Расщелина

– Ну тогда мы еще больше узнаем друг о друге. Ты не возражаешь?

Решимость Павла ничуть не обескуражила Анну, а напротив; словно вспенила, взбодрила ее состояние ожидаемого, неожиданно нахлынувшего, бриза, приливной волной окатившего их обоих.

– Тогда начнем с тебя, ты мужчина…

– Хорошо! – согласился Павел. – Ты знаешь, Аня, мне многое сейчас предстоит сделать; так уж вышло, что проку от моего отца никакого. Он исчез и это, наверное, даже лучше, чем если бы он рядом был. Тревожит то, что я оказался совсем не готов к такому повороту. Мне ещё многому предстоит учиться в этой жизни; быть сильным, принимать собственные решения. Не вообще, а конкретные, важные и отвечать за поступки которые за ними последуют.

Анна внимательно слушала, по понятным причинам, разделяя беспокойство и озабоченность Павла.

– Позже я наверняка поделюсь с тобой этими своими заботами, но пока мне хотелось бы заняться собой и, чтобы ты мне помогла в этом.

Аня с удивлением посмотрела Павлу в глаза. Он колебался, она заметила это.

– Чем же я могу помочь?

– Мое раннее детство прошло на хуторе, далеко отсюда, в тайге. Тогда для меня не существовало лучшего места на земле. Я сросся с природой, полюбил ее всей душой. Со своей матерью я часто бывал в ее самых потаенных уголках. Многое помню из трогательных и интересных рассказов бабушки. Там мы все вместе жили счастливо и даже отец был другим человеком. Природа многое значит для людей, она делает их чище и мудрее, учит видеть и понимать главное. Когда хутор сгорел, нам пришлось переехать сюда, а хутор так и прозвали Погорелым. Мы с матерью несколько раз даже ходили туда, пока она была в силах. Там еще жили люди; сейчас не знаю, наверное уже никого не осталось. К чему это говорю? Мое будущее в какой-то мере станет связано с тайгой, с ее законами и нравами, хотя мне многое уже не ново, но то было детство, а оно большей частью сложено из цветных картинок. И потом, когда рядом опытный человек, по неволе полагаешься на его умение и знания, а свое оставляешь на потом. Вот и я, как-то особо не вникая, в детстве больше полагался на опыт матери. Сейчас понимаю, что тайга требует волевого характера и чтобы стать настоящим охотником, нужно знать и любить природу.

Анне даже в чем-то нравились рассуждения Павла. Однако ее тревожила не совсем понятная, необоснованная, как ей на первый взгляд казалась, тяга к природе, к ее необузданным, суровым и диким нравам: «За этим может крыться либо натура человека неравнодушного к ней, либо вызванный чем-то интерес. Но чем?» – задавалась вопросом Анна.

– Но ведь у тебя будет профессия, работа, ты только еще входишь в жизнь. Зачем тебе тайга? Природа и охота – это, для меня, как любимое увлечение, отдых. Разве не так? – Анна с умилением попыталась донести до Павла свое отношение к его выбору.

– Все это так, Аня, но я мужчина и мы, к тому же, живем в таежном Урале, где горы и лес так же живут среди нас. И я не в силах их не замечать. Вся беда в том, что у меня вовсе нет навыков охотника, я даже из ружья не научился стрелять. Где, как и за какой срок я смогу приобрести их? Без этого, ну просто не обойтись.

Не совсем понимая Павла, тихо ступая рядом, Анна продолжала внимательно его слушать.

– И ты мне в этом поможешь, – уверенно заявил Павел.

– Как? – Анна удивленно посмотрела в его глаза.

– У меня впереди все лето, – вдумчиво продолжал Павел, – экзамен в ремесленном мне перенесли на осень, ну из-за всего, что случилось, конечно. Я бы просто сейчас не смог хорошо подготовиться.

– Да, я тебя понимаю, – соглашалась Анна.

– Так вот, я хочу чтобы ты познакомила меня с Крутояровым; пойми, мне есть что предложить ему взамен, за его поддержку и понимание.

– И что же ты ему собираешься предложить? – Удивилась Анна. – На сколько я знаю, Гордей Крутояров готовит что-то, ну в смысле очередного обоза. К нему даже друг приехал и не просто погостить, а скорее всего с предложениями. Найдет ли он именно сейчас для тебя время, которого у него мало?

– Я думаю его заинтересует мое предложение, а для начала мне хотелось бы с ним увидеться. Без твоей рекомендации, он меня слушать не станет.

Анна согласилась поговорить с Крутояровым при первой же возможности, взамен на то, что Павел пообещает когда-нибудь поведать ей таинственный секрет предложения, которое способно повлиять на решение столь влиятельного купца. Павел обрадованно улыбнулся и пообещал Анне выполнить любое ее желание и даже каприз, но не сейчас. Обменявшись шутками они, смеясь, двинулись дальше. Анна особо не спешила и времени для обоюдных откровений было предостаточно. Она повела разговор дальше:

– Ты помнишь, Павел, когда мы сидели на лавочке, я рассказывала тебе про троицу, что зачастила в моем доме встречи устраивать. И вот, вчера вечером, я случайно слышала их разговор. Твоего отца не было; после последней их встречи, он больше не приходил. Так вот, этот третий, заезжий дружок моего дядьки, делился с ним тем, что им, якобы, нужно одного юношу, ну как они там на своем выражаются, пропасти; то есть следить за ним собрались. Будто бы он многое знает и про какое-то золото тоже. И, что нельзя никак позволить ему ускользнуть или исчезнуть из поля их внимания.

