Странная история – Советский Союз в Лиге Наций

Итальянцы до сих пор отказывались согласиться с учреждением арбитражной комиссии на том основании, что Эфиопия от себя выдвинула кандидатуры француза и американца, в то время как Италия выдвинули двух итальянцев, и Рим настаивал на том, чтобы кандидаты от Эфиопии были эфиопскими подданными. После четырех дней упорных переговоров британцу Идену, сменившему Саймона, и французу Лавалю удалось преодолеть это препятствие. Они также заручились согласием Италии на график работы, который, как они надеялись, может предотвратить дальнейшие препятствия процедуре арбитража. Если к 25 июля 1935 года четверка арбитров не придет к соглашению ни по существу спора, ни по назначению пятого арбитра, Совет должен будет провести новое заседание для рассмотрения вопроса. Точно так же следовало провести новое собрание, если вся процедура арбитража и примирения не была завершена к 25 августа 1935 года. Таким образом, только тогда Италия соглашалась за столом Совета Лиги следовать процедуре урегулирования, изложенной в ее Договоре о дружбе с Эфиопией.

Время шло, но Италия находила все новые механизмы для затягивания арбитража. Дело дошло до того, что на одном из заседаний Совета Лиги, на котором председательствовал нарком иностранных дел Союза ССР Литвинов, представитель Италии Алоизи заявил, что шаги, предпринятые Италией для обеспечения защиты своей территории, не могут быть предметом каких-либо обсуждений. Алоизи сослался на то, что так сказал дуче, и его слова были категоричными и окончательными. Впервые в истории Лиги Италия на открытом заседании показала свое жесткое неповиновение Совету Лиги. Никто из членов Совета не решился принять итальянский вызов, унылое заседание Совета проходило почти без дискуссий. Литвинов как председатель представил Совету резолюции, выработанные Лавалем и Иденом. Италия и Эфиопия заявили о своем согласии, и Литвинов попросил своих коллег воздержаться от выступлений. Указанию Литвинова последовали все участники Совета и единственное возражение высказал француз Жезе, профессор международного права в Сорбонне. Он обратил внимание на не обговоренный в резолюции Совета Лиги вопрос о месте работы арбитражной комиссии – где оно – на территории Италии или в Эфиопии? Вопрос профессора Жезе повис в воздухе. Совет разошелся, при этом ни Литвинов, ни другие представители СССР на нем не только никак не выступили в защиту Эфиопии, но Литвинов воспользовался своим правом председателя и рекомендовал не вести дискуссии.

Совет Лиги фактически не принял мер для защиты Эфиопии, поэтому Британия решила идти своим путем. 23 июня 1935 года в Рим был отправлен Иден с проектом оригинального мирного решения. Было предложено, чтобы Эфиопия уступила Италии часть провинции Огаден, включая и всю местность с оазисом Уольуол, к которой произошел вооруженный конфликт. Италия получала возможность построить по новым территориям железную дорогу между своими колониями – Итальянской Эритреей и Итальянским Сомали. Эфиопии в качестве компенсации Британия отдавала небольшой порт Зейла в Аденском заливе и предоставляла территориальный коридор для строительства железной дороги через Британский Сомалиленд до Эфиопской границы.

Реакция Рима на мирные идеи Лондона была неожиданной. Муссолини отклонил предложения Британии с презрением, и отнесся к изложившему их Идену с минимумом вежливости. Вскоре итальянские пропагандистские службы стали распространять мнение, что британцы вдохновлялись исключительно ревнивым желанием воспрепятствовать колониальному развитию Италии. Дуче противопоставлял британскую позицию позиции Франции. И французы, которые так долго первыми настаивали на тех положениях Устава, которые предназначались для создания общего фронта против агрессии, теперь поддались на итальянскую пропаганду. Их возмутила идея, что Эфиопия может иметь собственное железнодорожное сообщение с морем вместо того, чтобы быть использовать французскую железнодорожную линию от порта Джибути на Французском берегу Сомали до эфиопского городка Айша, и далее до города Дыре-Дауа и Аддис-Абебы, построенную к 1917 году. Сегодня эта небольшая территория с центром в Джибути продолжает оставаться заморской территорией Франции под именем Французской территории Аффаров и Исса, но железная дорога там не работает.

