Дневник, 1917-1921

. «Южн‹ому› краю» пишут из Лебедина: недавно разгромлено имение Василевка, генер‹ала› Глазмана. Прежде всего перепились на винном заводе. Задохлись в цистерне 3 человека, 8 опилось до смерти, 22 отправлены в больницу… Племенной скот и инвентарь растащили по домам. Действовавшие энергичнее или явившиеся ранее захватили больше, что вызвало неудовольствие солдаток: их мужей не было, когда они явятся, придется устроить уже новый дележ всего крест‹ьянского› имущества поровну… Наступило отрезвление. В экономию стали приводить угнанный скот… Василевские крестьяне стали рубить лес в имении гр‹афа› Капниста, но крестьяне с. Михайловки запретили, считая, что они имеют больше прав. Рубка леса была прекращена. До открытого столкнов‹ения› дело не дошло («Южн‹ый› кр‹ай›», 23-XI-1917).

28-XI-17

Под Белгородом в Харьковской губ‹ернии› идет форменное и, по-видимому, кровопролитное сражение. Об этом сообщает уже офиц‹иальный› орган харьковского губ‹ернского› комиссариата «Нова громада». Эшелоны ударников, с которыми, по слухам, идет Корнилов

, движутся из Могилева на Дон, кружным путем. Большевистские войска задержали их между Сумами и Белгородом. Идет бой из-за обладания станцией Томаровкой в 28 верстах от Белгорода. По-видимому, Корнилова с этими эшелонами нет, а есть Деникин

. По-видимому, ударникам удалось овладеть Томаровкой и «сражение происходило приблизительно верстах в 15 от Белгорода. В городе слышна канонада, доставляются раненые… Уже 25 с утра магазины не открывались, занятия в учебных заведениях прекращены. Город (по распоряжению революц. штаба) не освещается и погружен в полнейшую темноту… Кровопролитие в самом сердце России» («Южн‹ый› кр‹ай›», 26-XI).

29 ноября

22 ноября газета нар‹одных› социалистов, которая вместо «Народного слова» теперь называется «Слово в цепях», напечатала мою телеграмму по поводу гнусностей, проделанных над Плехановым. К нему, больному, три раза врывались с обыском, который производили чрезвычайно грубо. Положение больного ухудшилось. Пошла горлом кровь. Я уже думал, что моя телеграмма пропала в недрах большевистской цензуры. Но она напечатана[7 - «Власть народа», 19-XI-17. – Примеч. В. Г. Короленко.].

В том же номере газеты напечатана заметка «Саботаж просителей»: оказывается, что в Смольном с просителями очень любезны: по возможности удовлетворяют все просьбы. Давно бы выпустили и арестованных «за направление» журналистов, в том числе с.-р. и с.-д., если бы они сами или за них попросили. Но – просители не идут. «Одно время, – говорит шутливо А. Смирный, – предполагалось назначить премию каждому просителю. Теперь за недостатком денег этот проект оставлен и предполагают „предавать саботирующих просителей военно-революционному суду“».

Чернов в последней конференции петрогр‹адской› организации партии соц. – революционеров уже счел нужным заявить:

«Мы, всегда боровшиеся за Учредительное Собрание и во имя его, мы всенародно заявляем: если кто-либо посягнет на Учредительное Собрание, – он заставит нас вспомнить о старых методах борьбы с насильниками, с теми, кто навязывал народу свою волю. Если услышат они наш голос и если он остановит новую готовящуюся авантюру, тем лучше, если нет – не наша вина. Во всяком случае, они предупреждены» («Власть народа», 19-XI-17).

