Солина купальня

Лилякин направился в прихожую, пошатываясь и увлекая за собой товарища. Дверь оказалась запертой лишь на защелку, что добавляло уверенности в то, что змей действительно вернулся…

– Открывай, Боря!.. Я с радостью обниму своего друга с зеленой планеты!.. – восторженно и громогласно заявил Лилякин.

Борис с силой распахнул дверь и замер. В проеме, в плаще, с сеткой картофеля в руках стояла сердитая жена Лилякина. Только вот беда; не успев как следует всмотреться в ночного гостя, полусонный хозяин с восторгом воскликнул:

– Это ты, мой «Зеленый дракон!.. Входи, трехглавый!..

Грузная сетка, космическим метеоритом влетевшая в проем двери, картофельным дождем осыпала Лилякина уже ничуть не сомневавшегося в том, что перед ним стоят не друзья с планеты Иолан, а приехавшая на последней электричке, жена. Собирая раскатившиеся по полу клубни и слушая в свой адрес неблагопристойные слова несущиеся без знаков препинания, и пауз, друзья силились, но еще долго не могли осмыслить непонятную, и обидную выходку жены Лилякина, в ответ на столь невинное приветствие ночного гостя.

А ведь он прилетал к ним, но об этом жене не расскажешь…

Латейньга

Лохматого кота, который жил в одной из рыбацких деревень, звали Латейньга. Кто дал ему столь странное, необычное имя, никто не знал. Хозяева старой кошки, его матери, редкой Сибирской породы, отнекивались, ссылаясь на то, что родился котенок под крыльцом дома и долгое время никого к себе близко не подпускал. Одичал, какое уж тут ласковое имя подберешь?.. В народе говорили; был диким, злым и своенравным. Сочли, что странное, ласковое имя слетело со звездного неба, чтобы вразумить бездомного кота и дать ему хоть какой-то шанс на примирение с людьми. Перспектива стать бездомным обрисовалась вполне понятным образом и почти сразу, после проявления неуживчивого характера и свойственных ему странностей, о которых долгое время никто в поселке не догадывался. Но будучи с детства изгоем, Латейнга ликовал еще больше: «Гуляю – где хочу, ем – что захочу, и сплю в меру!..» – ему жаль было домашних, привыкших к сметане и молоку сородичей; их жизнь скучна, зависима, однообразна и ленива. Как и все порядочные коты, Латейньга любил рыбу. В его, полной невзгод жизни, пожалуй ничего не было лучше ее. Как истинный любитель морепродуктов он с симпатией относился к рыбакам; как к людям с великим трудом помогавшим ему добывать столь ценный продукт. И каждый раз, когда рыбацкая шхуна подходила к берегу, он первым вскакивал на борт и сам выбирал себе лучший экземпляр, считавшийся достойным быть им съеденным. Никто из местных рыбаков не смел возразить Латейньге. Все верили и знали – пропадет рыба или того хуже, улова не будет, если лохматый хозяин причала рыбы не поест. Перечить Латейньге никак нельзя. Это кот-вещун, приносящий на красивом, пушистом хвосте удачу, которая как известно не всегда сопутствует мореплавателям. Все об этом знали и каждый был не прочь угостить Латейньгу, но своенравный кот всегда выбирал первую лодку возвращавшуюся из похода, а ко всем остальным даже не подходил, равнодушно и пренебрежительно обходя их стороной, словно рыба добытая другими рыбаками его уже не привлекала. Удача при возвращении ждала лишь одного рыбака и все в поселке это знали. Именно удачей считал каждый; покормить Латейньгу своей рыбой, тогда и богатый улов непременно даст о себе знать.