Оставим на время нашу «Странную историю» и обратимся к отрывкам из «Африканского дневника» поэта Николая Гумилева, который в 1908 году проехал по железной дороге от Джибути до Дыре-Дауа. Дело было так.

«Быстро прошли эти три дня в Джибути. Вечером прогулки, днем валянье на берегу моря с тщетными попытками поймать хоть одного краба, они бегают удивительно быстро, боком, и при малейшей тревоге забиваются в норы, утром работа. По утрам ко мне в гостиницу приходили сомалийцы племени Исса, и я записывал их песни. От них же я узнал, что это племя имеет своего короля Гуссейна, который живет в деревне Харауа, в трехстах километрах к юго-западу от Джибути; что оно находится в постоянной вражде с живущими на север от них данакилями и, увы, всегда побеждаемо последними; что Джибути (по-сомалийски Хамаду) построено на месте не населенного прежде оазиса и что в нескольких днях пути от него есть еще люди, поклоняющиеся черным камням; большинство все же правоверные мусульмане. Европейцы, хорошо знающие страну, рассказали мне еще, что это племя считается одним из самых свирепых и лукавых во всей восточной Африке. Они нападают обыкновенно ночью и вырезают всех без исключенья. Проводникам из этого племени довериться нельзя».

«Три дня прошли. На четвертый, когда было еще темно, слуга-араб со свечой обошел комнаты отеля, будя уезжающих в Дире-Дауа. Еще сонные, но довольные утренним холодком, таким приятным после слепящей жары полудней, мы отправились на вокзал. Наши вещи заранее свезли туда в ручной тележке. Проезд во втором классе, где обыкновенно ездят все европейцы, третий класс предназначен исключительно для туземцев, а в первом, который вдвое дороже и нисколько не лучше второго, обыкновенно ездят только члены дипломатических миссий и немногие немецкие снобы, стоил 62 франка с человека, несколько дорого за десять часов пути, но таковы все колониальные железные дороги. Паровозы носят громкие, но далеко не оправдываемые названия: Слон, Буйвол, Сильный и т. д. Уже в нескольких километрах от Джибути, когда начался подъем, мы двигались с быстротой одного метра в минуту, и два негра шли впереди, посыпая песком мокрые от дождя рельсы.

Вид из окна был унылый, но не лишенный величественности. Пустыня коричневая и грубая, выветрившиеся, все в трещинах и провалах горы и, так как был сезон дождей, мутные потоки и целые озера грязной воды. Из куста выбегает диг-диг, маленькая абиссинская газель, пара шакалов, они всегда ходят парами, смотрят с любопытством. Сомалийцы и данакили с громадной всклокоченной шевелюрой стоят, опираясь на копья. Европейцами исследована лишь небольшая часть страны, именно та, по которой проходит железная дорога, что справа и слева от нее – тайна. На маленьких станциях голые черные ребятишки протягивали к нам ручонки и заунывно, как какую-нибудь песню, тянули самое популярное на всем Востоке слово: бакшиш (подарок).

В два часа дня мы прибыли на станцию Айша в 160 километрах от Джибути, то есть на половине дороги. Там буфетчик-грек приготовляет очень недурные завтраки для проезжающих. Этот грек оказался патриотом и нас, как русских, принял с распростертыми объятьями, отвел нам лучшие места, сам прислуживал, но, увы, из того же патриотизма отнесся крайне неласково к нашему другу турецкому консулу. Мне пришлось отвести его в сторону и сделать надлежащее внушение, что было очень трудно, так как он, кроме греческого, говорил только немного по-абиссински.

