Эфирное время

– Россия – светильник, зажженный Богом перед лицом всего мира. А светильник не скроешь, стоит на высоком месте. И очень многим это не нравится. Он их освещает.

– Но это же хорошо, – усмехнулся кто-то, – на электричество не тратиться.

– Освещает не местность, – я решил быть спокойным, – а всю мерзость остального обезбоженного мира.

– М-да. – Это, по голосу, председатель. – И почему же в ваших работах настойчиво проводится мысль о невозможности введения демократии в Россию?

– Жадны и циничны демократы, поэтому. Жадны, видимо, от природы, а циничны от безнаказанности. Демократия позволяет им воровать, она не будит совесть. Врать для демократов – все равно что с горы катиться.

– А пример такого вранья можете привести?

– Говорят, что жизнь в России становится всё лучше, а на самом деле всё тревожнее. Частные интересы демократов не есть интересы России. Может, в этом ключ. Они смотрят на Россию как на территорию проживания и наживы. Чтобы их не сковырнули, внедряют в людей желание им подражать. Ну и так далее. Простите, я совсем не понимаю моей роли здесь. Где я? В масонской ложе?

– М-да, – снова уронил председатель.

А что мне было терять? Если бы я неправду говорил. В конце концов, я же понимаю, что полностью в их руках. Ещё подумал: успеть бы написать послание своим, а как передать?

– Вопросы есть к докладчику?

– Ну уж, – я не мог не улыбнуться, – докладчик. Автор двух реплик. Можно и третью: когда кричат об интересах общества – значит, о человеке не думают. В России смертность долгие годы опережала рождаемость, развращение молодежи усиливается, пьянство, хулиганство, проституция, сиротство увеличивается, и вот всё это называется демократией.

– То есть, по вашему мнению, надо свергать это правительство?

– А что толку?

– То есть?

– То есть лучше не будет.

– Но как же не учитывать регулятор общественных отношений – рынок? – Это из темноты какой-то новый, незнакомый голос.

– Какой рынок? Вы как будто не слушали доклада, в докладе сказали, что забота о людях в рынке и не ночевала. Рынок в России позволяет сжирать конкурентов, травить людей некачественными продуктами, ширпотребом подпольных фабрик. Рынок – место действия жадности и корысти. А что такое рынок для культуры? Выставки похабщины, издевательство над всем святым? Порнография кино и театра. А что такое рынок для религии? – Я помолчал. – Думаю, что ничего нового я вам не сказал, и поэтому прошу возможности откланяться. С вашего позволения?

Я встал. Никто не удерживал. Дверь предо мной распахнулась. За дверью стояли Лора и Вика. Дверь за мной закрылась.

– О-о-ой! – громко и горестно воскликнул я, да так, что они испугались.

– Что, что с вами?

– Главный итог двадцатого века – то, что Россия бессмертна. Вот это предложение забыл сказать. Может, раз в жизни дали серьёзную трибуну, а я забыл. Вернуться уже неудобно. А?

– Да уж, – посочувствовали сёстры. – Тут главное – не подумать, а вслух сказать: тут же везде аппаратура, запись. Россия, значит, бессмертна?

– Как иначе? Она – Дом Пресвятой Богородицы, подножие Престола Царя Небесного.

– Так как же тогда Судный день? Всё же провалится, всё же сгорит. Или я не так поняла, мне книжку старец давал про Страшный суд? – это спросила умная Лора.

– Да-да, суд-то Страшный будет же, так ведь же? – это добавила Вика.

– Куда денешься, будет. Но вот Россия как раз его и пройдёт.

– Тогда перед судом вся сволота сюда и приползёт.

– Правильно Лорка догадалась? – спросила Вика.

– А откуда сволота узнает про суд? – резонно спросил я. – Ну что, красны девицы, отпустят меня ваши добры молодцы?

– Даже на вездеходе, – сказали они. – А хотите ещё послушать, о чём они после вас говорят? – Лора потыкала пальчиком в клавиатуру. На экране, в затемнении плавали тени голов. Голос докладчика был хорошо слышен.

– …но, конечно, будут и у них несгибаемые личности. Но много ли? Всегда были. Главное – обезлюдить пространства, для начала с полезными ископаемыми. Не стесняться в выборе средств. Вскоре и притворяться не надо будет…

– А их старцы, их предсказания?

– Да и мы своего завели.

– Нет, у них настоящие.

– Не перебивайте. – Голос основного докладчика. – Продолжайте.

– …Да, спасибо. Также пора, хотя, может, и преждевременно, обсудить планы перехода цивилизации избранных на запасные площадки.

– А Земля? – спросил кто-то.

– Ну, это просто – сместим земную ось. Ядерные заряды на обоих полюсах – один слева, другой справа – и качнём. Поможем ихнему Господу, ускорим день Икс, они его Страшным судом зовут. Вы же сами видите, как их ни воспитывай, они от своего Христа не отступятся.

Не говоря ни слова, я пошёл к выходу, по дороге сдирая с себя пиджак. В коридоре остановился и, не стесняясь Вики и Лоры, дежуривших у дверей, снял дорогие брюки и попросил прежние наряды. Мне вынесли всё моё – и куртку, и лыжи, и валенки. И Лора и Вика поцеловали меня в небритые щёчки. Лора нажала ладонью на грудной карман куртки.

Меня не держат, но и домой не везут

У крыльца стоял новехонький сверкающий снегоход. Дверца в выпуклом боку откатилась, обнаружив тоже новенькие внутренности. Я торопливо, даже не подумав, что уезжаю, не простясь ни с кем, вошел в кабину, отделённую от водителя матовым стеклом, и меня лихо повлекли через тёмное пространство леса и сугробов. И везли довольно долго. Что ж это? Я и на лыжах добрался бы быстрее.

Но вот снегоход тормознул, потом опять немного проехал, снова остановился и замолчал. Дверца кабины отошла в сторону. Два человека в униформе, но уже в другой, в более дорогой, меня пригласили выйти:

– Лыжи оставьте.

Приходилось покоряться. Невысокое серое здание без окон напоминало какое-то хранилище. Молча вошли в открытые двери, ввели в лифт, нажали кнопку. Лифт ощутимо провалился и долго, мне показалось, падал. Мягко приземлились и оказались в просторном вестибюле. Мне вежливо указали на дверь, за которую уже не сопровождали. Дверь открылась сама.

Человек с лёгкой сединой в чёрных волосах, в зелёной рубашке под серой шерстяной кофтой протянул мне руку. Пригласил сесть.

– Даже и кофе не предлагаю. Задержу ненадолго. И дела никакого нет.

– Если дела нет, зачем тогда встреча? – спросил я. – Положение неравное: вы знаете обо мне всё или многое, я о вас – ничего.

– Хорошо, представлюсь. Я – кукловод кукловодов. Итак, речь о Церкви. Понравится ли вам утверждение, что Церковь в России уже как частная лавочка, да и не только в России? Но в России помногочисленней и поживее. Но это временное оживление после тысячелетия Крещения и прихода свободы. Уже идет отпадение, сокращение числа верующих.

– А мне кажется наоборот, – возразил я.

– Не обольщайтесь. Соединение с Зарубежной Церковью результатов не дало. Ждали усиления религиозного чувства. А оно падает.