Однажды, после трудной, штормовой ночи, проведенной рыбаками в море, к берегу одновременно подошли сразу две лодки. Латейньга как всегда встречал их на берегу и ждал возвращения промысловиков со свойственным ему любопытством и кошачьей радостью. Он вскочил на один борт, прошелся по нему, затем запрыгнул на другой, осмотрелся, облизнулся с удовольствием, но рыбу брать не стал. Потянувшись, отошел на пригорок и сел, внимательно следя за удивленными людьми. Опешили рыбаки, развели руками; что же так-то откровенно пренебрег их рыбой Латейньга, неужто удачи им теперь не видеть? Один из рыбаков все же сам поднес ему рыбу и положил рядом. Кот поблагодарил доброго человека словом «Мяу» и, взяв рыбу удалился. На этом, вся история и закончилась, оставшись не замеченной, но сулившая, однако, найти особое выражение в неординарном поступке лохматого, верного стража причала. Предчувствия кота оправдались и при очередном выходе в море, разразилась буря. Ночью, шквальным ливнем погасило огни, рыбацкие шхуны разбросало по морю сильным штормом. С небольшим уловом, уставшие рыбаки воротились лишь под утро. Латейньга, всю долгую ночь просидевший под старой лодкой, ждал их возвращения. Завидев первую лодку, он подошел ближе, но рыбу вновь брать не стал. Ощущая лохматой шерстью непогоду, терпеливо ждал возвращения всех рыбаков, он знал их не только по манящему запаху рук, но и глазам, добрым и ласковым, дарящим ему улыбку всегда когда он был рядом. В одно утро кот обеспокоился отсутствием доброго рыбака, его шхуна не вернулась из моря. Латейньга сел на ветру и, жалобно мяукая, заплакал. Предчувствуя беду, он просил людей вернуться в море и искать пропавшего человека, того который только вчера угощал его рыбой. Но из-за сильного шторма, дождя и ветра, рыбаки не слышали Латейньгу, не вняли его просьбе; им было не до него, они устали… И в море никто не вышел. Для всех это было опасно.

Долгий день и следующую ночь бушевал шторм, и буря гасила надрывный плач Латейньги, укрывшегося под старой лодкой. Лишь под утро рыбаки смогли отправиться на поиски пропавшего товарища, а Латейньга, стоя на берегу, с тревогой провожал их в беспокойное море. Он верил, что люди найдут пропавшего рыбака и ждал прихода шхун вместе с добрым человеком, которого ему не хватало больше, чем рыбы. Встречая вечером возвратившихся рыбаков, Латейньга путался у них под ногами, ища того самого человека, которого по прежнему не было среди остальных и будучи отброшенным в сторону чьим-то грубым сапогом, Латейньга понял, что пришла беда и в его назойливом участии сейчас нуждаются меньше всего. Он сел на пригорок и стал с грустью смотреть на рыбаков. Потом, впрыгнув в одну из лодок, долго, жалобно плакал и кричал, устремив полный тревоги взгляд вдаль горизонта, где смыкалось хмурое небо, и синяя, беспокойная вода, где ждал помощи не вернувшийся на берег рыбак. Обращаясь к расходившимся по домам людям, опечаленный кот просил их взять его в море. Как жаль было Латейньге, что знал об этом лишь он один, а люди не могли и не стремились понимать и слушать, чувствуя сердцем, как он…

На утро море утихло и проглянувшее из-за туч солнце осветило теплыми лучами старую лодку. Рыбаки готовили снасти, чтобы вновь отправиться на промысел, без которого их жизнь теряла смысл и превращалась в обычную жизнь, без рыбы… В это утро Латейньга не ждал рыбы, он рвался и хотел уйти в море вместе со всеми. Однако понимая, что его не возьмут Латейньга ждал удобного момента, чтобы украдкой проникнуть на одну из шхун и пользуясь всеобщей суетой затаиться где-нибудь среди рыбацких снастей. Так и вышло; его дерзкий маневр ни у кого не вызвал подозрений и хитрый лохматый кот, удачно проникнув на одну из лодок, забился в щель между сетями, приятно пахнущими рыбой. Морскую качку Латейньга перенес легко и когда берег остался вдали, едва ли не слившись с кромкой далекого горизонта, лохматый хитрец дал себя обнаружить. На ворчливого рыбака, кот внимания не обращал, видимо он был из тех жадных промысловиков, какие первыми из моря не возвращались и к повадкам Латейньги особо не присматривались. Рыбалка для таких рутина, без азарта и блеска в глазах, без романтики. Впервые оказавшись в море Латейньга ликовал. Вцепившись в толстый канат, острые когти надежно удерживали бесстрашного, прозорливого кота на форштевне лодки и устремленный в морскую даль, его зоркий, восторженный, взгляд, жадно вдыхая морской воздух, искал пропавшего рыбака. Люди забыли о нем, они ловили рыбу там, где каждый считал нужным. Но Латейньга, чувствуя душой, стал протестовать и требовать от непослушного человека свое. Он шипел на рыбака и царапал ему колено, когда тот рулил и греб веслами не в ту сторону, куда требовалось. Этот упрямый рыбак, как казалось коту, совсем не понимает, для чего он вообще проник на эту шхуну. Он наверное даже подумывал смахнуть надоедливого Латейньгу в море, ничуть не беспокоясь за его жизнь. И как такое могло прийти к нему в голову, разве это моряк?.. С трудом отстаивая свои убеждения, Латейньга вынудил плыть рыбака в нужном направлении и чувствуя, что злой кот успокаивается, рыбак повиновался, решив лишний раз его не злить. Вдали показался небольшой каменистый островок, о котором незадачливый рыбак видимо даже не знал. Возможно течением и неотступным желанием кота их занесло в такую даль, куда нормальные рыбаки не ходят, где есть опасность быть унесенным в открытое море. Испугавшийся рыбак, решил передохнуть на островке, а заодно и от назойливого кота избавиться: «Пусть себе на необитаемом острове рыбу ловит, а то отъелся на берегу, что житья не дает. Кто его в исчезновении кота упрекнет: никто не видел их вместе. Пропал кот, ну и пропал; знать время пришло…»