После завтрака нам было объявлено, что поезд дальше не пойдет, так как дождями размыло путь, и рельсы висят на воздухе».

«На другой день из Джибути прибыл поезд с инженерами и чернорабочими для починки пути. С ними же приехал и курьер, везущий почту для Абиссинии.

К этому времени уже выяснилось, что путь испорчен на протяжении восьмидесяти километров, но что можно попробовать проехать их на дрезине. После долгих препирательств с главным инженером мы достали две дрезины: одну для нас, другую для багажа. С нами поместились ашкеры (абиссинские солдаты), предназначенные нас охранять, и курьер. Пятнадцать рослых сомалийцев, ритмически выкрикивая «ейдехе, ейдехе» – род русской «дубинушки», не политической, а рабочей, – взялись за ручки дрезин, и мы отправились.

Дорога, действительно, была трудна. Над промоинами рельсы дрожали и гнулись, и кое-где приходилось идти пешком. Солнце палило так, что наши руки и шеи через полчаса покрылись волдырями. По временам сильные порывы ветра обдавали нас пылью. Окрестности были очень богаты дичью. Мы опять видели шакалов, газелей и даже на берегу одного болота нескольких марабу, но они были слишком далеко. Одному из наших ашкеров удалось убить стрепета величиной почти с маленького страуса. Он был очень горд своей удачей.

Через несколько часов мы встретили паровоз и две платформы, подвозившие материалы для починки пути. Нас пригласили перейти на них, и еще час мы ехали таким примитивным способом. Наконец, мы встретили вагон, который на следующее утро должен был отвезти нас в Дире-Дауа. Мы пообедали ананасным вареньем и печеньем, которые у нас случайно оказались, и переночевали на станции. Было холодно, слышался рев гиены. А в восемь часов утра перед нами в роще мимоз замелькали белые домики Дире-Дауа».

Как давно были эти романтические времена! Но вернемся к нашей «странной истории».

Большая часть французской прессы летом 1935 года поддержала Муссолини, а министр иностранных дел Лаваль не в последний раз показал, что для него желания итальянских фашистов важнее, чем дружба с Великобританией. Особенно ярко это проявилось после 1940 года – Лаваль был министром иностранных дел и вице-премьером в правительстве Петена, в числе прочего он отметился тем, что 27 августа 1941 года в Версале принимал парад Легиона французских добровольцев против большевизма, готовившихся к отправке на войну с СССР. Легион в вермахте был преобразован в 638-й пехотный полк, который под французским флагом шел зимой 1941 года на Москву, но был разбит. Кара постигла и Лаваля, в 1945 году он был обвинен в государственной измене, и 15 октября 1945 года расстрелян.

Вот такой в 1935 году был у Франции министр иностранных дел и ее основной представитель в Лиге наций.

Летом 1935 года Совет Лиги делал всё, чтобы отсрочить выполнение своих обязательств по Уставу Лиги перед Эфиопией. Просьба императора Хайле Селассие о присылке нейтральных наблюдателей не была удовлетворена ни одним членом Совета, безмолвствовал и представитель Союза ССР, хотя было известно, что в Африку непрерывно прибывали новые итальянские армейские подразделения и потоком шли военные грузы. Арбитражный комитет собрался после некоторой задержки, но сразу завершил свою работу, потому что представители Эфиопии настаивали на том, чтобы он рассмотрел, находится ли оазис Уольуол на территории Эфиопии или Италии, в то время как итальянские члены комитета заявили, что этот вопрос полностью выходит за рамки компетенции комитета.

