Полное собрание сочинений. Том 3. Развитие капитализма в России

/2 тыс. дес.) и 226 хозяйств, имеющих каждое свыше 2

/2 тыс. дес. По сведениям, собранным в 1890 г. о 526 хозяйствах, в них было 35 514 рабочих, т. е. на 1 хозяйство в среднем по 67 рабочих, из которых от 16 до 30 годовых рабочих. В 1893 г. в 100 более или менее крупных хозяйствах Елисаветградского уезда было 11 197 рабочих (в среднем по 112 на 1 хозяйство!), в том числе 17,4 % годовых, 39,5 % сроковых и 43,1 % поденных рабочих[192 - Тезяков, 1. с.]. Вот данные о распределении посева между всеми земледельческими хозяйствами уезда, и частновладельческими и крестьянскими[193 - «Материалы для оценки земель Херсонской губ.», т. II, Херсон, 1886. Число десятин посева у каждой группы определено помножением среднего размера посева на число хозяйств. Число групп сокращено.]:

Таким образом, у 3-х с небольшим процентов хозяев (а если считать только посевщиков, то в руках 4-х процентов) сосредоточено более трети всего посева, на обработку и уборку которого требуется масса сроковых и поденных рабочих.

Наконец, вот данные о Новоузенском уезде Самарской губ. Во II главе мы брали только русских крестьян, хозяйничающих в общине; теперь присоединяем и немцев и «хуторян» (крестьян, хозяйничающих на особых участках земли). К сожалению, о частновладельческих хозяйствах в нашем распоряжении нет сведений[194 - Сборник по Новоузенскому у. – Арендованная земля взята вся: и казенная, и частновладельческая, и надельная. Вот перечень улучшенных орудий у русских хуторян: 609 железных плугов, 16 паровых молотилок, 89 конных молотилок, 110 косилок, 64 конных грабель, 61 веялка и 64 жатвенных машины. В число нанятых рабочих не вошли поденщики.]. [См. таблицу на стр. 257. Ред.]

По-видимому, комментировать эти данные нет надобности. Выше мы уже имели случай заметить, что описываемый район является наиболее типичным районом земледельческого капитализма в России, – типичным не в сельскохозяйственном, конечно, а в общественно-экономическом смысле. Эти наиболее свободно развившиеся колонии показывают нам, какие отношения могли бы и должны бы были развиться и в остальной России, если бы многочисленные остатки дореформенного быта не сдерживали капитализма. Формы же земледельческого капитализма, как видно будет из дальнейшего, чрезвычайно разнообразны.

III. Район торгового скотоводства. Общие данные о развитии молочного хозяйства

Мы переходим теперь к другому важнейшему району земледельческого капитализма в России, именно к области, в которой преобладающее значение имеют не зерновые продукты, а продукты скотоводства. Эта область охватывает, кроме прибалтийских и западных губерний, губернии северные, промышленные и части некоторых центральных губерний (Рязанской, Орловской, Тульской, Нижегородской). Продуктивность скота получает здесь молочно-хозяйственное направление, и весь характер земледелия приспособляется к тому, чтобы получать возможно большее количество возможно более ценных рыночных продуктов этого рода[195 - В других областях России скотоводство имеет другое значение. Напр., на крайнем юге и юго-востоке утвердилась самая экстенсивная форма скотоводства, именно нагульное мясное скотоводство. Севернее рогатый скот получает значение рабочей сипы. Наконец, в средней черноземной полосе он становится «машиной, производящей навозное удобрение» В. Ковалевский и И. Левитский. «Статистический очерк молочного хозяйства в северной и средней полосах Европейской России» (СПБ. 1879). Авторы этой работы, как и большинство специалистов по сельскому хозяйству, проявляют очень мало интереса к общественно-хозяйственной стороне дела и понимания этой стороны. Совершенно ошибочно, например, непосредственно заключать от поднятия доходности хозяйств к обеспечению «народного благосостояния и продовольствия» (стр. 2).].

«На наших глазах явно совершается переход от навозного скотоводства к скотоводству молочному; он особенно заметен в последнее 10-летие» (цит. в предыд. прим. соч., ibid.). Статистически охарактеризовать в этом отношении различные области России очень трудно, ибо тут важно не абсолютное количество рогатого скота, а именно количество молочного скота и его качество. Если взять количество всего скота на 100 жителей, то окажется, что в России оно всего больше в степных окраинах, всего меньше – в нечерноземной полосе («Сельское и лесное хозяйство», 274); окажется, что во времени это количество уменьшается («Произв. силы», III, 6. Ср. «Ист. – стат. обзор», I). Здесь наблюдается, следовательно, то же самое, что отметил еще Рошер, именно, что количество скота на единицу населения оказывается всего больше в местностях «экстенсивного скотоводства» (W. Roscher. «Nationalokonomik des Ackerbaues». 7-te Aufl. Stuttg. 1873, S. 563–564[196 - В. Рошер. «Экономика земледелия», 7-е издание Штутгарт 1873, стр. 563–564. Peд.]). Нас же интересует интенсивное скотоводство и в частности именно молочное. Приходится поэтому ограничиться приблизительным расчетом, который дали авторы вышеуказанного «Очерка», не претендуя на точный учет явления; такой расчет наглядно показывает отношение различных областей России по степени развития молочного хозяйства. Приводим этот расчет in extenso[197 - В целом. Ред.], дополняя его некоторыми вычисленными средними цифрами и сведениями о сыроваренном производстве в 1890 г. по данным «фабрично-заводской» статистики.

Эта табличка наглядно иллюстрирует (хотя и по сильно устаревшим данным) выделение специальных районов молочного хозяйства, развитие в них торгового земледелия (сбыт молока и техническая обработка его) и повышение производительности молочного скота.