На подходе к валунам покрывавшим значительную часть небольшой суши, Латейньга заволновался, стал неистово бегать по лодке и как только улучил возможность, первым соскочил на твердь. Пустился бежать к огромным черным камням, совершенно не обращая внимания на рыбака у которого недобрая мысль была «на лбу написана», и не умеющий читать Латейньга, давно ее прочел. Куда звало сердце, туда и бежал озабоченный кот, забыв о долгих днях томительного ожидания, с единственной надеждой застать доброго человека живым, а то что он здесь, за камнями Латейньга знал еще там, на большой земле, где люди быстро хоронят друг друга. Лизнув шершавым языком теплый нос любимого рыбака, Латейньга уже не сомневался, что хозяин лодки не уплывет без него. Осталось только докричаться и кот истошно завопил, перепоручив все остальное нерадивому, человеку в надежде, что при таком свидетеле как он, тому не удастся избавиться от обоих. Найдя среди камней своего пропавшего товарища, лоб недоверчивого рыбака очистился от злых мыслей и Латейньга уже не мог прочесть на нем ничего сулившего обернуться новой бедой. Дорога домой была долгой, но счастливой, как и сама жизнь ради которой бездомный и безродный кот Латейньга готов был на любые лишения, благо что сердце его умеет любить, а любя, оно чувствует и видит совсем иначе…

Иллюзия

Все началось с первого сна, в котором Славик женился. Хорошо, что это было всего лишь счастливое сновидение, а не явь, пугающая и неотвратимая как данность. Славик долго не мог прийти в себя и, дрожа едва пробужденным, телом, вдруг ощутил неистовое чувство жажды, и страстный порыв поскорее спрыгнуть с кровати, на которой, запутавшись в складках роскошного, пухового одеяла, могла прятаться невеста. И лишь сбросив его на пол, и убедившись что ночной избранницы там нет, Славик с облегчением выдохнул: «Приснится же такой дурной сон…» Ему казалось, что всю ночь из его бесчувственного тела пили кровь, предупреждая, что если он не проснется, то кровь закончится и пить больше будет нечего. Тогда он станет уже не нужен и как это водится у кровожадных самок некоторого вида редких насекомых; избранница станет поедать самца за ненадобностью: «За какой это такой ненадобностью?.. – возмущалось едва очнувшееся сознание Славика. Однако, он до конца не мог понять; проснулось ли оно? – Как хорошо, что люди по прошествии веков и, пусть даже не результативной брачной ночи, до такого ритуала пока что еще не додумались. Хотя наверное многие невесты, из невообразимо утраченного чувства, увы не собственной добродетели, а скорее мести, могли бы прибегнуть к такой мере наказания за не исполнение супружеского долга и это был бы, для некоторых из них, не совсем плохой выход,» – продолжало рассуждать его не проспавшееся сознание. Однако, как считало уже не оно, а Славик, супруг все же имеет право на жизнь после брачной ночи, какой бы он ее себе не представлял или какой бы она не выглядела, пусть даже и после конфуза. Славно, что Славик проснулся вовремя; еще до начала трапезы и, ощутив себя невредимым, на всякий случай перетряс одеяло еще раз: «Ну, мало ли?..»

