– Еще чего! – сказал она. – За себя я уверена, а за тобой глаз да глаз нужен!
Теперь всем понятно мое состояние?
– Нет, Леннарт, мечи и секиры нам не понадобятся, – мотнул головой Олаф.
– А что тогда?
– Вот это! – Твердобородый щелкнул ногтем указательного пальца по серебряной кружке так, что она зазвенела подобно колоколу.
– На кружках биться будем? – продолжал недоумевать я.
– Можно сказать и так. Слабо тебе потягаться со мной – кто больше выпьет?
– Олаф, может, проще на секирах или мечах? Я Лео знаю, поверь мне, так будет лучше! – Блез говорил негромко, но до моего места долетало каждое его слово.
– Ха! А знаешь ли ты, почему меня прозвали Твердобородым? Да потому что никто еще не смог заставить меня согнуть ее об стол, сколько бы я ни выпил и с кем бы я не тягался. Олаф Твердобородый не какой-нибудь там лазутчик!
Головешка к тому времени, залпом выпив ковш медовой браги, снова спал под лавкой, собрав в комок платье Рейчел и удобно пристроив на нем голову.
– Да верю я тебе, Олаф, верю, тут в другом дело, – продолжал убеждать его Блез. – Лео, если выпьет много, становится подобен Бьерну Медвежья Лапа, причем надолго. А когда проспится, и сам ничего не помнит. Говорю же тебе, лучше на секирах. – И он потрогал свой немного свернутый на сторону нос.
– Лео?! – Как выяснилось, Рейчел слова Блеза слышала тоже.
Я лишь отвел глаза: сказать в свое оправдание нечего. Случилось такое единственный раз, но Блез прав полностью – ничего не помню, что со мной было. Даже почему у него оказался свернутым нос.
– Ну так что, Леннарт, принимаешь мой вызов? – отмахнувшись от Блеза, спросил Олаф Твердобородый.
Подумав немного, я кивнул. Если уж Блез не смог его убедить биться оружием, вряд ли удастся мне.
– Принимаю. Единственное… тебе нужно прийти в себя, иначе мы будем в неравных условиях.
– Благородный поступок, – сказал он. – Значит, так, сегодня-завтра я воздерживаюсь, ну а послезавтра приступим.
– Договорились. Пойдем, любимая. Ночь получилась бессонной, и не самое ли время отдохнуть?
– Козьи Потроха, покажи моим дорогим гостям их покои, – распорядился Олаф. – И не забудь, Леннарт: послезавтра здесь же и в этот час.
Покои оказались достаточно хороши – светло, тепло, просторно и мягкая постель: что еще нужно? Но меня по-прежнему продолжал мучить интерес Рейчел к Олафу. Сама Рейчел сидела у окна и расчесывала влажные после купания волосы. Я ходил из угла в угол, все не решаясь начать так интересующий меня разговор. Наконец не выдержал:
– Рейчел, а тебе не кажется, что ты на Олафа пялилась?
– И вовсе я на него не пялилась, еще чего!
– Но я же видел!
– Некоторые люди видят и эльфов с крылышками, но разве они существуют?
– Эльфы – это другое!
– А тут что?
– А тут ты на него пялилась!
– Ну посмотрела раз-другой, любопытно же! А ты сразу – пялилась.
– И чего в нем любопытного?
– Интересный мужчина, вот и все. Кстати, ты свой оберег так и не нашел? – с невинным выражением лица поинтересовалась она.
Понятно, что я вскипел.
– Сейчас я твой у тебя заберу!
– Ну и забирай. Я и сама его отдам. – И он руками Рейчел переместился с ее груди на мою. – Милый мой Леннарт Фартовый, перестань забивать себе голову тем, чего нет, и пошли спать. Известно мне, когда именно ты становишься нервным, и сейчас тебе помогу. Я и сама начинаю нервничать, ведь у нас с тобой давненько не было возможности уединиться!
– Я – Счастливчик Леонард!
– Знаю. Только Леннарт мне тоже нравится, потому что на языке народа Блеза это имя означает «отважный». А ты у меня такой и есть.
Глава 3
Голова болела так, как не болела она никогда прежде. Я осторожно открыл один глаз, затем другой, чтобы осмотреться – где же я нахожусь? Солнечный свет ударил по ним, заставив снова зажмуриться. И все-таки понять удалось – в покоях, которые предоставил нам Олаф Твердобородый. И еще – Рейчел здесь нет. Где она?
Тогда-то ко мне и начали возвращаться воспоминания, смутные и расплывчатые. Нет, начало я помнил достаточно хорошо. Вот мы с Олафом оказываемся на противоположных краях стола. Посередине него стоит бочка, как вскоре выяснилось – с аквавитом. Рядом с ней – зажаренный целиком на вертеле баран. Все остальное пространство столешницы было заполнено блюдами так, как будто мы с Твердобородым не соревновались в тупости – кто кого перепьет, а вознамерились отметить какое-нибудь чрезвычайно знаменательное событие, причем всеми обитателями замка. Правил у предстоящего поединка, как удалось припомнить, было всего три.
Всегда выпивать полностью, тосты произносить по очереди и ни в коем случае не прятать руки под стол. Последнее меня озадачило.
– А это еще зачем?
– Чтобы не жульничал и не выливал, – пояснил Олаф, который, разминаясь, расхаживал по залу и размахивал руками так, как будто собрался не пить, а встретиться со мной в кулачном бою. – Спрятал хотя бы одну из них пусть на миг, и все, сразу же проиграл. А вообще можешь их в петли просунуть, видишь их?
– Вижу.
Две кожаных петли на самом краю стола, продетые сквозь столешницу. А я-то все голову ломал – они-то на какой ляд нужны?
– Ну так что, приступим? – спросил Твердобородый, усаживаясь на место и просовывая в петли руки по локоть.
– Приступим, – выполняя такую же процедуру, согласился я.
Самому наливать не пришлось: для этого у нас были помощники. Всего их оказалось четыре, и два из них следили за тем, чтобы наливалось поровну.
– Помоги мне сам Громовержец! – торжественно провозгласил Олаф, а из рассказа Блеза я знал, что тот у них – верховый бог во всем пантеоне. – Ну, как водится, за знакомство! – После чего вылил содержимое лафитника в рот, даже не глотнув.
– За него!
Крепостью аквавит оказался сродни рому, джину или любому другому напитку из того же ряда и довольно неплох на вкус. Я выпил, отправил в рот щепоть замечательной квашеной капусты с клюквой, а к тому времени лафитник вновь стоял передо мною полный до самых краев. И началось.