Живая вода

– Дай деньги, – тут же сказал Кирпиков.

– Бери, – ответила Варвара, – вон лежат, вылезай, все твои.

– Деньги семейные, можешь расходовать, но мне нужно лабораторное оборудование для опытов.

Варвара перекрестилась.

– Дальше ехать некуда! – сказала она. – Дымом я тебя не выкурила, я тебя, как крысу, водой залью. Ты чего там копаешь? Я что, глухая?

– Я копаю бомбоубежище.

Варвара чего-то оглянулась и ужаснулась, как от видения. Дверь, которая всегда скрипела, сейчас была нараспашку и в ней стояла бледней привидения, белей коленкору почтальонка Вера. И надо же было Кирпикову утром вылезти и смазать петли. Ему скрип петель мешал читать. Ему требовалась благоговейная тишина. А Вера забыла квитанционную книжку и вернулась. Женщины постояли, в страхе глядя друг на друга. Потом Вера убежала.

– Ну вот, – сказала Варвара и села отдохнуть. – Теперь из-за тебя, нехристя, и меня ославят. Сидишь там, как дезертир. Уж хоть бы тогда в лес, что ли, ушел.

– А что это за зюкинская вода?

За окном затрещала сорока. Варвара сказала ей старинную присказеньку:

– Сорока, сорока, хорошую весть скажи, плохую дальше неси.

Сорока улетела дальше. Весть и вправду была неважнецкая, несла ее Вера. Она так быстро бежала, махала руками, что два раза просквозила поселок, пока не заскочила с ходу в магазин. Ударилась о прилавок, сбила с точной регулировки весы (с тех пор они недовешивали на каждом килограмме сто граммов) и… убила всех наповал:

– Кирпиков копает укрытие. Бомбоубежище. Сама слышала!

Спички стали хватать ящиками, соль – мешками.

– На всех делает? – слышались вопросы. – Или только на себя?

– А на мерина?

– Какой теперь мерин?

Дуся волновалась всех сильнее.

– А больных будут вывозить? В каком направлении?

Вслед за Верой ушла и Варвара. Кирпиков, думая, что кончилось уединение, решил собираться. Он не удивился, когда услышал Афоню.

– Ты в подполье? – Афоня поднял крышку и спустился. – Ого! Да ты что, тут жить собрался?

– Живу! – ответил Кирпиков, думая, что Вера уже всем рассказала.

Но Афоня ничего не знал.

– Саш, я что прошу – спрячь деньги, – он протянул холщовый мешок. – Не бойся, мои. От своей прячу. Спрячь. А потом я в гости с ней приду, ты как вроде подполье дочищаешь и крикнешь: «О! Нашел!» А я крикну: «Чур, пополам!» И ты себе сколь-нибудь отсчитаешь. Вроде клад. Мне на деньги – тьфу. Деньги что навоз: сегодня пусто, завтра воз. Далеко не заделывай. Баба дурная, говорит: куплю еще два телевизора. У меня есть, теперь себе и девке. И по комнатам разбежимся. Денег не жалко, но эта же заразную музыку включит, она ж глухая, я же не услышу комментариев. Эх, жаль, ты не любитель! А может, я победил в телеконкурсе «Предсказатели»? Получу футбольный мяч, и на нем все расписались.

– Давай я распишусь.

Афоня фыркнул и долго смотрел на Кирпикова. Потом постучал себя по лбу и далее постучал по тому, что подвернулось, по собачьему черепу. Отдал деньги и вылез. Даже и не заметил, что Кирпиков бородат, что зачем-то в подполье книги, телогрейка, одеяло.

Кирпиков захоронил собачий череп и стал зарывать яму. Он вспомнил, что уже несколько дней не видел мерцания светляков, потому что забросал нижний венец глиной. Торопливо стал отбрасывать землю. Бревна сруба вновь обнажились. Кирпиков задул лампу и приготовился воспарить в мерцающем окружении. Одиночество казалось неполным без этого мерцания. И оно появилось. Но воспарения, сходства с плаванием в межзвездном пространстве не получилось. Трудно удержаться, чтоб не заметить, что ничего не возвращается.

И еще один посетитель, на сей раз Вася, навестил его.

– Александр Иваныч, – закричал он, – плюнь, не мучайся! Я уже все откопал. Я источник откопал.

– У тебя вначале что шло, какой слой? – спросил Кирпиков.

– Песок.

– И у меня. А дальше?

– Глина.

– И у меня. А дальше?

– А дальше полилось.

– А у меня все глина, глина, – печалился Кирпиков.

– Радуйся, – утешал Вася, – у тебя бы пошла вода, подполье бы испортила, куда картошку ссыпать? – И он снова в который раз говорил, что анализ воды хороший, что он оборудовал источник и «прошу пожаловать». – А вся благодарность тебе! – захлебывался Вася. – Иваныч! Отец родной! Все отреклись, хуже пропащей собаки считали. Ты сказал: распрямись, Вася! Я распрямился и открыл источник. Пойдем, попьешь. Или сюда принести? Прикажи.

– Если ты распрямился, почему ты ждешь приказа? – заскрипел спаситель.

– Не жду! Я, например, сам, никто не велел, этикетки с бутылок насобирал! Никто не запрещает. Два альбома залепил, вечерами перелистываю…

– Отправляйся, – сухо сказал Кирпиков.

Не обидно ли – один копает сознательно и даже следов костра не отыщет, а другой тяпнулся два раза – и источник. Вот и думай над смыслом жизни. Какой смысл, когда никакой справедливости.

– Тебе чего помочь? – спросил Вася. – А то пойдем, посмотри, как я облицевал. Красота.

– Отправляйся, – повторил Кирпиков. И добавил, как совершенный брюзга: – Развел тут хвал, понимаешь. Вода, вода!

– Александр Иваныч, я к тебе со спасибом.

Топотанье ног раздалось на крыльце. Сегодня к заточнику паломники шли неустанно. Это были женщины и Афоня, остановивший панику в магазине. «Какое бомбоубежище? – удивился он. – Я только от него». – «Проверить!» – раздались голоса. И женщины потекли к лесобазе.

Из подполья вылезал Вася. Делегация смахнула его обратно и спустилась в яму в полном составе. Когда все убедились, что насчет бомбоубежища враки, тогда уселись в холодке по краям ямы и свесили ноги.

– Ну ладно, – сказал Афоня, – ты расширяй, мы вылезем, не будем мешать, а если что, крикни. Пойдем, бабы, работает человек.

Но Кирпиков остановил:

– Пришли в гости – и заторопились. Варя! Ты чаю нам не можешь сюда спустить?

– Девушки, что вы мою воду не пьете? – спросил Вася. – Я же даром, а вдобавок целебная.