Тем не менее, теребя зловещий сон подобно пышному, со складками, белоснежному одеялу, Славик хорошо и отчетливо больше запомнил не жаждущую его объятий невесту, наверняка имеющую, чуждые его природе убеждения, а новоявленную тещу. Она маячила перед его взором даже сейчас, подобно миражу среди пустынной Сахары, словно сама вожделенно мечтала еще разок выйти замуж. В ее разыгравшихся фантазиях, так наверное все и было. Но тут произошло страшное и Славику показалось, что он вовсе даже не просыпался. Кому-то из гостей стало не по себе и он от безысходности закричал это зловещее слово «Горько». Многократно усилившись, оно пронеслось по сонной зале, резонируя со всем, что протестовало будучи повергнутым и не принятым во внимание… Сон продолжал рисовать жуткий сценарий тещиного воображения. Ноги Славика оторвались от тверди и уже на счет один обреченно повисли в пространстве. Ее губы наплыли как две ладьи и не земная сила заключила еще даже не мужчину, а мальчика, в объятия страстной женщины, лишив возможности защищаться или просить о пощаде. Душа безмолвно взывала о помиловании, но рок кошмарного сновидения творил свое. Славик не тревожился бы так сильно, если бы твердо знал, что спит… Но он даже не догадывался об этом. Все происходящее казалось ему реальным и даже взволнованная теща, утомленно рухнувшая на стул, ничуть не позволяла ему в этом усомниться, столь вожделенно смотрели на него ее восхищенные глаза; свои Славик прикрыть не успел. Его накрыло волной очарования длившегося до счета тридцать три. Это магическое число Славик помнил даже проснувшись во второй раз, когда вновь убедился, что в складках одеяла нет никакой жены. Отлегло… Но он так и не понял; была ли в роли его будущего кровопийцы теща или от замужества нужно будет ждать лишь беды. Славик бросился к холодильнику и залпом осушил почти банку холодного пива. Губы еще горели и тряслись от жара сладостного поцелуя может быть даже не невесты, а он все пил и пил пиво, блаженно радуясь, что бал окончен и гости разошлись. Как фантастично было чувствовать себя в предутренней тиши одиночества, лишившись наконец-то стойко плывущего перед взором миража алчной тещи. Наваждение исчезло вместе с жаждой, однако осталась горечь осадка и мучивший его вопрос; он почти не помнил свою избранницу; вдруг ею и была теща, а невеста так, для порядка…

Может именно потому жажда вновь вернулась, но радовало существование второй банки свежего, живого пива, не испарившейся от пережитого, знойного сна. Однако, даже с сухостью во рту, он отчетливо осознавал, что при таком не желательном раскладе его бы точно и даже наверняка съели этой ночью. От зрелой и во всем состоявшейся, жаждущей самки, невозможно было уйти невредимым; эта особь точно отхватила бы добрую половину его невинных органов, не будь он столь бдителен к ним даже во сне. Но не смотря на свежесть вуалей свадебных аксессуаров красивой невесты, на образовавшейся родственной вечеринке, теща затмевала свою, неопытную дочь во всем… Женщина, в рассвете жизненных сил, была очень весела и для своего зрелого возраста, даже излишне воздушна; она походила на шарик, рвущийся в небо, чтобы успеть сделать в воздухе редкие по красоте один, два пируэта, перед тем как энергетическое наполнение навсегда покинет не по годам тучное, но полное трепета тело. В прекрасном, женственном порыве воображения, по своему она была незабываемо прекрасна, но увы – ее шарик сдулся… Ей ничего не оставалось, как лишь пасть, навеки забыв о прелестях своего богатого воображения. А уж о ее намерениях знать было не дано никому; да и кому собственно будет важен ее минутный порыв, особенно после свадьбы?..

Славик, балансируя на грани, между пасть или выжить; выбрал верный и независимый путь, ведущий к победе над все повелевающим желанием алчных и эгоистичных женщин; выйти замуж, любой ценой – даже во сне… И если уж многие мужчины пали в битве за свободу на поле яви, то Славик с гордостью мог заявить о своем покорении неодолимого женского натиска даже в тонком мире сновидений, куда не каждому даже вожделенному Альфонсу проникать удавалось. А если и удавалось, то наверняка многие из них находили там свой конец; и, думается, не столько карьерный, сколько физический. Поэтому на лежавшее на полу одеяло Славик смотрел с долей пренебрежения и кровать оставил, даже бросил не заправленной; пусть изойдет теплом брачной ночи, чтобы ничто не напоминало ему о близости с инородным ему существом. Он свободен!!! И громко произнеся это казалось бы вслух, Славик вновь ошалело бросился к холодильнику, утолять настоявшуюся жажду, предвкушая рождение нового дня, в котором он мыслил себя однозначно не женатым…