Чтобы судить о развитии молочного хозяйства во времени, мы можем воспользоваться только данными о маслодельном и сыроваренном производстве. Возникновение его в России относится к самому концу 18-го века (1795 г.); помещичье сыроварение, начавшее развиваться в 19-м веке, потерпело сильный кризис в 1860-х годах, открывших эпоху крестьянского и купеческого сыроварения.

В 50 губ. Европ. России считалось сыроваренных заведений[198 - Данные «Военно-стат. сборника» и «Указателя» г. Орлова (1 и 3 изд.). Об этих источниках см. VII главу (настоящий том. стр. 460–462 Ред.). Заметим только, что приведенные цифры уменьшают действительную быстроту развития, так как понятие «завода» применялось в 1879 г уже, чем в 1866 г, а в 1890 г. еще уже, чем в 1879 г. В 3-м изд. «Указателя» есть сведения о времени основания 230 заводов, оказывается, что только 26 основаны до 1870 года, 68 – в 70-х годах, 122 – в 80-х и 14 – в 1890 г. И это говорит о быстром росте производства. Что касается до новейшего «Перечня фабрик и заводов» (СПБ. 1897), то в нем царит полный хаос по двум-трем губерниям зарегистрировано сыроваренное производство, по остальным оно вовсе опущено.]:

В 1866 г. 72 с 226 рабочими и с произв. на 119 тыс. руб.

В 1879 г. 108 с 289 рабочими и с произв. на 225 тыс. руб.

В 1890 г. 265 с 865 рабочими и с произв. на 1350 тыс. руб.

Итак, за 25 лет производство более чем удесятерилось; только о динамике явления и можно судить по этим данным, которые отличаются чрезвычайной неполнотой. Приведем некоторые более детальные указания. В Вологодской губ. улучшение молочного хозяйства началось собственно с 1872 г., когда была открыта Ярославско-Вологодская железная дорога; с тех пор «хозяева начали заботиться об улучшении своих стад, заводить травосеяние, приобретать усовершенствованные орудия… старались поставить молочное дело на чисто коммерческие основания» («Стат. очерк», 20). В Ярославской губ. «подготовили почву» так называемые «артельные сыроварни» 70-х годов, и «сыроварение продолжает развиваться на правах частной предприимчивости, сохраняя лишь одно название «артельного»«(25); «артельные» сыроварни фигурируют – добавим от себя – в «Указателе фабрик и заводов», как заведения с наемными рабочими. Вместо 295 тыс. руб. авторы «Очерка» считают по официальным сведениям производство сыра и масла в 412 тыс. руб. (подсчитано из рассеянных в книге цифр), а исправление этой цифры дает для производства сливочного масла и сыра – 1600 тыс. руб., а если прибавить топленое масло и творог, – 4701,4 тыс. руб., не считая ни прибалтийских, ни западных губерний.

О позднейшей эпохе приведем следующие отзывы из вышецитированного издания д-та земледелия: «Вольнонаемный труд и т. д.». О промышленных губерниях вообще мы читаем: «Целый переворот сделало в положении хозяйств этого района развитие молочного хозяйства», оно «косвенно повлияло также и на улучшение земледелия», «молочное дело в районе с каждым годом развивается» (258). В Тверской губ. «проявляется стремление к улучшению содержания скота как у частных владельцев, так и у крестьян», доход от скотоводства исчисляется в 10 млн. руб. (274). В Ярославской губ. «молочное хозяйство с каждым годом развивается… Сыроварни и маслодельня начали даже приобретать некоторый промышленный характер… молоко скупается у соседей и даже у крестьян. Встречаются сыроварни, содержащиеся целой компанией владельцев» (285). «Общее направление здешнего владельческого хозяйства, – пишет один корреспондент из Даниловского уезда Ярославской губернии, – характеризуется в настоящее время следующими признаками: 1) переходом от трехпольного севооборота к пяти-семипольному, с посевом трав на полях, 2) распашкой залежей, 3) введением молочного хозяйства, а как следствие его – более строгий подбор скота и улучшение содержания его» (292). То же самое говорится о Смоленской губ., в которой размер производства сыра и масла определялся в 240 тыс. руб. в 1889 г., по отчету губернатора (по статистике 136 тыс. руб. в 1890 г.). Развитие молочного хозяйства отмечается в Калужской, Ковенской, Нижегородской, Псковской, Эстляндской, Вологодской губ Производство масла и сыра в последней губернии определяется в 35 тыс. руб. по статистике 1890 г, ~ в 108 тыс. руб. по отчету губернатора, – и в 500 тыс. руб. по местным сведениям 1894 г., считавшим 389 заводов. «Это – по статистике. В действительности же заводов гораздо более, так как, по исследованиям Вологодской земской управы, в одном Вологодском уезде заводов считается 224». А производство развито в 3-х уездах и отчасти проникло уже в 4-й[199 - «Неделя», 1896 г., № 13. Молочное дело так выгодно, что на него бросились городские торговцы, вносящие, между прочим, такие приемы, как расплату товарами. Один местный землевладелец, имеющий крупный завод, устраивает артель с «своевременной выдачей денег за молоко» для освобождения крестьян от кабалы скупщиков и для «завоевания новых рынков». Характерный пример, показывающий настоящее значение артелей и пресловутой «организации сбыта» «освобождение» от торгового напитала посредством развития промышленного капитала.]. Можно судить по этому, во сколько раз нужно увеличить вышеприведенные цифры, чтобы приблизиться к действительности. Простой отзыв специалиста, что «в настоящее время число маслоделен и сыроварен составляет несколько тысяч» («Сельское и лесное хозяйство России», 299), дает более верное представление о деле, чем якобы точная цифра: 265 заводов.