К 25 июля 1935 года стало ясно, что специальное заседание Совета, намеченное на май, должно, наконец, состояться, и оно открылось под председательством советского наркома иностранных дел Литвинова 31 июля 1935 года. На этом Совете Лиги никто кроме эфиопского делегата не говорил о растущей опасности войны и о реальных целях, которыми вдохновлялись действия Италии. Обсуждение велось строго по пунктам, связанным с арбитражем по инциденту в оазисе Уольуол. Совет постановил возобновить работу арбитражного комитета с указанием не принимать никакого решения по территориальному вопросу. Кроме того, Совет решил собраться 4 сентября 1935 года, чтобы обсудить весь вопрос об итало-эфиопских отношениях. Такая намеренная медлительность Лиги устраивала фашистскую Италию, и совершенно не устраивала Эфиопию, но на ее призывы к Лиге о немедленной помощи никто не реагировал. И в этой политической профашистской пьесе участвовали более в роли статистов и зрителей представители Союза СССР.

Француз Лаваль был на стороне фашистской Италии, британец Иден решил с ним не спорить, и они представили совместный проект резолюции, который на всеобщее обсуждение вынес председатель Совета представитель Союза ССР Литвинов. За исключением нескольких бесцветных замечаний представителей Дании и Аргентины, ни один член Совета даже не попытался обсуждать эту резолюцию. Австралия, Чехословакия, Мексика, Турция и другие страны хранили молчание на протяжении всего заседания. В сложившейся обстановке принятая резолюция Совета, по которой возобновлялась работа арбитражного комитета была встречена Эфиопией с радостью и благодарностью. Итальянец Алоизи при голосовании воздержался, а это устраивало и Лигу и Муссолини.

Эфиопия понимала, что Лига ей помогать не очень торопится, и 3 июля 1935 года до заседания Совета Лиги император Эфиопии Хайле Селассие обратился к правительству США с призывом принять меры для предотвращения угрозы нарушения пакта Келлога – Бриана (см. Приложение 4.) Ответ США заключался в том, что американскому правительству не хотелось бы верить, что Италия или Эфиопия прибегнут к другим, кроме мирных, средствам урегулирования своих разногласий. Американский госсекретарь Халл выразил возмущение, когда этот ответ был истолкован прессой как означающий, что Пакт Келлога – Бриана мертв. После ответа из-за океана неудивительно, что Эфиопия обрадовалась решению Совета Лиги сделать хоть что-то.

По мере того как итальянская угроза росла, Хайле Селассие предпринимал отчаянные попытки закупить оружие и боеприпасы. Результаты были небольшими. Итальянским дипломатам было поручено сообщить любому правительству, которое, как считалось, было готово разрешить своим производителям вести дела с Эфиопией, что любая такая продажа будет рассматриваться Италией как недружественный акт. Летом несколько правительств, включая Францию, Бельгию, Чехословакию и Данию, запретили экспорт оружия в Эфиопию. В июле британское правительство объявило эмбарго на такой экспорт, как в Эфиопию, так и в Италию. Хуже всего было то, что французские власти в Джибути создавали трудности с транзитом, нарушив тем самым единственный удобный путь доставки того оружия, которое император смог купить. В августе эфиопский делегат заявил Лиге протест, что, Италия сама производит оружие в больших количествах, а Эфиопия не только не имеет никакого оружейного производства, но ввиду ложного понимания многими членами Лиги своего нейтралитета не может импортировать то, что ей нужно для ее обороны. Везде, где правительство Эфиопии пыталось купить необходимое ему оружие, оно встречало запреты и экспортные эмбарго. Лига вновь промолчала.

Как и было обещано, Совет Лиги снова собрался 4 сентября 1935 года, чтобы, наконец, решить весь вопрос об итало-эфиопском конфликте. Муссолини откровенно бросал вызов Лиге в своих речах и отправил Алоизи в Женеву с указанием не отказываться, как прежде, от обсуждения итальянского поведения, а всячески оправдывать его. Арбитражный комитет фактически закончил свою работу за день до заседания Совета. Он назначил признанного авторитета в арбитражном деле посла Греции во Франции Политиса своим нейтральным председателем и под его руководством быстро пришел к согласованному заключению. Теперь единогласно сообщалось, что ни Италия, ни Эфиопия не должны нести ответственность за начало столкновения. Итальянцы явно этого не делали, и не было никаких доказательств того, что это сделали эфиопы. Это решение ненадолго возродило надежду даже у эфиопской делегации, казалось, что теперь был свободен путь для мирного урегулирования всего спора.

