалел о том, что не настоял на осмотре одежды. Смутила его, мягко говоря, капитан Солодкина, на свежий воздух захотелось, к живым людям поближе. А ведь она совсем не страшная, смертельная бледность и пустые глазницы – всего лишь плод сумеречного воображения. Кожа у нее от природы светлая, и глаза черные, и брови цвета вороньего крыла, а слишком резкий контраст и загробная обстановка спровоцировали турбулентность фантазии.
– Маленькое, пуховое.
– Хотите сказать, что потерпевший прятался в курятнике?
– Хочу сказать, что он жил в доме с курятником во дворе. Возможно, заходил в курятник за яйцами.
– Можно выделить ДНК курицы по ее перу, – совершенно серьезным тоном сказал Дунаев. – Обойти все дворы в городе, взять материал у каждой курицы.
Кауров оторопело посмотрел на него. Теоретически такой вариант возможен, но как это будет выглядеть на практике? Воронич, может, и не самый большой городок, но одних курятников в нем сотни две-три.
– Шучу, конечно! – подмигнув, улыбнулся Дунаев.
– Если работы не бояться, можно и обойти, – разочарованно глянула на него Солодкина.
– Ну, работы мы не боимся, – настороженно посмотрел на нее Кауров.
– Судя по перу, это прикарпатская зеленожка, не самая распространенная порода кур, во всяком случае, у нас, – вынимая из пачки сигарету, уверенным тоном произнесла женщина.
– А какие куры отпадают? – с интересом смотрел на нее Дунаев.
– Леггорн, гамбургская, орловская, русская белая, украинская ушанка… Это только яичные породы кур.
– Будем иметь в виду, – кивнул Кауров.
Скорее всего, смерть Рябухина признают насильственной. А вопрос, кто его убил, уже стоит ребром. Рябухина смогли привязать к убийству Мирошниковой. Убивая, он действительно прижимался к жертве, с тела покойного сняли запаховый след, собака указала на образец, взятый с квартиры подозреваемого. А вот в случае с Барковым убийца запаховый след не оставил, доказать виновность Рябухина пока не представляется возможным, оправдать Черепанова может только признание Рябухина. Или тех людей, которые приказали ему убить Баркова. А если Рябухина убили, значит, такие люди существуют. И значит, их нужно искать. Только вот захочет ли Евграфов брать на себя заведомый висяк? Не объединенное пока дело еще не получило серьезный резонанс, Евграфов пока в силах спустить дело на тормозах.
– И еще нужно подумать, у кого из этих женщин, держащих кур, мог остановиться наркоман, находящийся в розыске, – продолжала Солодкина. – Я, например, такого бы к себе не взяла.
– Логично, – поощрительно глянул на нее Кауров.
– И семья с ребенком бы не взяла.
– А веселые вдовушки у вас водятся? – подмигнул женщине Дунаев.
– С них и надо бы начать, – совершенно серьезно сказала она.
– Есть кто-нибудь на примете?
– Есть. Но я не знаю, какие у них куры… Ну так что, ищем или все, отбой? – Солодкина с насмешкой смотрела на Каурова, как будто он отлынивал от работы, а она подгоняла его.
– Ищем!
Так и не смог Родион взять Марину под свою защиту, он отправился сюда, а она уехала домой. И охранять ее там будет муж. Нетрудно догадаться, как. Кауров не мог ни о чем думать, кроме как об этом, ревность душила. И зачем только Марина взбаламутила его жизнь?
Уже давно стемнело, когда они подъехали к бревенчатому дому на южной окраине города, в окнах горел свет, хозяйка откликнулась на лай собаки, вышла на крыльцо. Солодкина зашла во двор, не обращая внимания на пса, завела разговор, но ничего интересного узнать не смогла. И второй адрес отработали вхолостую.
За третьим адресом пришлось ехать к участковому, Солодкина сама зашла к нему в дом, вернулась и велела ехать на другой конец Воронича. И снова бревенчатый дом с резными ставнями и коровьей лепешкой у калитки. Хозяйка вышла к ночным гостям, одетая в кофту поверх светлого сарафана.
Она мало чем напоминала классическую веселую вдовушку или разбитную разведенку. Спокойный взгляд, строгое выражение лица, натруженные руки, от нее слегка пахло навозом, сильнее молоком и дешевым парфюмом. Сначала вечерняя дойка, потом ночное свидание? А почему бы и нет? Женщина еще молодая, в теле, интерес к жизни в самом расцвете.
– Бояркова? – сурово спросила Солодкина.
– Я буду!
– Кто в доме?
– Никого!
– Куры несутся?
– А что им станется?
– Точно дома никого?.. Я ведь пойду, гляну!
– Да смотрите, нет никого!
– Пирогову знаешь?
– Ну допустим!
– У нее как с курами?
– Да нормально, ходила, смотрела.
Кауров даже в темноте заметил, как заискрился взгляд Боярковой, даже щеки, кажется, порозовели. Женщина похорошела, как вянущая роза после дождя.
– На кур смотрела?
– Ну да, – Бояркова отвела взгляд.
Кауров сощурил глаз, с подозрением глядя на нее. Интересно, что ее смутило? Вряд ли куры.
– А чего за ними смотреть?
– А Тася уехала.
– Куда?
– На море. На две недели.
– С кем?
– Сама… Ну, может, и с кем-то, я не знаю.
– А хозяйство на тебя оставила?
– Да какое у нее хозяйство! Куры только да огород… Ну да, на меня оставила… Какой с него огородник?
– С кого с него?
– Постоялец у нее объявился.
– Так это ты к нему снарядилась? – проницательно глядя на Бояркову, резко спросила Солодкина.
– Да вы что? – захлопала глазами женщина.
– Нет?
– Нет!
– Но мы все равно тебя подвезем! Ты же не против?
Дом Пироговой располагался неподалеку, кирпичный, с газовой трубой под крышей, в саду пышная зелень. Цветы в палисаднике, огород за домом, кокочущий курятник. Такое хозяйство на случайного прохожего не оставляют. Или Пирогова доверяла Боярковой, или она вовсе не на курорте. Может, убили да бросили где-то в лесу, как Рябухина. Об этом Кауров подумал в пустующем доме. От постояльца и следа нет, ни вещей, ни шприцов. Но в воздухе витал запах застарелого табака.
– Пирогова курит? – спросил Кауров.
– Нет, – опустив глаза, качнула головой Бояркова.
– А постоялец?
Женщина в ответ выразительно промолчала.
– Это ведь не просто постоялец был, а убийца, я бы даже сказал, маньяк, – осматривая дом, сказал Кауров.
В доме проводили влажную уборку, постели заправлены, полы чистые, даже разводов от грязной тряпки не видно, и мебель протерта. Видимо, люди, убившие Рябухина, не хотели выдавать свое присутствие. Если так, то «пальчики» можно не искать, слюну и прочие выделения тоже. Но эксперты все равно отработают весь дом, что-нибудь да найдут. И для розыскной собаки дело найдется.
– Маньяк?! – разволновалась Бояркова.
– И наркоман. ВИЧ, гепатит, знаете, что это такое?
– Ну, до гепатита дело не дошло, – выдохнула женщина.
– Но этот человек здесь был! – Кауров наконец-то показал ей фотоснимок Рябухина.