Итак, данные не оставляют никакого сомнения в громадном развитии этого особого вида торгового земледелия. Рост капитализма и здесь сопровождался преобразованием рутинной техники. «В области сыроварения, – читаем мы, например, в издании «Сельское и лесное хозяйство», – в течение последнего 25-летия в России сделано так много, как едва ли в какой-либо другой стране» (301). То же утверждает и г. Блажин в статье: «Успехи техники молочного хозяйства» («Произв. силы», III, 38–45). Главное преобразование состояло в том, что «исконное» отстаивание сливок заменено отделением сливок посредством центробежных машин (сепараторов)[200 - До 1882 г. сепараторов почти не было в России С 1886 г. они распространились так быстро, что вытеснили окончательно старый способ В 1890-х годах появились даже сепараторы-маслоэкстракторы.]. Машина поставила производство вне зависимости от температуры воздуха, увеличила выходы масла из молока на 10 %, повысила качество продукта, удешевила выделку масла (при машине требуется меньше работы, меньше помещения, посуды, льда), вызвала концентрацию производства. Появились крупные крестьянские маслодельные заводы, «перерабатывающие до 500 пудов молока в день, что было физически невозможно при отстое» (ibid.). Улучшаются орудия производства (постоянные котлы, винтовые прессы, усовершенствованные подвалы), призывается на помощь производству бактериология, дающая чистую культуру того вида бацилл молочной кислоты, который нужен для закваски сливок.

Таким образом, в обоих описанных нами районах торгового земледелия техническое усовершенствование, вызванное требованиями рынка, направилось прежде всего на те операции, которые всего легче поддаются преобразованию и которые особенно важны для рынка: на уборку, молотьбу, очистку хлеба в торговом зерновом хозяйстве; на техническую переработку продуктов скотоводства в районе торгового скотоводства. Самое же содержание скота капитал находит пока более выгодным оставить на попечении мелкого производителя: пусть он «прилежно» и «усердно» ухаживает за «своим» скотом (умиляя своим прилежанием г-на В. В., см. «Прогр. течения», стр. 73), пусть берет на себя главную массу наиболее тяжелой, наиболее черной работы по уходу за машиной, дающей молоко. У капитала есть все новейшие усовершенствования и способы не только для отделения сливок от молока, но и для отделения «сливок» от этого «прилежания», для отделения молока от детей крестьянской бедноты.

IV. Продолжение. Экономика помещичьего хозяйства в описываемом районе

Выше были уже приведены свидетельства агрономов и сельских хозяев о том, что молочное хозяйство в помещичьих имениях ведет к рационализации земледелия. Добавим здесь, что анализ земско-статистических данных по этому вопросу, произведенный г. Распопиным[201 - И этот вопрос поставлен был г. Распопиным (едва ли не впервые в вашей литературе) на правильную, теоретически выдержанную точку зрения. Он отмечает с самого начала, что «повышение производительности скотоводства» – в частности, развитие молочного хозяйства, – идет у нас капиталистическим путем и служит одним из важнейших показателей проникновения напитала в земледелие.], вполне подтверждает такое заключение. Отсылая читателя к статье г-на Распопина за подробными данными, мы приведем здесь только главный его вывод. «Зависимость между состоянием скотоводства, молочного хозяйства и числом запущенных имений, интенсивностью хозяйств – бесспорна. Уезды (Московской губернии) с наибольшим развитием молочного скотоводства, молочного хозяйства доставляют наименьший процент запущенных хозяйств и наибольший процент имений с высокоразвитым полеводством. Повсюду в Московской губ. пашня, сокращаясь в своих размерах, переходит в луга и пастбища, зерновые севообороты уступают свое место многопольно-травяным. Кормовые травы и молочный скот, а не хлеб играют уже первенствующую роль не только в экономиях по Московской губернии, но по всему Московскому промышленному району» (1. с.).