Этого еще недоставало! Чернов человек способный, но весь ушел без остатка в кружковую психологию. За границей доводил до нелепости антиоборончество, в России не мог отказать себе в удовольствии, несмотря на это, войти в оборонческое министерство

, наделал немало глупостей, вел некрасивую кампанию против Керенского

и теперь с легким сердцем декларирует возврат к террору, т. е. к убийствам из-за угла… Трудно проявить более попугайский автоматизм и отсутствие чувства действительности! Сделать из Лениных и Троцких мучеников пролетариата, оправдать заугольным насилием открытые насилия красногвардейцев… Идея! А ведь – чего доброго. Мы и после революции остаемся рабами[8 - В «Киевской мысли» (16-Х1 – № 274) помещена заметка «Террористич‹еское› покушение». Пока эта банда неизвестных вам вымогателей в солд‹атской› форме требовала у фабриканта Ункера 100 тыс., а получила только 100 руб., и бросила в окно бомбу. Дело было в Киеве. Бомба взорвалась, но никто (случайно) не пострадал.В той же «Киевской мысли» (14 окт. 1917, № 248) приводится заявление украинца Шаповала: «Подобно тому, как российская революционная демократия боролась с абсолютизмом всеми способами, даже террористическими, так и мы, украинские революционеры, будем бороться с „русскоцентризмом“, к каким бы способам борьбы ни пришлось прибегать». – «Значит, вплоть до террора? – спрашивает газета… Но террор в свободном строе это лишь метод борьбы анархистов и бандитов». – Примеч. В. Г. Короленко.]

5 дек‹абря› 1917

В газете «Свобода и жизнь» – «органе демократической интеллигенции», издающемся в Москве

кружком писателей (с оттенком индивидуализма), напечатано 27 ноября письмо студента Льва Резцова, которое редакция озаглавливает «Вопль отчаяния».

«Месяца три назад, – пишет этот студент, – я записался в студенческую фракцию партии нар‹одной› свободы с искренним желанием работать в ней». В окт‹ябрьско›-ноябрьские дни всей душой стоял на стороне белой гвардии и своих товарищей, боровшихся с большевиками.

Теперь он вышел из партии. Этого мало, – он зовет к большевикам. Почему? Сила на их стороне. «Большинство, способное штыком и пулеметом защищать свои идеи, это большинство несомненно на стороне большевиков». Отрезвить массы могут только факты…

Итак, пусть большевики тащат к пропасти. Но это единственный выход. Остается одно: во имя родины помочь большевикам в их прыжке. Иначе погибли мы все, погибла Россия! «Они уверены в успехе, следовательно, есть еще надежда». «Может быть, загорится действительно и на Западе великая революция».

«Может быть, – прибавляет Резцов, – я не согласен с некоторыми (?) положениями большевизма, может быть, бесчестно поступают большевики, скрывая от масс, какую страшную игру они ведут, – игру на всемирную революцию…» Но… автор прибегает к сравнению, когда-то употребленному В. А. Маклаковым

. Россия – автомобиль, управляемый безумно смелым шофером. Автомобиль катится с горы. Впереди пропасть. И автор призывает не мешать безумно смелому прыжку… Авось перепрыгнут… Вот когда вспомнишь французское: comparaison n'est pas raison

.

Редакция оговаривается, что печатает письмо единственно как психологический документ, свидетельствующий об отчаянии и пессимизме интеллигенции.

По-моему – это документ действительно интересный, указывающий на самое страшное, что есть в нашей революции. Наша психология – психология всех русских людей – это организм без костяка, мягкотелый и неустойчивый. Русский народ якобы религиозен. Но теперь религии нигде не чувствуется. Ничто «не грех». Это в народе. То же и в интеллигенции. Около 1905 г. мне был прислан рассказ для «Р‹усского› бог‹атства›». Рассказ плохой, но симптоматически ужасный: в нем автор не только без негодования, но с явным сочувствием рассказывает о кружке интеллигентов, совершающих во имя революции всякие максималистские гнусности… И всего интереснее и страшнее – что автор непосредственно перед этим был… толстовцем, даже «несколько известным в толстовских кругах». Я с омерзением читал эту плохую повесть, но если бы это было возможно, я бы напечатал ее в назидание в каком-нибудь журнальчике для refus'es

