Беседы с Софией

– А люди? Не так что ли?

– Да в том-то и дело, что не так! – воскликнул я, – Причем принципиально не так!

София посмотрела на меня с недоверием и, наморщив лоб, отвернулась. Немного помолчав и вдруг улыбнувшись, она снова обратилась ко мне:

– То что ты говорил, обычно было интересно и, по-моему, правильно. Извини, больше не перебиваю.

– Тогда продолжим. Так вот, проблема продолжения рода человеческого никак не решается с рождением младенца. Сейчас я выскажу мысль, которая может показаться тебе странной, но ты, пожалуйста, не спеши с выводами.

Рождение младенца это дело природы, требующее от родителей лишь здоровья. А вот рождение Человека это проблема, решение которой в это время ещё только предстоит родителям и младенцу.

– А если проблема не решается, что выходит? Что, младенец… не выживет?

– Видишь ли, создав удивительный человеческий организм, природа действительно не предусмотрела для него ни специальной среды обитания, ни способности выжить… без посторонней помощи. Но к счастью, практически у каждого современного малыша есть замечательный жизненный орган. Не догадываешься, какой?

– Но ты же сам сказал, что природа не дала ему способности выжить!

София посмотрела на меня сердито и добавила.

– Ты меня не путай, пожалуйста.

– Но ведь я и не говорю, что этот жизненный орган – часть его организма. Видишь ли, этот замечательный орган это его мама!

Мне показалось, что София пристально смотрела мне в глаза, однако взгляд её был обращён гораздо дальше. Она размышляла, прикусив по детской привычке нижнюю губу. Спина напряженно выпрямлена, а руки сцеплены и прижаты к груди.

– Выходит, что это мать учит ребенка жить, учит быть человеком. А от природы у него только сам организм со своими капризами. Я правильно поняла?

Она вновь сосредоточенно и требовательно смотрела на меня.

– Правильно, хотя на месте матери или вместе с ней может быть и другой взрослый человек. Но чтобы эта школа жизни вообще заработала, нужен не только активный учитель, но и ученик, откликнувшийся на обращенный к нему с любовью зов человеческий. Именно заботливый взрослый своим душевным теплом пробуждает человеческое сознание младенца, которое вспыхивает его первой улыбкой.

– Красиво… Но почему именно улыбка?

– Да потому, что до этого момента все его крики и гримасы были выражением различных позывов организма, голосом природы. Улыбка же, это ответ на обращение извне, другого человека.

И знаешь, как бы старательно и строго не описывали ученые психологи это событие, два впервые встретившихся взгляда всегда неповторимы и… непостижимы.

– Как Джоконда Леонардо да Винчи, – тихо добавила моя мудрая племянница.

– Пожалуй.

София замолчала, наклонившись и рисуя веточкой на асфальте какие-то невидимые знаки. Зная свою племянницу, я тоже не спешил, ожидая, когда она завершит свою таинственную работу.

– Ну, а что же любовь? Или ты хочешь сказать, что если мать не любит своё дитя, то он может так и не улыбнуться ей? Но разве так бывает?

– Знаешь, София, раньше бытовало такое выражение «недолюбленный ребёнок».

Я хотел продолжить рассуждения, но София прервала меня, заявив, что с любовью материнской, преодолевающей свою зависимость от природного инстинкта, ей всё понятно. А вот о том, что касается чувств, связывающих родителей, она хочет меня послушать.

Было похоже, что моя София уже приняла какое-то решение, избавившись от психологической ноши, угнетавшей её последние часы.

– Посмотрю, как ты теперь выкрутишься, – говорили её, снова ставшие лукавыми и озорными, глаза.

Мимо нас промчалась шумная ватага мальчишек-подростков, распугавшая птиц и заставившая опасливо прижаться к бордюру двух пожилых дам с палками для скандинавской ходьбы. И только я собрался продолжить рассуждения, как на нашу скамью опустилась пара молодых людей, которых принято называть влюблёнными. Целующиеся были настолько увлечены своим занятием, что не обращали никакого внимания на окружающих.

София, посмотрев несколько секунд на новых соседей, повернулась всем телом в мою сторону и заявила:

– Мне они не мешают. А ты можешь говорить?