Размеры маслодельного и сыроваренного производств имеют особенное значение именно потому, что они свидетельствуют о полном перевороте в земледелии, которое становится предпринимательским и порывает с рутиной. Капитализм подчиняет себе один из продуктов сельского хозяйства, и к этому главному продукту приноравливаются все остальные стороны хозяйства. Содержание молочного скота вызывает посев трав, переход от трехполья к многопольным системам и т. д. Остатки, получающиеся при производстве сыра, идут па откармливание скота, поступающего в продажу. Предприятием становится не одна переработка молока, а все сельское хозяйство[202 - Д-р Жбанков говорит в своем «Санитарном исследовании фабрик и заводов Смоленской губ.» (Смол. 1894, в I, стр. 7), что «число рабочих, занятых собственно сыроварением, очень незначительно. Гораздо больше вспомогательных рабочих, которые одновременно необходимы для сыроварни и для ведения сельского хозяйства, это – пастухи, доильщицы коров и др, этих рабочих на всех [сыроваренных] заводах в два, три и даже четыре раза больше, чем специальных сыроваров» Заметим кстати, что, по описанию д-ра Жбанкова, условия работы здесь очень антигигиеничны, рабочий день чрезмерно продолжителен (16–17 часов) и т. д. Таким образом и для этого района торгового земледелия оказывается неверным традиционное представление об идиллической рабою земледельца.]. Влияние сыроварен и маслоделен не ограничивается теми хозяйствами, в которых они заведены, так как молоко нередко скупается у окрестных крестьян и помещиков. Посредством скупки молока капитал подчиняет себе и мелких земледельцев, – особенно при устройстве так называемых «сборных молочных», распространение которых было констатировано уже в 70-х годах (см. «Очерк» гг. Ковалевского и Левитского). Это – заведения, устраиваемые в больших городах, или вблизи них, и перерабатывающие очень большие количества молока, подвозимого по железным дорогам. От молока немедленно отделяются сливки, продаваемые в свежем виде, а снятое молоко сбывается по дешевой цене небогатым покупателям. Чтобы обеспечить себе продукт известного качества, такие заведения заключают иногда контракты с поставщиками, обязывающие их соблюдать известные правила относительно кормления коров. Легко видеть, как велико значение подобных крупных заведений: с одной стороны, они завоевывают себе массовый рынок (сбыт тощего молока небогатым горожанам), с другой стороны, они расширяют в громадных размерах рынок для сельских предпринимателей. Эти последние получают сильнейший толчок к расширению и улучшению торгового земледелия. Крупная промышленность, так сказать, подтягивает их, требуя продукт определенного качества, выталкивая с рынка (или отдавая в руки ростовщиков) того мелкого производителя, который стоит ниже «нормального» уровня. В этом же направлении должна действовать и расценка молока по качеству (напр., по содержанию в нем жира), над которой так усердно работает техника, изобретая разные лактоденсиметры и т. п., и за которую так горячо стоят специалисты (ср. «Произв. силы», III, 9 и 38). В этом отношении роль сборных молочных в развитии капитализма вполне аналогична с ролью элеваторов в торговом зерновом хозяйстве. Элеваторы, сортируя хлеб по качеству, делают его продуктом не индивидуальным, а видовым (res fungibilis[203 - Заменимая вещь[138 - «Заменимая вещь» («res fungibilis») – старый юридический термин, известный еще римскому праву. «Заменимыми вещами» называются те, которые в договорах определяются простым счетом, мерой («столько-то пудов ржи», «столько-то штук кирпича»).Цивилисты – юристы, занимающиеся гражданским правом.]. Ред.], как говорят цивилисты), т. е. впервые приспособляют его вполне к обмену (ср. статью М. Зеринга о хлебной торговле в Северо-Американских Соед. Штатах в сборнике «Землевладение и сельское хозяйство», стр. 281 и ел.). Таким образом элеваторы дают могущественный толчок товарному производству хлеба и подгоняют техническое развитие его введением точно так же расценки по качеству. Подобное учреждение бьет мелкого производителя сразу двумя ударами. Во-1-х, оно вводит в норму, узаконяет более высокое качество хлеба у крупных посевщиков и этим окончательно обесценивает худший хлеб крестьянской бедноты. Во-2-х, организуя по типу крупной капиталистической индустрии сортировку и хранение хлеба, оно удешевляет расходы на эту статью для крупных посевщиков, облегчает и упрощает для них продажу хлеба, и этим окончательно отдает в руки кулаков и ростовщиков мелкого производителя с его патриархальной и первобытной продажей с возов на базаре. Быстрое развитие постройки элеваторов в последнее время означает, следовательно, в хлебном деле такую же крупную победу капитала и принижение мелкого товаропроизводителя, как появление и развитие капиталистических «сборных молочных».

Уже из вышеприведенных данных ясно, что развитие торгового скотоводства создает внутренний рынок[204 - Рынок для торгового скотоводства создается главным образом ростом индустриального населения, о котором мы будем говорить подробно ниже (гл. VIII, § II) По вопросу о внешней торговле ограничимся следующим замечанием вывоз сыра в начале пореформенной эпохи был гораздо меньше ввоза, но в 90-х годах почти сравнялся с ним (за 4 года, 1891–1894, ввоз – 41,8 тыс. пуд., вывоз – 40,6 тыс. пуд. в среднем за год, в пятилетие 1886–1890 гг. вывоз был даже больше ввоза). Вывоз масла коровьего и овечьего всегда был гораздо больше ввоза, размер этого вывоза быстро растет: в 1866–1870 гг. вывозилось в среднем 190 тыс. пуд. в год, а в 1891–1894 гг. – 370 тыс. пуд. («Произв. силы». III, 37).], во-первых, на средства производства – приборы для обработки молока, здания, постройки для скота, усовершенствованные земледельческие орудия при переходе от рутинного трехполья к многопольным севооборотам и т. д., а во-вторых, на рабочую силу. Поставленное на промышленную ногу скотоводство требует несравненно больше рабочих, чем старое «навозное» скотоводство. Район молочного хозяйства – промышленные и северо-западные губернии – и привлекает действительно массу земледельческих рабочих. На сельские работы идет очень много народу в Московскую, С.-Петербургскую, Ярославскую, Владимирскую губернии; меньше, но все-таки значительное число – в Новгородскую, Нижегородскую и другие нечерноземные губернии. По ответам корреспондентов д-та земледелия, – в Московской и других губерниях владельческое хозяйство ведется даже главным образом пришлыми рабочими. Этот парадокс – приход земледельческих рабочих из земледельческих губерний (идут главным образом из среднечерноземных губернии, отчасти из северных) в промышленные губернии на земледельческие работы взамен уходящих отсюда массами промышленных рабочих – в высшей степени характерное явление (см. о нем у С. А. Короленко, 1. с.). Оно убедительнее всяких выкладок и рассуждений показывает, что уровень жизни и положение рабочего народа в среднечерноземных, наименее капиталистических губерниях несравненно ниже и хуже, чем в промышленных, наиболее капиталистических; что и в России стало уже всеобщим фактом то характерное для всех капиталистических стран явление, что положение рабочих в промышленности лучше положения рабочих в земледелии (ибо в земледелии к давлению капитализма прибавляется давление докапиталистических форм эксплуатации). Поэтому от земледелия и бегут к промышленности, тогда как из промышленных губерний не только нет течения к земледелию (переселений, например, из них вовсе нет), но замечается даже отношение сверху вниз к «серым» сельским рабочим, которых зовут «пастухами» (Яросл. губ.), «казаками» (Влад. губ.), «земляными работниками» (Моск. губ.).

