Митька протёр глаза и прогундосил:
– Этот месяц у нас пробный будет. Бригадный подряд не в счёт. Пускай Возничий съездит вначале к Злобину по обмену опытом, потом и мы скромно, тихим шагом перейдём к этому проклятому хозрасчёту, а сейчас перед дорогой надо выпить ещё по стакану.
Обратно с работы они в карты не играли, но ехали с песнями. В репертуаре у кровельщиков в основном были украинские песни.
Глава 4
На следующий день, Олег пошёл на своё «почётное место», разжигать котёл с битумом. А кровельщики, переодевшись в спецовку, поднялись с хорошим настроением на крышу, зная, что после вчерашнего дня, наверху есть чем поправить здоровье.
Похмелившись, весёлые они спустились вниз и позвали Олега с собой, таскать из будки рубероид к лебёдке. Но, открыв дверь, увидали, как бессовестно гуляет сквозняк по складу.
На том месте, где лежал рубероид, валялся рваный облитый битумом резиновый сапог и старые тоже вымаранные битумом брезентовые брюки.
Кровельщик переглянулись между собой, и моментально протрезвели:
– Куда рубероид делся? – округлил глаза Митька, – мы же оставляли под обрез, чтобы доделать крышу.
– Не иначе деревенские мужики спёрли, – выдал свою версию Косарев. – Надо милицию срочно вызывать, пускай по дворам ищут, а то перепродадут в другое село и ищи ветра в поле.
– Правильно вызывайте, – подал голос Олег, – а я как член комсомола молчать не буду, всю правду скажу, как меня учил великий Ленин.
В комсомоле он, конечно, никогда не состоял, так как, в школе, считался отъявленным анархистом, отвергающий все патриотические собрания и различные митинги.
– Ты, что видал, кто своровал наш хлеб? – занервничал Черных.
– Конечно, видел, и номер машины записал, – спокойно сказал Олег.
– Это уже лучше, – облегчённо вздохнул Митька. – Мы сейчас пойдём в гаражи и по номеру машины узнаем шофёра. Поговорим с ним серьёзно, потребуем возврата и магарыч за молчание.
Олег подошёл к валявшему резиновому сапогу и с размаху ударив его ногой, артистически заявил:
– Вы что бригада коммунистического труда, совсем память потеряли? Мы вчера вместе с водопроводчиком обозревали, как вы загружали целый самосвал рубероидом, и потом пошли в магазин. У вас пир горой стоял от левого навара. Так что уважаемые коллеги выбирайте одно из двух; либо вы идёте к участковому, либо едете на лесоторговую базу и покупаете там сто пять рулонов рубероида по семь рублей за рулон. Я без зарплаты по причине вашего воровства сидеть не желаю, – напустил он на себя важности.
Олег в этот миг чувствовал себя хозяином положения. Ему нравилось наблюдать за этими алчными и пьяными рожами. Они хоть грамоты и не знали, но законы чтили, и по мере возможности соблюдали их. После веско угрожающего заявления Грачёва они мгновенно забыли об участковом. Им было уже не в руку к нему обращаться. Паника забралась в их подленькие душонки, и тревога отчётливо проявилась на трусливых физиономиях. Потому что знали, факт кражи был не оспорим и обратное, доказывать Грачёву они не собирались.
Первым из оцепенения вышел Черныш:
– Нам такое количество рулонов сюда не надо, хватит и пятидесяти, – завизжал Черныш. – Решили, что сделаем трёх слойку, а весь верх зальём битумом. Скинемся звеном по нужной сумме, и будет всё «хоккей»!
Олег сдержался, чтобы не рассмеяться. Его подтачивало всем им кинуть в рожу заслуженный упрёк:
«Что козлы, допились до беспамятства, теперь делайте свой личный материальный вклад в строительство школы».
Но Олег мудро промолчал. Только приблизился вплотную к брызгающему слюной Чернышу и небрежно водрузив ему свою руку на плечо, сказал:
– Не забывайте, ваша честь? Этот объект возводят для детей, а не для ваших ненасытных мясных утроб. Эта несчастная школа, не дожидаясь ввода в эксплуатацию, уже потерпела крушение ввиду промашек болгарских строителей. Хотите и вы себя опозорить? Давайте, вперёд! А я к вашей компании присоединяться не желаю.
– Как это не желаешь, мы же одна бригада, – пробубнил Черныш.
– Я позавчера товарищ коммунист разгрузил один машину, в которой было сто пять рулонов и не меньше, а вы без зазрения совести пропили его. И стелить мы будем четыре слоя, а не три, так как в этом здании будут находиться цветы жизни! А ты мне про единение толкуешь.