Утро сулило много нового, хотя вчерашний день Славику отчего-то совсем не давал о себе знать. Славик и счел бы его вполне обычным, постным и забытым, каких было много в его не обремененной трудовой деятельностью, жизни, но как не стремился он ее обременить, увы, ничего не получалось. Работы по специальности в его городе не было, а вся иная, если и была, то «С метлой в обнимку», на которую как и на женщин у Славика было свое видение. Связывать себя с дворовым творчеством, равно, что с брачными узами, Славику не хотелось и потому в свои тридцать он все сильнее становился приверженцем свободы, как от метлы, так и от навязчивого женского присутствия. Жил скромно, без шика и блеска, но с рублем в кармане, который водился от случая к случаю благодаря друзьям или личному, посильному участию в добыче бумажек от которых зависела вся его независимость. Ну при чем же здесь какая-то сонная женитьба, когда все его существо протестовало не только сейчас, но и задолго до этого.

Не успела иссякнуть очередная доза баночного пива, как в двери позвонили:

– Ты еще дома или уже дома?.. – неопределенно спросил Павлик, с утра пораньше нарисовавшись в проеме входной двери.

– А то!.. Заходи, что-то я не спокоен после вчерашнего дня, а еще больше после ночи. Ты представляешь что мне всю ночь снилось?.. Нет, вернее сказать, кто?..

– Ты что же, еще и спал? – недоуменно спросил Павлик.

– А что я по твоему должен был делать? – вопросом на вопрос парировал Славик.

– Я смотрю, ты совсем бодрый. А как же тогда она?..

– Чего?.. Я прошу тебя, и ты туда же!.. – Славику показалось, что с приходом Павлика сон продолжается и оставив его без должного ответа, он все же вернулся в спальню, чтобы вновь перетрясти одеяло, избавив себя от присутствия дурных мыслей, возникших вновь с приходом друга явившегося похоже все из того же сновидения, что и весь ночной кошмар. В лежавшем на полу одеяле по прежнему никого не нашлось. Ну да, он прав; ее здесь и быть не могло… Утвердившись в мысли, что он все же окончательно проснулся, Славик с выдохом вернулся к гостю…

Павлик смотрел на него озадаченно и непонимающе, еще некоторое время пытаясь прочесть мысли должно быть неудовлетворенного жениха, после счастливой перспективы, первой брачной ночи. Однако понимая волнительные чувства, потревоженного в столь ранний час супруга, счел долгом помолчать и пустить события на самотек. Хотя этот самый самотек с удовольствием предпочел бы направить в нужное ему русло.

– Славик, я тебя прекрасно понимаю, – поспешно сообразил гость, – я твой друг и мы сейчас быстренько едем в наш лучший ресторан «Север», где нас уже заждались гости. Зови невесту, пусть собирается.

– Какая невеста, ты чего такое несешь? Ее нет, она ушла под утро вместе со своей тещей!.. Фу ты, вернее с моей.. Фу ты, какой моей, у меня нет тещи… Это все видение… Павлик, ты меня совсем запутал. Я после кошмаров, а тут ты. Не морочь мне голову… – Немного нервничая, но Славик собрался и, мысленно перенесшись в просторные залы «Севера», все же возомнил себя живым, чтобы хоть там освободиться от неотвязных, липких недоразумений связанных с его женитьбой. Он твердо знал, что холост и видимо тот единственный кошмар, обрушившийся на него ночью, многое поменял в его судьбе; наверняка и окончательно отбил желание связать себя брачными узами, пусть это будет даже дочь Султана каких-нибудь там Эмиратов, все равно – отбил…

Невесты, как ни странно, в доме друга не обнаружилось и озадаченному Павлику тоже стало не по себе; страшно было представить, но видимо и он немного заспал вчерашние события…