Павел озадаченно посмотрел на Анну.

– Ты действительно все правильно расслышала и поняла? Может что-то еще?

– Нет, потом он ушел; больше я ничего не знаю, но я от чего-то… – Анна прервалась, не веря своим догадкам. Продолжать не стала, а лишь большими синими глазами, не мигая смотрела на Павла.

– Думаешь, я…? – эта мысль напросилась сама.

– Третьим был только твой отец. Сидору какой-либо юноша отродясь был не нужен. Нет, это ни его идея. Новоявленный гость тоже, из приезжих. Он многого знать не может. Подумай, кому ты мог понадобиться, если предположить, что речь шла о тебе?

– Продолжай, продолжай, у тебя это хорошо получается, – глубокие размышления Анны всё больше настораживали Павла.

– Остается только твой отец, или я не права? Тогда возникает вопрос; что он мог им такого интересного рассказать, что они даже слежку за тобой устроить готовы?

– И вправду, зачем я отцу?

– Да не отцу, а этому гостю заезжему ты зачем-то понадобился, а Василий за тобой похоже их ногами побегать решил. Самого его наверняка жандармы всюду ищут. Скрывается наверное где-то? Беспокоит в этой истории то, что ты им всем троим для чего-то понадобился? Теперь подумай; что известно твоему отцу, или что он ищет?

Павел внимательно посмотрел на немного взволнованную, своими выводами, Анну. Она помогла, только что, размотать клубок его спутанных мыслей.

– Аня, ты умница, так смело обосновала свои подозрения. Мне пока что это в голову не приходило, а вот сейчас вижу, что ты права; есть причины… И если твои выводы верны, то мне действительно пока лучше избегать встречи с отцом.

– Я думаю тебе на досуге нужно будет хорошо подумать, а я пока с Крутояровым переговорю. Если ты не против, можем завтра днем вновь встретиться. Ну тебе же интересно знать, как купец первой гильдии отреагирует на твою просьбу.

Павел улыбнулся, с удовольствием соглашаясь на завтрашнюю встречу. Он был рад, что в лице Анны он обрел надежного и умного товарища, которому можно было доверить самое важное и сокровенное.

Глава восьмая

Таежные тропы

Ночью, Василию слышалось безмятежное бормотание дремлющей долины. А мысли тревожно блуждали неподалеку от навеса, сработанного им для ночлега. Никогда, в такую пору, не отваживался он с охотниками в тайгу ходить. В лесу – весна для приплоду, птица под гнездовья место готовит; здесь тишина и покой потребен. Для охоты осень природой положена; зверье сыто, бока наедены, да и злости в нем после сытного лета поубавилось. А в столь раннюю пору природа в полудреме; ветер, да холод по рощам гуляет, тепла ждут чащи непролазные. Одно беспокойство и для зверя голодного, и для охотника бестолкового. Снег не сошел, а росомаха, гляди уж, на тропу вышла; все излазает, все оглядит, да обшарит, а то зимы ей мало? Не приведи такой бестии путь охотника пересечь – неотвязная натура.

Как дьявольский медведь, что ростом не вышел, только вот вредности в этом звере по более будет. Эта вечная бродяга не упустит своего. Ловкий и бесстрашный демон севера, так его ещё называют; этот измором берет, да наглостью, что не каждому зверю свойственна. Это ночное животное жрет все; волки, да рыси разбегаются. Свое всегда возьмет. Ее вон, даже медведь побаивается. Тут и дерево не спасает; следом лезет… Ведь изведет, а со следа не сойдет пока не собьешь табаком, или добычи кусок на тропе не бросишь. Обоняние получше волчьего; благо хоть те с оттепелью в глубь тайги откатывают. Не время охоты для них, слякоть, да болота оживают. Дичь гоном не взять; тропы по таяли, с грязью помешались. Даже волчий вой по ранней весне редок – понимает зверь, что лесу и без того тоскливо. Да и волк ближе к волчице держится; будущее потомство охраняет, а подруга на сносях укромного места ищет. Не до гонок тут по сырой чаще. Мышей, да падали, после зимы всегда хватает.

А человек, войдет в лес не осторожно, нашумит, наломает. Спихнет неуклюже камень с кручи; и пойдет он крушить, да мять без надобности все, что внизу стоит. Кому на лапу, кому на хвост упадет и все то зло от него по лесу сонному, после зимы не побуженному, гулять пойдет. Тут вот и думай; шумно по не хоженой тайге шагать, или таиться…

Тропы Василий находил легко, шел проверенной дорогой. Беспокойство, однако, следом шло, неотвязно и въедливо проникая в душу, селя тревогу, но пробуждая осторожность и опасения. День, что спичка; отсветил не грея и погас. Впереди вторая ночь; иначе семь десятков верст по тайге никак не одолеть. Раскисшие болота вокруг обходить пришлось; слаб и опасен весенний наст. Так уж лучше лишний круг, не то не просушиться и за ночь, без особых запасов и сна не будет. А поутру и ходок из тебя никудышный. Вот и стремил Василий хотя бы в два ночлега опасную глушь, да болота пройти, а там уж луга, да хутор. Пусть хоть и не жилой, но укрыться где найдётся. Слабо верилось ему, что остался кто-либо на хуторе. Должно быть и дом его прогнил уж весь, не завалился бы только. В город из хутора давным-давно никто не наведывался. Знамо умерли все, а то может и ушли последние поселенцы; подались кто куда, путями неведомыми. «Ну и то ладно, – думал Василий, – важно, чтобы хатенка какая цела осталась. Укрыться бы, да подготовить, что Шершень велел».