Я признался, что предпочел бы свободную скамейку, но поскольку вблизи таковых не видно, могу и так.

– Мы уже упоминали сегодня материнский инстинкт, который постепенно преодолевается по мере формирования истинно человеческого чувства к взрослеющему ребенку. Любовь между мужчиной и женщиной тоже, естественно, связана с природной предпосылкой, выражающейся, как ты понимаешь, во взаимном сексуальном интересе.

Я немного помолчал, подыскивая слова и усаживаясь поудобней.

– Огромная культурная проблема сегодня состоит в том, что…

– Подожди! Позволь я попробую угадать, что ты собираешься сказать.

София взяла меня за руку, словно удерживая таким образом от продолжения.

– Проблема в том, – решительно начала София и тут же немного смутившись, добавила, – я думаю,.. эта проблема состоит в том, что сексуальное влечение, которому подчиняется животное, всё больше руководит поведением современных людей. Люди вообще забывают, что мужчину и женщину может объединять что-либо кроме секса и денег. Или я не права?

С решительно приподнятым подбородком над тонкой, ещё детской шейкой и вспыхнувшими воинственным пламенем глазами моя племянница напомнила мне молодой зелёный побег, пробившийся сквозь грязь и бетон и тянущийся к свету, в который он верит, но до которого так далеко…

София оглянулась назад, и не увидев парочки, которая успела удалиться, облегченно вздохнула.

– Влад, – тихим и совсем уже не воинственным голосом спросила она, – как же так случилось, что настоящая любовь умерла в нашем обществе?

Я постарался сохранить спокойствие, хотя бы внешне.

– Что ты, София! Она, конечно, не умерла. Это было бы не только ужасно, но смертельно для всех, для нашего «Мы». Способность любить, а значит готовность к самопожертвованию ради любимого человека, это истинная основа человеческого способа жизни. Да ты, мне кажется, и сама это уже понимаешь. Только голос любви способен по-настоящему пробудить сознание человека, и только в пространстве любви, связывающей всех близких людей, может нормально развиваться ребенок, упорно подчиняя себе собственную природу. Именно так, с помощью других людей, ребенок побеждает в себе как жестокость зверя, так и животную форму сексуального поведения. Самец, глядя на отца, превращается в сильного и благородного мужчину, а самка в прекрасную и обязательно мудрую женщину, мечтающую стать матерью.

К сожалению, мир сегодня переживает тяжелейший культурный кризис, когда меняется способ жизни людей. Но как бы не стремились нынешние властные собственники подчинять себе Человека, заползая со своей расчетливостью и примитивной моралью в самые интимные уголки его жизни, им не победить и не уничтожить настоящую любовь.

Разрушение семьи, в том числе с помощью этих брачных договоров, утрата традиций семейных и вообще человеческих отношений – наносит смертельные раны нашему обществу, нашему слабеющему «Мы».

Я не хочу говорить про деньги и современное ростовщичество, прибыль, торговлю и прочие атрибуты новой жизни, в которой человеку доброму и честному, достойному и любящему беззаветно уже не остаётся места. Не хочу говорить, потому что не хочу верить самому себе. И ты не верь, потому что любовь и добро всё равно победят.

Я понимал, что сказал совсем не то и не так, как было нужно, что девочка ждала поддержки, а не бессильной жалобы старшего. Но я не мог остановиться, пока не договорил. Потому, что я не мог врать Софии, потому что я слишком уважал и любил этого маленького, но уже такого большого человека.

Выбор

Если бы меня спросили, люблю ли я осень, то в такой день, мрачный и серый, насквозь пропитанный ледяной сыростью, я бы наверное сказал «нет». Да и как ещё отнестись к этим пронизывающим порывам ветра, хлещущим тебя по щекам, несмотря на поднятый воротник куртки. А ведь несколько часов назад, когда я шел в библиотеку, солнце было тёплым, а редкие облака белыми и лёгкими.

– А ты чего без зонтика, – раздался рядом голос племянницы, – и без кепки любимой?

– София! Ты-то откуда в такую жуткую погоду? Неужели из школы так поздно? Когда в обед я вышел из дома, было ещё лето, вот я и оделся соответственно.