В шумном зале ресторана за столами с явным вожделением, тусовались приглашенные гости, поклонники спиртного и мясного одновременно. Все та же, что и во сне, теща, которую Славик узнал и будучи не в силах собраться с мыслями, начинал откровенно побаиваться, была занята тестем, отяжелевшим после вчерашнего приема пищи настолько, что казалось бедной женщине уже никогда не взмыть в страстном порыве танца, не сбросив с себя этот поросший мхом якорь. Славик вздрогнул, будто бы вновь пробудился ото сна продолжавшегося вероятно уже вторые сутки подряд. Неужели все же невеста его так измучила, что он спит беспробудным сном, хоть в этом находя свое спасение. Он тут же обернулся на все триста шестьдесят градусов; невесты ну никак не должно было быть рядом. Так где же она?.. Ах да, вспомнились ему закоренелые традиции всех свадебных обрядов: ее украли его друзья и вот теперь за их дерзкий поступок он должен будет еще и платить. Ну, платить во сне не так уж и чревато… Но, что все же происходит, хотелось понять Славику, либо уже наконец проснуться окончательно? Что значит весь этот маскарад? Куда его привел друг?.. И вот неожиданно появилась невеста… Она подплыла к Славику словно лебедь и сложив белые крылышки фаты опустила на плечи изящную, молодую головку. Что это? Славик не знал ее, но она была прелестна. Наверное он умер и теперь его окружают белоснежные Ангелы, выдавая себя за невест. У Славика перехватило дыхание. Если это все же его невеста, то почему он не разглядел ее еще вчера, почему сегодня не отыскал в складках пышного одеяла?.. Где она была всю ночь?.. Удивила и ушла, оставив его досыпать? Неужели это трепетное создание было с ним наедине, а он, дурень, ничего не помнит. Славик воспрянул духом, представив, что первая брачная ночь не состоялась или возможно вовсе еще не начиналась и она никак не за горами и, если он провалится еще в один сон поглубже, то без сомнения пойдет на все, только бы поскорее добраться до кровати…

Но каково будет пробуждение, когда все эти трехслойные сновидения рассеются и он поймет, что не умер. Ведь тогда он окажется женат: Славик не мог понять что лучше?.. Но стоило лишь взглянуть на это прелестное создание, которое должно быть он же сам для себя и выбрал, как его уже вдохновляло и женитьба казалась великим блаженством, какое придумано самой природой человеческого стремления друг к другу. В этом вся его суть…

Все походило на то, что свадьба продолжается: «Только бы это был не сон, – взмолился Славик, впервые почувствовав живую, влажную ладонь своей возлюбленной, которая к его великому успокоению никогда не додумается прятаться в складках его роскошного одеяла. Она его обожает и это было заметно даже ему. Славику хотелось спать, спать и спать, чтобы никогда не просыпаться, чтобы не дай Бог вновь проснуться одному. Он заметил, что мнения во сне меняются так же быстро, как и событийность. Вот и он изменил отношение к женитьбе, как только увидел невесту. Почему он ее не знает? Ведь как-то же они познакомились? А может быть, когда он наконец проснется она предстанет совсем в ином обличье и эта свадьба всего лишь ловушка, на которую возможно попался не он один? Выходит все прояснится только с пробуждением и никак не иначе. Ну как проснуться, когда с каждым разом, засыпая или чувствуя, что спишь, сознание уносит тебя еще глубже в лабиринт неосознанного. Вон уже даже невеста красотой блещет, а что уж о тещиных пируэтах говорить. Хорошо что хоть от этого его оградили.

Но Славика разбудили; вначале он выпрыгнул из одного сна, где было много гостей и очаровательная невеста, затем из второго, в котором изящная теща кружила воздушным шариком, затем из последнего, чтобы оказаться «у разбитого корыта» как в сказке о золотой рыбке. Славик бросился к одеялу, чтобы искать и найти в его пышных складках роскошную невесту, но ее нигде не было и лишь Павлик теребил его изо всех сил.

– Ну ты, Славка и спать любитель, я уже подумал умер или в летаргическом сне загулял? Чего там видел-то, поделись с другом?.. Хорошо быть безработным, а то бы тебя точно уволили.

– А где же она? – с таинственной тоской произнес Славик, еще не осознавая окончательно, что проснулся. О как было жаль просыпаться в преддверии первой брачной ночи, лишившись всего сразу…

– Кто она? – недоумевал друг, впервые реально подумав, что Славику пора жениться.