, как образец «бесскелетности» русской психологии. Успех – все. В сторону успеха мы шарахаемся, как стадо. Толстовец у нас слишком легко становится певцом максимализма, кадет – большевиком. Он признает, что идея – лжива, а образ действий – бесчестен. Но из чисто практических соображений он не считает «грехом» служить торжествующей лжи и бесчестию…

Это и есть страшное: у нас нет веры, устойчивой, крепкой, светящей свыше временных неудач и успехов. Для нас «нет греха» в участии в любой преуспевающей в данное время лжи… Мы готовы вкусить от идоложертвенного мяса с любым торжествующим насилием. Не все это делают с такой обнаженной низостью, как Ясинский, извивавшийся перед царской цензурой и Соловьевым, а теперь явившийся с поздравительными стишками к большевикам, но многие это все-таки делают из соображений бескорыстно практических, т. е. все-таки малодушных и психологически-корыстных…

И оттого наша интеллигенция, вместо того, чтобы мужественно и до конца сказать правду «владыке народу», когда он явно заблуждается и дает себя увлечь на путь лжи и бесчестья, – прикрывает отступление сравнениями и софизмами и изменяет истине…

И сколько таких неубежденных глубоко, но практически примыкающих к большевизму в рядах той революционной интеллигенции, которая в массе способствует теперь гибели России, без глубокой веры и увлечения, а только из малодушия и без увлечения. Быть может, самой типичной в этом смысле является «модернистская» фигура большевистского министра Луначарского. Он сам закричал от ужаса после московского большевистского погромного подвига… Он даже вышел из состава правительства. Но это тоже было бесскелетно. Вернулся опять и пожимает руку перебежчика – Ясинского и… вкушает с ним «идоложертвенное мясо» без дальнейших оглядок в сторону проснувшейся на мгновение совести…

Да, русская душа – какая-то бесскелетная.

У души тоже должен быть свой скелет, не дающий ей гнуться при всяком давлении, придающий ей устойчивость и силу в действии и противудействии. Этим скелетом души должна быть вера… Или религиозная в прямом смысле, или «убежденная», но такая, за которую стоят «даже до смерти», которая не поддается софизмам ближайших практических соображений, которая говорит человеку свое «non sumus» – «не могу». И не потому не могу, что то или другое полезно или вредно практически с точки зрения ближайшей пользы, а потому, что есть во мне нечто не гнущееся в эту сторону… Нечто выше и сильнее этих ближайших соображений.

Этого у нас нет или слишком мало.

6 дек‹абря›

Идут переговоры о перемирии (которое и заключено) и о мире, который, по-видимому, будет сепаратным. В связи с этим застрелился в Бресте (место переговоров) 29 ноября ген‹ерал› Скалон, по-видимому, не вынесший каких-то позорных условий

.

Это сын покойного варшавского генерал-губернатора

, одного из сатрапов царского строя, который возвел администрат‹ивный› порядок до смертных казней без суда. Газеты в свое время (около 1905) приводили потрясающее предсмертное письмо казненного таким образом мальчика-гимназиста. С другой стороны, тот же Скалон потребовал от польского страхового о-ва, чтобы оно выдавало премии за черепичные крыши (вместо соломенных) лишь «благонадежным» крестьянам. Это всемогущество отца трагически отразилось в судьбе несчастного сына. Он стал бессильным и жалким орудием позора России в руках разбушевавшейся и всесильной охлократии и предпочел смерть… Телеграмма большевистского тел‹еграфного› агентства разносит весть об этом выстреле при самом открытии «мирных переговоров»… В тоне официального сообщения из ставки чувствуется некоторое смущение и, пожалуй, невольное уважение… Приводится текст прощального письма к жене… «Никто из нас не ожидал ничего подобного, – пишут члены „мирной делегации“. – Просим послать телегр‹аммы› соболезнования от правительства и от делегации жене генерала в Могилев и текст этих телеграмм опубликовать в печати». «Предполагаем нервное расстройство», – пишут еще эти большевистские делегаты, хотя никаких признаков этого заметно не было.