Затем важно отметить, что уход за скотом требует большего количества рабочих зимой, чем летом. По этой причине, а также вследствие развития технических сельскохозяйственных производств, спрос на рабочих не только усиливается в описываемом районе, но и распределяется равномернее по всему году и по отдельным годам. Для суждения об этом интересном факте наиболее надежный материал представляют данные о заработной плате, если они взяты за целый ряд лет. Приводим эти данные, ограничиваясь группами великорусских и малорусских губерний. Западные губернии мы оставляем в стороне ввиду бытовых особенностей и искусственного скопления населения (черта еврейской оседлости), а прибалтийские приводим лишь для иллюстрации того, какие отношения складываются при наиболее развитом капитализме в земледелии[205 - В I группу (район капиталистического зернового хозяйства) вошли 8 губерний. Бессарабская, Херсонская, Таврическая, Екатеринославская, Донская, Самарская, Саратовская и Оренбургская. Во II группу (район наименьшего развития капитализма) – 12 губернии. Казанская, Симбирская, Пензенская. Тамбовская, Рязанская, Тульская, Орловская, Курская, Воронежская, Харьковская, Полтавская и Черниговская. В III группу (район капиталистического молочного хозяйства и промышленного капитализма) вошли 10 губерний: Московская, Тверская, Калужская, Владимирская, Ярославская, Костромская. Нижегородская, С.-Петербургская. Новгородская и Псковская. Цифры, определяющие величину заработной платы, – средние из погубернских цифр. Источник – издание д-та земледелия. «Вольнонаемный труд и т. д.».].

Рассмотрим эту табличку, в которой три главные столбца набраны курсивом. Первый столбец показывает отношение летней платы к годовой. Чем ниже это отношение, чем ближе летняя плата подходит к полугодовой плате, тем равномернее распределяется спрос на рабочих в течение года, тем слабее зимняя безработица. Наименее благоприятно поставлены в этом отношении средние черноземные губернии – район отработков и слабого развития капитализма[206 - Однородный вывод делает г. Руднев: «В местностях, где сравнительно высоко пенится труд годового работника, заработная плата летнему работнику более приближается к половинной годовой плате. Следовательно, наоборот, в западных губерниях и почти во всех густонаселенных центральных черноземных губерниях труд рабочего в летнее время ценится весьма низко» (1. с., 455)]. В промышленных губерниях, в районе молочного хозяйства спрос на труд выше и зимняя безработица слабее. И по отдельным годам здесь плата наиболее устойчива, как видно из второго столбца, показывающего разницу между низшей и высшей платой в уборку. Наконец, разница между платой в посев и платой в уборку – тоже наименьшая в нечерноземной полосе, т. е. спрос на рабочих равномернее распределен между весной и летом. Во всех указанных отношениях прибалтийские губернии стоят еще выше нечерноземных, а степные губернии, с пришлыми рабочими и с наибольшими колебаниями урожайности, отличаются и наименьшей устойчивостью заработных плат. Итак, данные о заработной плате свидетельствуют, что земледельческий капитализм в описываемом районе не только создает спрос на наемный труд, но и распределяет этот спрос равномернее по всему году.

Наконец, необходимо указать еще на один вид зависимости мелкого земледельца в описываемом районе от крупного хозяина. Это – ремонт помещичьих стад покупкой скота у крестьян. Помещики находят более выгодным покупать скот у крестьян, которые по нужде продают его «себе в убыток», чем выращивать скот самим, – точно так же, как наши скупщики в так называемой кустарной промышленности предпочитают нередко покупать у кустарей готовый продукт по разорительно-дешевой цене, чем производить этот продукт в своих мастерских. Этот факт, свидетельствующий о крайнем принижении мелкого производителя, о том, что мелкий производитель в современном обществе может держаться только посредством безграничного понижения потребностей, превращен г-ном В. В. в довод за мелкое «народное» производство!.. «Мы вправе сделать заключение, что наши крупные хозяева… не выказывают достаточной степени самостоятельности… Крестьянин же… обнаруживает более способности к действительному улучшению хозяйства» («Прогр. течения», 77). Этот недостаток самостоятельности проявляется в том, что «наши молочные хозяева… скупают крестьянские (коровы) по цене, редко достигающей половинной стоимости их выращивания, обыкновенно не выше

/

, часто даже

/

этой стоимости» (ibid., 71). Торговый капитал хозяев-скотоводов поставил в полную зависимость от себя мелких крестьян, он превратил их в своих скотников, выращивающих для него скот за грошовую плату, он превратил их жен в своих доильщиц коров[207 - Вот два отзыва о жизненном уровне и условиях жизни русского крестьянина вообще. М. Б. Салтыков в «Мелочах жизни» пишет о «Хозяйственном мужичке»… «Мужичку все нужно, но главнее всего нужна… способность изнуряться, не жалеть личного труда… Хозяйственный мужичок просто-напросто мрет на ней» (на работе). «И жена и взрослые дети, все мучатся хуже каторги».В. Вересаев в статье «Лизар» («Сев. Курьер», 1899, № 1) рассказывает о мужике Псковской губернии Лизаре, проповедующем употребление капель и проч. для «сокращения человека». «Впоследствии, – отмечает автор, – от многих земских врачей и особенно акушерок я не раз слышал, что им частенько приходится иметь дело с подобными просьбами деревенских мужей и жен». «Двигающаяся в известном направлении жизнь использовала все пути и в конце концов уперлась в слепой закоулок. Выхода из этого закоулка нет. И вот естественно намечается и все больше зреет новое решение вопроса».Положение крестьянина в капиталистическом обществе, действительно, безвыходное и «естественно» приводит в общинной России, как и в парцелльной Франции, к неестественному… не «решению вопроса», конечно, а к неестественному средству отсрочить гибель мелкого хозяйства. (Прим. ко 2-му изд.)]. Казалось бы, отсюда следует тот вывод, что нет смысла задерживать переход торгового капитала в промышленный, нет смысла поддерживать мелкое производство, которое ведет к понижению жизненного уровня производителя ниже уровня батрака. Но г. В. В. рассуждает иначе. Он восхищается «усердием» (с. 73, 1. с.) крестьянина в его уходе за скотом; восхищается тем, как «хороши результаты скотоводства» у бабы, «которая всю жизнь проводит с коровой и овцами» (80). Подумаешь, вот благодать-то! «Всю жизнь с коровой» (молоко от которой идет на усовершенствованный сливкоотделитель); и в награду за эту жизнь – оплата «четвертой части стоимости» расходов по уходу за этой коровой! Ну, в самом деле, как же не высказаться тут за «мелкое народное производство»!