– Невеста, это была моя настоящая невеста! Теперь я непременно ее найду…

– Теперь мы пойдем на работу устраиваться, – приятно радовался Павлик, – тебя берут, я договорился. Однако, мой тебе совет, Славик; с женитьбой все же подумай – «Быть или не быть?..» Невесту ты себе уже выбрал, осталось самое простое – с ней познакомиться. Поверь мне – это почти то же самое, что найти достойную работу…

Солина купальня

Долговязый Соля из ребят был выше всех ростом. Стало быть и шест ему подобрали самый длинный, чтобы на глубине до дна доставал. Его дружеское прозвище особо и выдумывать не приходилось: фамилия Массольд – значит будешь «Соля» и убеждать кого-либо в личной антипатии к такого рода обращению, было бесполезно. С ним согласились все дворовые друзья, а позже; хочешь не хочешь, пришлось свыкнуться и самому Соли.

В этот год весна, что река в половодье, была быстрой и влагою обильной. Заполненная талыми, снеговыми водами просторная луговина, к удовольствию ребят, разлилась неимоверно широко и представления о ее глубине совершенно путались в сравнении с прошлогодним разливом. Ранней весной, с первым теплом, друзья отправились в лес за сусликами и никто даже помыслить не мог, какими тревогами способен обернуться, неудержимый азарт, вовлекший друзей в опасное приключение, идея которого неожиданно пришла в юные изобретательные головы и, самими же, была спровоцирована.

Голый, безлистый березовый лес, раскинувшийся поодаль от села, соблазнял и манил неведомой далью, разметавшей просторы горизонта. Заливные луга, расстилавшиеся в непосредственной близости от него, и купавшиеся в теплом свете холмы, после долгой зимы, прогревались ярким солнцем в первую очередь. Сельским мальчишкам, нравились эти зеленые, бескрайние просторы, служившие прекрасным местом для игр и развлечений. Просохшие от недавно сошедшего снегового покрова поляны, свободные от леса и кустарника, в первую очередь порастали сочной, луговой травой, соблазняя едва проснувшихся сусликов и прочих грызунов, любивших погреть на теплом, весеннем солнышке худые бока, провалившиеся после затяжной, зимней спячки. В то далекое время практичный и дешевый мех пушных зверьков пользовался спросом, и предприимчивые Заготконторы охотно принимали его от населения. Кто-как, но иные находчивые сельчане могли на этом деле, частным образом, даже неплохо подрабатывать.

Однако ребят, в лесные, только-только пробуждавшиеся просторы, привлекал отнюдь не промысел, а радость ни с чем не сравнимого дружеского общения. И тут, неожиданная невидаль; открывшееся любопытным взорам, лесное озеро, возникшее из ниоткуда. Уж больно понравилась юным следопытам широта разлива водоема, неожиданно образовавшегося среди белоствольного леса. Талая вода, сходившая к нему бурливыми ручьями поглотила местами даже вершины рослого, пушившего почками ивняка и прибрежных, ждущих цветения акаций, ничуть не желавших быть затопленными. К лету, конечно же, уровень воды спадал, и озеро превращалось в грязную, подернутую тиной лужу, что никак не красило лес. В иной засушливый год широкая, заросшая осокой и изобиловавшая высокими кочками, луговина перевоплощалась в болото, где истошно вопили лягушки, пытаясь заглушить редкостное пение многочисленных пернатых птиц, слетавшихся отовсюду на водопой.

Увидев столь грандиозно разлитое «море», все ребята, без исключения, одновременно, представили себя моряками. Оставалось лишь соорудить сносное, способное держаться на воде, плавучее средство, вообразить его пиратским судном и спустить на воду. Ребром встал вопрос – из чего?..

Двое самых активных смельчаков, немедля, кинулись к брошенным с осени загонам для скота, которые на полную силу использовались лишь в летнее время, да и то не всегда. Хлипкие, подсобные строения, одиноко и сиротливо стояли в отдалении, зияя темными провалами оставленных на зиму подворотен, с незапертыми, трухлявыми дверьми нараспашку. Эти временные, сезонные постройки были сооружены из досок и жердей, местами прогнивших, но еще способных держаться на воде. Перезимовав после холодной и слякотной поры материал, хоть и отсырел, но был пригоден для сооружения плотов. На большее фантазии не хватило; потому как носить не представлявшие особой хозяйственной ценности остатки былых строений приходилось не издали. Понимая, что за бесхозно брошенное «добро», спроса не будет; все равно большая часть материала непригодна и в лучшем случае пойдет лишь на слом, ребят ничуть не тревожила опасная перспектива – быть наказанными за содеянное. Словом, все выдумывалось, вытворялось и быстро воплощалось в жизнь, одной лишь забавы ради…