Но как только Совет Лиги начал свое заседание, представитель Италии Алоизи заявил, что арбитражное расследование вопроса по инциденту в оазисе Уольуол проведено неверно. Он представил Совету огромный меморандум с приложениями, картами и фотографиями, в котором излагались доводы Италии против Эфиопии. В то же время Алоизи заявил, что Италия с неохотой вынуждена считать Эфиопию своим врагом, но не сомневается в том, что это варварское государство, подписи которого нельзя доверять, и приём Эфиопии в Лигу был ошибкой.

Алоизи говорил, что Лига, включая Италию, надеялась, что международное признание побудят Эфиопию отменить рабство, решить свои внутренние проблемы и жить в мире со своими соседями. Эти надежды Лиги оказались иллюзорны, дела стали скорее хуже, чем лучше. Поэтому Италия как цивилизованное государство вынуждено будет прекратить любые дискуссии в Лиге по эфиопской тематике. Правительство Италии оставляет за собой полную свободу действий, которые могут быть необходимы для защиты её интересов и обеспечения безопасности её колоний.

В итальянском меморандуме были очень подробно изложены претензии Италии. Претензий у Италии к Эфиопии было много:

– Эфиопия воспрепятствовала делимитации своих границ с Итальянской Эритреей и Итальянским Сомали;

– Эфиопия нарушила обязательство построить дорогу, соединяющую порт Асэб в Итальянской Эритрее со своим городом Дэссе;

– даже после подписания Договора о дружбе в 1928 году Эфиопия заблокировала все попытки Италии купить землю, вести добычу полезных ископаемых или другую коммерческую деятельность на территории Эфиопии, сотрудничать с эфиопскими властями в техническом развитии страны, открывать в стране больницы и амбулатории;

– Эфиопия нарушила свои договоренности о таможенных пошлинах, сотрудничестве органов правопорядка и юстиции, порядке торговли оружием;

– Эфиопия непрерывно совершала недопустимые действия в отношении итальянских подданных, дипломатов, консулов (приводился большой список);

– с территории Эфиопии через границы совершались многочисленные набеги преступных элементов на итальянские колонии (приводился список убийств, грабежей, краж)

Список претензий Италии к Эфиопии охватывал период с 1916 по 1935 год. Отдельно обосновывались нарушения Эфиопией основных требований, предъявляемых международным правом к государству – члену Лиги наций. Главной претензией в этом разделе было напоминание, что Эфиопия была принята в Лигу наций в 1923 году только после обещания отменить рабство, и покончить с работорговлей. Это обещание было грубо нарушено. Рас Тэфэри, прежде чем он стал императором Хайле Селассие, действительно провозгласил, что продажа рабов в Эфиопии отныне запрещена и что все дети, которые отныне будут рождаться, независимо от их происхождения, должны быть свободны. Но эти указы оставляли существующих рабов по-прежнему собственностью их хозяев. Таким образом, рабство оставалось законным. Кроме того, указы были почти полностью недейственными. Сообщения из официальных британских, французских и итальянских источников, а также расследование, проведенное известными британскими авторитетами, доказали, что институт рабства в 1935 году по-прежнему оставался главной основой существования эфиопской нации. По некоторым оценкам, число рабов превышало 2.000.000 при населении Эфиопии в 13.000.000 человек. Само правительство и лично император владели большим количеством рабов и даже принимали их в качестве уплаты налогов или дани. Работорговля продолжается, как и прежде.