V. Продолжение. разложение крестьянства в районе молочного хозяйства

В отзывах литературы по вопросу о влиянии молочного хозяйства на положение крестьянства мы натыкаемся на постоянные противоречия: с одной стороны, указывается на прогресс хозяйства, увеличение доходов, повышение техники земледелия, обзаведение лучшими орудиями; с другой стороны, – на ухудшение питания, образование новых видов кабалы и разорение крестьян. После изложенного во II главе нас не должны удивлять эти противоречия: мы знаем, что противоположные отзывы относятся к противоположным группам крестьянства. Для более точного суждения об этом предмете возьмем данные о распределении крестьянских дворов по числу коров у каждого двора[208 - Данные земской статистики по «Сводному сборнику» г-на Благовещенского. Около 14 тыс. дворов в этих 18 уездах не распределены по коровности: всего не 289 079, а 303 262 двора. У г. Благовещенского приведены такие же сведения еще по 2-м уездам черноземных губерний, по эти уезды, видимо, нетипичны. По 11 уездам Тверской губернии («Сборник стат. свед.», XIII, 2) процент бескоровных среди надельных дворов не высок (9,8), но в руках 21,9 % дворов с 3 и более коровами сосредоточено 48,4 % всего числа коров. Процент безлошадных – 12,2 %; дворов с 3 и более лошадьми только 5,1 %, и у них лишь 13,9 % всего числа лошадей. Заметим кстати, что меньшая концентрация лошадей (сравнительно с концентрацией коров) наблюдается и в других нечерноземных губерниях.].

Таким образом распределение коров среди крестьян нечерноземной полосы оказывается очень похожим на распределение рабочего скота среди крестьян черноземных губерний (см. II главу). При этом концентрация молочного скота в описываемом районе оказывается сильнее, чем концентрация рабочего скота. Это явно указывает на то, что разложение крестьянства стоит в тесной связи именно с местной формой торгового земледелия. На эту же связь указывают, по-видимому, и следующие данные (к сожалению, недостаточно полные). Если взять итоговые данные земской статистики (г. Благовещенский; о 122 уездах 21-ой губернии), то получим на 1 двор в среднем – 1,2 коровы. Следовательно, в нечерноземной полосе крестьянство, по-видимому, богаче коровами, чем в черноземной, а петербургское еще богаче, чем крестьянство нечерноземной полосы вообще. С другой стороны, процент бесскотных дворов в 123 уездах 22-х губерний равен 13 %, а во взятых нами 18-ти уездах =17 %, в 6-ти же уездах Петербургской губ. = 18,8 %. Значит, разложение крестьянства (в рассматриваемом отношении) сильнее всего в Петербургской губернии, затем в нечерноземной полосе вообще. Это свидетельствует о том, что именно торговое земледелие является главным фактором разложения крестьянства.

Из приведенных данных видно, что около половины крестьянских дворов (бескоровные и однокоровные) могут принимать лишь отрицательное участие в благах молочного хозяйства. Крестьянин, имеющий 1 корову, станет продавать молоко лишь из нужды, ухудшая питание своих детей. Наоборот, около пятой доли дворов (с 3 и более коровами) концентрируют в своих руках, вероятно, более половины всего молочного хозяйства, так как у этих дворов качество скота и доходность хозяйства должны быть выше, чем у «среднего» крестьянина[209 - Необходимо иметь в виду эти данные о противоположных группах крестьянства, когда встречаешь такие, например, огульные отзывы «Доход от молочного скотоводства от 20 до 200 рублей на дом в год является, на огромном пространстве северных губерний, не только серьезнейшим рычагом для увеличения и улучшения скотоводства, но и повлиял на улучшение полеводства и даже на уменьшение отхода на заработки, открывая населению работу дома – как по уходу за скотом, так и по приведению в культурное состояние земель, до того времени заброшенных» («Произв. силы», III, 18). В общем и целом отход не уменьшается, а растет. В отдельных же местностях уменьшение может зависеть либо от повышения процента зажиточных крестьян, либо от развития «работы дома», т. е. работы по найму местных сельских предпринимателей.]. Интересную иллюстрацию этого вывода представляют данные об одной местности высокоразвитого молочного хозяйства и капитализма вообще. Мы говорим о Петербургском уезде[210 - «Материалы по статистике народного хозяйства в С.-Петербургсиой губернии». Вып. V, ч. II. СПБ. 1887.]. Особенно широко развито молочное хозяйство в дачном районе уезда, населенном преимущественно русскими; здесь наиболее развито травосеяние (23,5 % надельной пашни против 13,7 % по уезду), посев овса (52,3 % пашни) и картофеля (10,1 %). Земледелие стоит под прямым влиянием С.-Петербургского рынка, которому нужны овес, картофель, сено, молоко, конная рабочая сила (1. с., 168). «Молочным промыслом» занято 46,3 % семей приписного населения. Молоко сбывается от 91 % всего числа коров. Доход от промысла равен 713 470 руб. (203 руб. на семью, 77 руб. на корову). Качество скота и уход за ним тем лучше, чем местность ближе к С.-Петербургу. Сбыт молока бывает двоякий: 1) скупщикам на месте и 2) в С.-Петербурге в «молочные фермы» и т. п. Последний вид сбыта несравненно выгоднее, но «большинство хозяйств, имеющих одну или две коровы, а иногда и более, лишено возможности поставлять свой продукт непосредственно в С.-Петербург» (240) – отсутствие лошади, убыточность провоза по мелочам и т. д. К скупщикам же принадлежат не только специалисты-торговцы, но и лица, имеющие собственное молочное хозяйство. Вот данные по 2-м волостям уезда:

Можно судить по этому, как распределяются блага молочного хозяйства во всем крестьянстве нечерноземной полосы, среди которого, как мы видели, концентрация молочного скота еще больше, чем среди этих 560 семей. Остается добавить, что 23,1 % крестьянских семей С.-Петербургского уезда прибегают к найму рабочих (среди которых и здесь, как и везде в земледелии, преобладают поденные рабочие). «Принимая во внимание, что сельскохозяйственных рабочих нанимают почти исключительно семьи, имеющие полное земледельческое хозяйство» (а таковых в уезде лишь 40,4 % всего числа семей), «должно заключить, что более половины таких хозяйств не обходится без наемного труда» (158).