Подтянули пару больших, но не тяжелых створ от слетевших с петель ворот, положили их поверх наста из жердей, бревен и досок так, что оба плота выглядели солидно и внушали твердую надежду на устойчивую плавучесть. Пришлось строить два пиратских судна, потому как ребят оказалось шестеро и никто не желал стать безучастным к акции или того хуже; быть оставленным на берегу в простом качестве наблюдателя. Надо выглядеть жалким трусом в глазах других, чтобы отказаться от такого увлекательного, многообещающего плавания. Таковых, увы, не оказалось, поэтому хорошо потрудившись, каждый определил себе место на плоту. Компания разделилась на два экипажа и вот уже готова была отправиться в необыкновенное, «морское» путешествие, стоило лишь бросить пиратский клич: «Ура! На абордаж!».

На каждом из плотов оказалось по три человека. Вовка со своим старшим братом и Солей, которому в руки и сунули тот самый, длинный шест, расположились на плоту, отчалившим первым. Выйдя в открытую воду он зарекомендовал себя неплохо, окончательно убеждая стоявших на нем ребят в своей непременной способности держаться на воде. Василий, самый старший из объединенных затеей друзей, оттолкнул наконец-то и свой плот от берега, горделиво возомнив себя капитаном отважного судна. Его плот оказался намного устойчивее и держался на воде даже лучше первого. В состав пиратской команды новоявленного капитана, взявшего в свои умелые руки бразды правления, входило два худых подростка, немного младше его по возрасту. Поэтому корабль и оказался плавучее, так как наверняка был легче, благодаря меньшему, общему весу всей команды. Василий, проворно работая недлинным веслом, быстро догнал передовой плот и его послушный «матрос» Сергей, сунув пальцы в рот, звучно просвистел. Дав тем самым понять, что их судно, следуя в кильватерном строю, первым проложит фарватер. Оглашая округу приветственным возгласом: «Даешь полный ход!..», команда вышла в открытые воды.

– Что-то мы тяжело идем? – заметил Вовка, обращаясь к повисшему на шесте Соли, который, что есть силы, «давил на газ». Однако длинный, осиновый шест уходил в топкий ил дна и тем самым при его высвобождении тормозил ход судна. Плот стал отставать и грузнуть в воде. Однажды, вытягивая длинный кол со дна, сторона плота вдруг стала медленно уходить под воду. Ребята с криком, в панике, бросились к другому его краю. Плот резко качнуло и накренило, а Соля в испуге выпустил шест. Только после этого плот выровнялся, но однако быстро пошел в сторону ближнего кустарника, грозя въехать в его густую, колючую крону. Друзья, оставшись без шеста, запаниковали, вызвав тем самым еще более хаотичное движение судна. Неосторожное действие капитана привело к печальным последствиям.

– Полундра! Идем на таран! – только и успел прокричать старший брат, когда Вовку всем корпусом бросило на куст.

Плот, упершись в водную преграду, остановился и зацепившись за густые ветви, затих. Снять его с такого рода «мели» оказалось невозможным. Вцепившись в крону куста ребята со страхом заметили, что их, с виду надежный корабль, успев пропитаться ледяной водой озера, стал медленно погружаться в воду. Никакого течения не было, однако, его словно затягивало под куст некой неведомой, адской силой. До берега было уже далеко и от чего-то все больше стала пугать неразведанная глубина мрачного водоема. Соля, чувствуя себя виновником нелепого происшествия завопил первым, взывая о помощи. Василий, капитан отдалившегося судна, получив сигнал SOS и быстро оценив сложившуюся ситуацию, принялся разворачивать свой плот и велел помощникам усиленно грести к терпящим бедствие. Мало-помалу, плоты пошли на сближение. Взору друзей идущих на спасение, предстала неутешительная картина. Резиновые сапоги ребят находящихся на тонущем плоту стали погружаться в холодную воду. Чувствуя себя совсем неуютно Вовка готов был от ужаса прыгнуть на вершину куста, но понимая, что она его не выдержит, стал кричать Василию, чтобы тот поскорее вытянул их из под погибельного куста, иначе они потонут.