Начинается контрреволюция производственной стихии. В Сормове предприниматели собрали представителей рабочих и служащих и объявили, что дальше вести дело не могут. В экстр‹енном› заседании служащих завода вынесена резолюция, в которой говорится, что предполагаемое закрытие с 10 дек‹абря› завода недопустимо, что завод имеет общегосуд‹арственное› значение и его необходимо поддержать и т. д. Между прочим: «Собрание считает необходимым указать, что настоящая резолюция не имеет политического оттенка и основана исключительно на сознании служащими своего гражданского долга» («Ниж‹егородский› л‹исток›», 28-IX-17).

Сормовский завод – это целый город под Нижним на Волге. Гнездо рабочего большевизма… Его безработица – огромное бедствие, и это первое mИmento большевизму, рубящему ветви дерева, на котором сидит пока судьба целого поколения рабочего класса. Надежда тотчас же вырастить чудесным образом «новый производственный строй» – прямое идиотство

.

Вчера напечатана моя статья «Торжество победителей», сразу в неск‹ольких› газетах

.

15 дек‹абря›

Числа 12-го в ночь в Полтаве смертельно ранен учитель. На него напали на улице солдаты и проломили ему голову. Это теперь часто, и в другое время пришлось бы закричать на всю Россию, что в Полтаве грабежи, убийства, разбои приняли небывалые размеры. Теперь нам приходится говорить, что у нас, славу Богу, сравнительно тихо.

К Косте Лях‹овичу› обратились довольно неожиданно за советом большевики из «совета революции»: что им делать: украинцы

взяли верх и собираются их арестовать? Это им, разумеется, не нравится. Грозят по этому случаю забастовкой водопровода и электричества. Им это кажется «целесообразным»: если арестуют несколько человек из «совета», то нейтральное население в 60 тысяч останется без воды и без света. В городе водворилась тревога. Вчера вдруг вода иссякла и не шла из кранов. Думали – это начало. Оказалось, однако, что это только последствие обывательских опасений: стали запасаться водой и ее не хватило. К чести рабочих, они заявили, что бастовать не намерены и что к этому их могут принудить только силой. А силы у большевиков нет. Их «правительство» парализовано: убили общерусский патриотизм, вытравили сознание отечества в рабочей и солдатской массе и теперь областные патриотизмы одолевают их всюду. Даже Рада, которая держит себя без достоинства, юлит, лицемерит, вступает в соглашения и изменяет им, все-таки силой вещей берет верх. При прочих равных условиях (та же деморализация масс) на ее стороне есть одно преимущество: чувство родины, – и большевики разоружаются как стадо.

Россия теперь, как червь, разрезанный на куски. Каждая часть живет собственной жизнью. Казаки объявили свою «республику впредь до воссоединения с Россией»

. Украинцы этого избегают. Когда-то Франко к юбилею Мицкевича написал бестактную статью

: Мицкевич – поэт и идеализатор «измены». Это было бестактно, но в этом была доля правды. В посвящении своей поэмы «Петербург» он говорит «друзьям москалям»: «Коварно, в оковах ползая, я с деспотом хитрил, но вам все тайны чувств открыл я благодарно».

Украинцы не могут применить к себе этот последний стих. Украина по традиции тоже хитрила и изменяла то и дело. И теперь она продолжает эту традицию по отношению и к революционной России. Носятся чудовищные слухи о сношениях Рады с австрийцами, надо думать, неверные. Но, во всяком случае, они не говорят также, честно и откровенно, о воссоединении с новой Россией. Недаром теперь в качестве национального героя все яснее выступает фигура Мазепы, от которого еще недавно огромное большинство украинцев открещивалось. В своей статье «Котляревский и Мазепа»

я вполне искренно смеялся над страхами, веющими над старым «мазепским дворищем». Теперь не знаю – написал ли бы я эту статью. Недавно благородный Науменко