– Ты чего это комсомолец как Ленин с броневика перед нами выступаешь, – напал на Олега Митька. – Молчал, молчал всё время, а сегодня против коллектива идёшь, или газет правдивых начитался?
Олег резко развернулся лицом к Митьке:
– Не надо передо мной гопака отплясывать? – металлическим голосом заявил Олег. – Я вам сказал своё слово, а вы, как хотите, думайте, – закрепил своё доминирующее положение Дорогой, и хладнокровно добавил. – Тоже мне коллектив нашёл, как пить, так без меня, а как кражу погашать, так со мной. Нет, я свою совесть в утиль сливать не собираюсь! Не получится «хоккей», – передразнил он Черныша.
Митька, недовольно поводил по сторонам своим курносым носом. Выругался непонятно в чей – то адрес и, махнув рукой, гневно посмотрел на Олега:
– Ладно, комсомол, иди туши котёл? – Сегодня смысла нет битум варить.
В бытовке Олег по их просьбе подсчитал им убыток. Сумма была высокой – семьсот тридцать пять рублей. Эти цифры они каждый воспринял, как весьма крупную трагедию семейного бюджета. Олег до копейки поделил эту сумму на четверых, не обмолвившись ни одним словом о себе и предложил на следующий день возместить пропитые материалы.
В этот день все занимались только утеплением крыши, других работ не производили, отсутствие рубероида ощущалось. Олега в этот день никто не задевал плоскими шутками. Мало того в перерыв пригласили к своему хлебосольному столу, но он скромно отказался и вышел из бытовки, сославшись на то, что обедать, намерен в колхозной столовой.
Он уже с нетерпением предвкушал праздничные дни. Оставалось только до конца сбить спесь с этой передовой бригады.
Глава 5
Утром следующего дня, когда строители сели в заказной автобус, мужики из всех бригад начали раздавать карты. На банк клали по десять копеек, но при крупных сварах счастливчик снимал половину своего месячного заработка, а это сто пятьдесят рублей. Олег в это время находился в качестве зрителя. Из верхнего прозрачного кармана рубашки у него отчётливо просматривались несколько купюр красных десятирублёвок. Он специально одел, эту рубашку, чтобы засветить свои червонцы перед алчными мужиками. И это не убежало от их взглядов:
– Чего ты всегда зрителем бываешь? – спросил Черныш, – присоединяйся, может, повезёт. Новичкам говорят, всегда фартит.
– Нет, боже упаси, я в них никогда не играл, боюсь, проиграюсь в пух и прах, – начал притворно ломаться Олег.
– Посчитать очки сможешь и больше ничего не надо, – уговаривал Черныш.
Олег подсел ближе к картёжникам:
– Эх, была, не была, дай и мне карту попробую разок сыграть, – поставил Олег на банк деньги.
– Вот это по-нашенски, – обрадовался Митька, – карты всегда нас объединяют, и ты к нам ближе будешь.
– Не играй с ними Грачёв? – отговаривали Олега женщины отделочницы, – они тебя если не обманут, то горлом возьмут.
Олег за две минуты проиграл, шестьдесят копеек, но, когда пришла очередь раздавать ему, он сделал несколько свар, и на банке лежало уже не рубль, а четыреста рублей.
В общей сложности за какой-то неполный час к нему в карман перекочевали все их наличные деньги, чему были рады отделочницы.
– Так вам и надо пьяницы чёртовы, теперь долго играть не будете. Каждый, наверное, по своему твёрдому окладу проиграл, – донимали они кровельщиков.
В своей душной бытовке кровельщики сидели до неимоверности озабоченные. В противовес солнечной погоде, у них были пасмурные лица так, как они смотрели, как Грачёв издевательски пересчитывал их деньги:
– Повезло как! – говорил радостно он. – Мне даже и не верится, выиграть тысяча двадцать рублей. У меня никогда таких денег в руках не было. Куплю себе аквариум большой с золотыми рыбками и кроликов. Займусь кролиководством, и обязательно куплю мопед – за травой в луга буду ездить, а остатки спрячу на чёрный день. Отпуск заработаю, поеду на море, а то я ни разу его не видел. Или потрачу на свадьбу.
Этим он совсем убил бригаду. Они в разнобой кидали ему нелицеприятные слова, на которые он не обращал внимания. А Митька от злости опрокинул на пол питьевой бачок. Кашин был тоже озадачен проигрышем, но голоса не подавал.
– Успокойтесь! – поднял руку вверх Дорогой, – вы меня сами затащили в эту игру. Теперь молчите. Я сказал кроликов куплю, значит куплю. Деньги мои и я волен с ними поступать, как сам захочу.