Белая волчица

– Мне вас по-человечески жаль.

– А не надо меня жалеть. Нормально все. – Лена поднялась, ее снова повело, но лишь слегка.

Гриша хотел взять девушку за локоток, но она оттолкнула его руку, вышла в прихожую и открыла дверь. Ему ничего не оставалось, кроме как покинуть этот дом.

Совещание уже закончилось, когда он вернулся в управление. Одинцов не возмущался, как-никак подчиненный занимался делом, свидетеля опрашивал.

О разговоре с Леной Кустарев рассказал в двух словах, о своих смутных догадках распространяться не стал. Не стоило смешивать квадратное с зеленым.

– Значит, Киршанова слышала, как кто-то поднимался по лестнице, – сказал Одинцов. – А что насчет спуска?

Солидный мужик, крутой закваски, брутального типа. Крепкая, наголо бритая голова как будто влита в мощные плечи. Переносица широкая, прямо как у льва, небольшие раскосые глаза сытого тигра, ударопрочный нос с горбинкой, чем-то напоминающий ястребиный клюв.

– Она не сказала… – Кустарев замялся.

– А ты спрашивал? – Начальник правильно понял причину его замешательства.

– Да как-то упустил. Хотел спросить. Она сказала бы, если бы слышала, – оправдываясь, промямлил Гриша.

– Надо было узнать, сколько человек поднимались и спускались.

– А какой смысл, если это самоубийство.

– А если нет?.. Ты же сам сказал, что самоубийцы идут к смерти лицом, а не задом.

– А если он задом шел, чтобы не так страшно было? Может, передумать боялся?

Начальник внимательно посмотрел на него.

– Что-то не пойму тебя, Гриша. Ты же рвал и метал, а сейчас как будто перегорел. Что-то случилось?

– Да ведь тут глухарь вырисовывается.

Одинцов кивнул, на мгновение выпятив губы. Он и сам это прекрасно понимал. Кустареву не хотелось возиться с этим делом. А вдруг Киршанова в нем замешана? Пока он задавался этим вопросом неосознанно, не решался принять сторону Лены, но вектор его мысли уже уперся в нее.

– Я тут ехал, думал. Скользко на крыше было, а там наклон. Будь я на месте Аникеева, возможно, тоже сдавал бы задом, – сказал Кустарев.

И снова в его голосе прозвучали оправдательные нотки.

– Ты на своем месте, Гриша, – с усмешкой заявил Одинцов. – И тоже сдаешь задом. Ты же сам провел параллель с делом Охоткина.

– Ну да, провел.

– Эта параллель и без тебя просматривается. Как Аникеева на Самарскую улицу занесло? Кто его в этом доме знает?

– Никто. Я, конечно, спрашивал.

– И я спрашивал. У Юдаевой. Не было у Аникеева суицидальных мыслей. Ему в этой жизни все нравилось. И еще он большим ходоком по бабам был. Роман на днях вместе с Юдаевой зашел в торговый комплекс, какую-то девушку там заметил и сразу стойку на нее сделал.

– Какую девушку?

– Дело не в том, какую девушку он заметил, а в его отношении к женщинам. Он за любой юбкой готов был бегать. Юдаева не воспринимала его всерьез. Повышенное влечение к женщинам у него было, а это не причина для самоубийства. Женщины, конечно, не всегда соглашаются, но у него с этим проблем не было. Жизнь била ключом, от самых от корней.

– Может, он и на Самарскую улицу попал из-за женщины?

– Не исключено.

– Может, его и вывели в расход по этой причине. Сначала на чердак…

– Кто?

– Женщина не смогла бы. Может, кто-то его с кем-то застукал? Допустим, оскорбленный муж вывел его на чердак, чтобы морду ему набить.

– А драка была?

– А если рогоносец за пистолет схватился? Может, Аникеев сперва в штаны наложил, а потом с перепуга и съехал с крыши?

– Надо найти этого рогоносца. Если он есть.

– Кто ж признается в том, что он рогоносец?

Одинцов многозначительно промолчал. Во-первых, Кустарев озвучил ему риторический вопрос, во-вторых, задал его не по существу. Задача ему поставлена, пусть работает. Как именно он отроет правду, это его забота. Если Гриша что-то не понял, то начальство ему объяснит. Но не сегодня, а завтра. А сейчас Одинцову домой пора. Он человек практически семейный, до полуночи на службе задерживаться ему не с руки.

Да и Грише пора было домой. Семьи у него не имелось, но он запросто мог позвонить Юле, назначить ей встречу в ресторане, поужинать вместе, а потом забрать к себе домой. До утра. Она точно не откажется, если свободна. Девушка она красивая, но не лежит у него к ней душа. Тем более сейчас, после того как в его жизни появилась Лена.

У него, кстати, есть вопросы к этой замечательной девушке. А еще надо бы узнать, как она себя чувствует после головокружения. Может, ей помощь требуется?

Гриша понимал, что не должен был ехать к ней. Зачем ему бывшая проститутка, вдобавок хворая, дефективная? Может, и не была Лена в Москве, не обследовалась? Вдруг у нее какая-то тяжелая форма менингита? Как можно жить с женщиной, у которой постоянно болит голова?

Эти вопросы лезли ему в голову всю дорогу, но Кустарев не свернул с пути.

Глава 4

Опер обязан уметь подкрадываться к преступнику. Шаг у него должен быть такой же тихий, как у охотника на промысле. Старший лейтенант Кустарев приучал себя передвигаться неслышно в любой ситуации, но, видимо, это еще не очень хорошо у него получалось. Подошва мягкая, «тихая», одышкой он не страдал и на пятый этаж поднялся без лишнего шума. И все-таки его заметили.

Один парень в кожаной куртке стоял у лестницы, а другой – впритирку к двери в двадцать вторую квартиру. Один рослый, крупный, видный, другой маленький, худосочный, невзрачный. Оба в перчатках.

Услышав Гришу, крупный сдвинулся в сторону, перекрывая ему дорогу. Худосочный держал правую руку за спиной. Наверное, он прятал в ней ключ от квартиры или отмычку. Этот фрукт возился с замком, пока не учуял опасность. Кустарев практически не сомневался в том, что парни собирались вскрыть квартиру, в которой жила Лена.

– Эй, на крышу хода нет! – сказал крупный.

Черные брови крыльями смыкались на широкой переносице. Глаза маленькие, холодные, угрожающая улыбка на тонких губах.

– А почему? – Гриша все понимал, но ему нужно было сблизиться с этим типом.

Он продолжал идти, для вида замедлив шаг. Ему нужно было время, вот он и заговаривал зубы этим субъектам.

– А чтобы такие, как ты, с крыши не падали.