Таким образом в противоположных концах России, в самых различных местностях, в Петербургской и в какой-нибудь Таврической губернии, общественно-экономические отношения внутри «общины» оказываются совершенно однородными. «Мужики-землепашцы» (выражение г-на Н. —она) и там и здесь выделяют меньшинство сельских предпринимателей и массу сельского пролетариата. Особенность земледелия состоит в том, что капитализм подчиняет себе в одном районе – одну, в другом – другую сторону сельского хозяйства, и потому однородные экономические отношения проявляются в самых различных агрономических и бытовых формах.

Установив тот факт, что и в описываемом районе крестьянство распадается на противоположные классы, мы уже легко разберемся в тех противоречивых отзывах, которые делаются обыкновенно о роли молочного хозяйства. Вполне естественно, что зажиточное крестьянство получает толчок к развитию и улучшению земледелия, результатом чего является распространение травосеяния, которое становится необходимою составною частью торгового скотоводства. В Тверской губ., например, констатируют развитие травосеяния, и в самом передовом Кашинском уезде уже

/

часть Дворов сеет клевер («Сборник», XIII, 2, с. 171). Интересно отметить при этом, что на купчих землях большая доля пашни занята посевными травами, чем на наделе: крестьянская буржуазия предпочитает, естественно, частную собственность на землю общинному владению[211 - Существенное улучшение в содержании крупного рогатого скота отмечено только там, где развился сбыт молока на продажу (с. 219. 224).]. В «Обзоре Ярославской губ.» (вып. II, 1896) встречаем тоже массу указаний на рост травосеяния, и опять-таки главным образом на купчих и арендованных землях[212 - Стр. 39, 65, 136. 150, 154. 167, 170, 177 и др. Наша дореформенная система податей и здесь задерживает прогресс сельского хозяйства. «Травосеяние. – пишет один корреспондент, – благодаря скученности усадеб, заведено в волости повсеместно, однако клевер продается за недоимки» (91). Подати в этой губернии иногда до того велики, что сдающий землю хозяин от себя должен приплачивать известную сумму новому владельцу надела.]. В том же издании встречаем указания на распространение улучшенных орудий: плугов, молотилок, катков и проч. Сильно развивается маслоделие и сыроварение и т. д. В Новгородской губ. еще в начале 80-х годов было отмечено, наряду с общим ухудшением и уменьшением крестьянского скотоводства, – улучшение его в некоторых отдельных местностях, где есть выгодный сбыт молока или где издавна установился промысел выпойки телят (Бычков: «Опыт подворного исследования экономического положения и хозяйства крестьян в трех волостях Новгородского уезда». Новг., 1882). Выпойка телят, представляющая из себя тоже один из видов торгового скотоводства, составляет вообще довольно распространенный промысел в Новгородской, Тверской губ. и вообще невдалеке от столиц (см. «Вольнонаемный труд и т. д.», изд. д-та земледелия). «Этот промысел, – говорит г. Бычков, – по существу своему составляет доход и без того уже достаточных крестьян с значительным количеством коров, так как при одной корове, иногда даже при двух малоудойных, выпойка телят немыслима» (1. с., 101)[213 - Отметим кстати, что разнообразие «промыслов» честного крестьянства побудило г. Бычкова выделить два типа промышленников по величине заработка. Оказалось, что менее 100 руб. получают 3251 чел. (27,4 % населения), их заработок =102 тыс. руб., по 31 руб. на одного. Свыше 100 руб. получают 454 чел. (3,8 % населения): их заработок = 107 тыс. руб., по 236 руб. на одного. В первую группу вошли преимущественно всяческие наемные рабочие, во вторую – торговцы, сенопромышленники, лесопромышленники и пр.].

Но самым выдающимся признаком хозяйственных успехов крестьянской буржуазии в описываемом районе является факт найма рабочих крестьянами. Местные землевладельцы чувствуют, что нарождаются конкуренты для них, и в своих сообщениях д-ту земледелия объясняют даже иногда недостаток рабочих тем, что их перебивают зажиточные крестьяне («Вольнонаемный труд», 490). Наем рабочих крестьянами отмечается в Ярославской, Владимирской, С.-Петербургской, Новгородской губ. (1. с., passim). Масса подобных указании рассеяна и в «Обзоре Ярославской губ.».

