Познакомимся?

В Москве ходить пешком полезней.
В порядке нервы, нет болезней.
Всё видишь ты, всех замечаешь,
Друзей с соседями встречаешь.

Приход весны и томность лета.
Всё то, что нужно для поэта:
Бродячих псов и драных кошек,
Полёт шмеля и тучку мошек,

Тоску пленительных красоток,
Бомжей в тряпье из грязных шмоток,
Возню детей у шаткой горки,
Ворону, мочащую корки,

Старушек шамканье на лавках,
Качков в моднявых безрукавках.
А кто катается в машинах,
У тех иная вся картина!

Час пик. На МКАДе снова пробка.
Моторов рёв и треск коробки.
Сигналит «Мерс», играя в шашки,
При взгляде на него – мурашки!

Он едет с мордою убийцы,
Ну как тут не посторониться?
Не ровен час достанет биту,
И просто станешь ты убитый.

Впереди идёт «Жигуль»,
Армянин сжимает руль.
Слева движутся «Сузуки»,
В них сидят такие суки!

Справа – фура, сзади – мент,
Вот и весь вам контингент.
Едут в этаком заторе
И в «Матизе» и в «Линкоре»!

Кусок неба, реагент,
Фары, бампера фрагмент,
Яму, чёрный след резины —
Всё, что видно из машины!

Тра-та-та, тра-та-та,
Вот такая хренота.
Вот – такая хренота!

4.10.2011

Кратко

Свой первый сборник стихов я напечатал в 1985 году, вернувшись с Южного Урала, где я проходил службу в рядах Советской Армии. В этот сборник вошли стихи «Юношеской лирики» и «Свердловского цикла». Я печатал на машинке «Optima», которую приобрёл в армии. Да, да, и такое было возможно. В бумажном формате A5 получилось около 100 страничек. Я их любовно склеил между собой, и эту книжонку давал читать своим друзьям. Поскольку переплёта для неё я не делал, она очень быстро истрепалась и пришла в негодность. Но это было не главное. Главное, что я заявил о себе, как о поэте. Точнее, поэте-хулигане.

Тогда я начал писать много, очень много. Чаще всего выходила халтура, но я тщательно записывал её на магнитофонные ленты, и таким образом, буквально за год, у меня появилось семь магнитоальбомов! Но потом всё пошло на спад, а после 1997 года я вообще перестал писать (одно-два произведения в год не считаются).

Зато в 2011 году что-то перещёлкнуло, и мне захотелось творить, творить так, как я никогда ещё не творил до этого. Я работал в молочной торговой компании «Балмико» торговым представителем. Я разъезжал с серьёзным или шутливым видом по магазинам и собирал у них заказы на нашу продукцию, переписывал возвраты и делал всё то, что положено делать человеку данной профессии.

Мне приходилось много ездить, а что такое ездить в Москве на своей машине, я думаю рассказывать не нужно. Это – вечные пробки. Сначала я, как и многие другие водители, злился, сердился, матерился на всё и вся. Но постепенно, я нашёл другой способ прикладывания своей энергии, и снова начал писать стихи. Написанное, я тут же забивал на телефон и рассылал смс-ками по своим коллегам и друзьям. Так появился обширный цикл «Стихи из пробок». Частично я решил показать его Вам в этой книге моих избранных произведений. Продолжим? За мной, мой читатель, за мной!

(В Архангельском литературном музее. Слева направо: моя жена Анна Сергеевна, Ваш покорный слуга, Борис Михайлович Егоров – известный поморский редактор и директор музея, гость из Северодвинска)

«Ты меня не вини, не оплакивай…»

Ты меня не вини, не оплакивай,
В этой жизни земной – я покойник давно.
Жизни крест пеленой заволакивает,
И метелит, и вьюжит в окно.

Жизнь прошла стороною и мимо,
Видно есть я большая ошибка природы.
Порывался, где не проходимо,
Где другой, кроме скверной, не бывает погоды.

И кропал я стихи, разбазаривал душу,
В клочья нервы я рвал бедолага,
Надорвался видать… Но ты всё же послушай
То, о чём я поведал бумаге.

Ведь бумага такая, она же всё стерпит,
И в огне не горит рукописна,
И не важно, кто водит пером: боги, черти,
Время всё поглощает, как бездны кулиса.

И оно ограничено, а для поэтов,
Время сжато компрессией строгой,
Не успел развернуть душу ты для сонетов,
Как звенят погребальные дроги.

Так не упрекай меня сурово,
Ведь когда ещё сказал Сергей:
«В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей».

Формула затёртая, конечно,
Но как лаконична и проста:
Жизнь – сама собою будет вечна,
А для индивида – суета!