Все эти прогрессы зажиточного меньшинства ложатся, однако, тяжело на массу крестьянской бедноты. Вот, например, в Копринской волости Рыбинского уезда Яросл. губ. отмечается распространение сыроварен – по инициативе «известного учредителя артельных сыроварен В. И. Бландова»[214 - «Артельные сыроварни» Копринской волости фигурируют в «Указателе фабрик и заводов», а фирма Бландовых является самой крупной в сыроваренном производстве: ей принадлежало в 1890 году 25 заводов в шести губерниях.]. «Более бедные крестьяне, имеющие по одной корове, нося… молоко» (на сыроварню), «конечно, делают ущерб своему питанию»; тогда как состоятельные улучшают свой скот (с. 32–33). Среди видов наемной работы отмечается отход на сыроварни; из молодых крестьян образовывается контингент мастеров-сыроваров. В Пошехонском уезде «число сыроварен и маслоделен увеличивается с каждым годом все более и более», но «та польза, которую приносят для крестьянского хозяйства сыроварни и маслодельни, едва ли окупается теми невыгодами, какие имеют наши сыроварни и маслодельни в крестьянской жизни». По сознанию самих крестьян, они принуждены часто голодать, так как, с открытием в известной местности сыроварни, молочные продукты идут на эти сыроварни и маслодельни, и крестьяне питаются обыкновенно молоком, разведенным водой. Развивается расплата товаром (стр. 43, 54, 59 и др.), так что приходится пожалеть о том, что на наше «народное» мелкое производство не распространяется закон, запрещающий расплату товаром на «капиталистических» фабриках[215 - Вот характерный отзыв г. Старого Маслодела: «Кто видал и знает современную деревню, да припомнит деревню 40–50 лет тому назад, тот поразится их различием. В старых деревнях дома всех хозяев были однообразные и по наружному виду и по внутренней отделке; теперь же рядом с лачугами стоят расписанные хоромы, рядом с нищими живут богачи, рядом с униженными и оскорбленными – пирующие и ликующие В прежние времена мы часто встречали такие селения, где не было ни одного бобыля, теперь же в каждой деревне их не менее пяти, а то и целый десяток. И надо правду сказать – маслоделие много повинно в таком превращении деревни. За 30 лет маслоделие многих обогатило, выкрасило их дома, многие крестьяне – поставщики молока – за период развития маслоделия увеличили свое благосостояние, завели более скота, целыми обществами и в одиночку накупили земель, но еще более их обеднело, в деревнях появились бобыли и нищие» («Жизнь», 1899, № 8, пит. из «Сев. Края», 1899, № 223). (Прим. ко 2-му изд.)].

Таким образом отзывы лиц, непосредственно знакомых с делом, подтверждают наш вывод, что участие большинства крестьян в прогрессах местного земледелия чисто отрицательное. Прогресс торгового земледелия ухудшает положение низших групп крестьян и окончательно выталкивает их из рядов земледельцев. Заметим, что в народнической литературе было указано это противоречие между прогрессом молочного хозяйства и ухудшением питания крестьян (впервые, кажется, Энгельгардтом). Но именно на этом примере и можно видеть узость народнической оценки тех явлений, которые происходят в крестьянстве и земледелии. Замечают противоречие в одной форме, в одной местности и не понимают, что оно свойственно всему общественно-хозяйственному строю, проявляясь повсюду в различных формах. Замечают противоречивое значение одного «выгодного промысла» – и усиленно советуют «насаждать» среди крестьян всяческие другие «местные промыслы». Замечают противоречивое значение одного из сельскохозяйственных прогрессов – и не понимают, что машины, например, имеют и в земледелии совершенно то же политико-экономическое значение, как и в промышленности.

VI. Район льноводства

На описании двух первых районов капиталистического земледелия мы остановились довольно подробно ввиду их обширности и типичности наблюдаемых там отношений. В дальнейшем изложении мы будем ограничиваться уже более краткими указаниями относительно некоторых важнейших районов.

Лен – главнейшее из так называемых «промышленных растений». Уже этот термин указывает на то, что мы имеем здесь дело именно с торговым земледелием. Например, в «льняной» Псковской губернии лен издавна уже представляет для крестьянина «первые деньги», по местному выражению («Военно-стат. сборник», 260). Производство льна является просто одним из средств добывать деньги. Пореформенная эпоха характеризуется, в общем и целом, несомненным ростом торгового льноводства. Так, в конце 60-х годов размеры производства льна в России определялись приблизительно в 12 миллионов пудов волокна (ibid., 260); в начале 80-х годов – в 20 млн. пудов волокна («Ист. – стат. обзор промышленности России», т. I, СПБ. 1883, стр. 74); в настоящее время в 50-ти губерниях Евр. России собирается свыше 26 млн. пуд. льняного волокна[216 - Среднее за 1893–1897 гг. дает 26 291 тыс. пуд., по данным Центр. стат. комитета. См «Вестн. Фин «, 1897, № 9. и 1898. № 6. За прежнее время статистические данные о производстве льна отличались большой неточностью, почему мы и предпочли взять приблизительные расчеты, основанные на сопоставлении специалистами самых разнообразных источников. По отдельным годам размеры производства льна значительно колеблются. поэтому, например, г. Н. —он, постившийся делать самые смелые выводы об «уменьшении» производства льна и о «сокращении льняных посевов» («Очерки», с. 236 и следующие) по данным за какие-нибудь шесть лет, и впал в самые курьезные ошибки (см. разбор их у П. Б. Струве в «Крит. зам.», стр. 233 и следующие). Добавим к сказанному в тексте, что по данным, приводимым у г. н. – она, максимальный размер льняных посевов в 1880-х годах был 1372 тыс. дес., а сбор волокна – 19245 тыс. пуд., тогда как в 1896–1897 гг. посев достиг 1617–1669 тыс. дес., а сбор волокна – 31 713–30 139 тыс. пуд.]. В собственно льноводном районе (19 губерний нечерноземной полосы) площадь посевов льна изменялась в последнее время так: 1893 – 756,6 тыс. дес.; 1894 – 816,5 тыс. дес.; 1895 – 901,8 тыс. дес.; 1896 – 952,1 тыс. дес. и 1897 – 967,5 тыс. дес. Во всей же Евр. России (50 губ.) было в 1896 г. 1617 тыс. дес. под льном, а в 1897–1669 тыс. дес. («Вестн. Фин.», ibid., и 1898, № 7) против 1399 тыс. дес. в начале 1890-х годов («Произв. силы», I, 36). Точно так же и общие отзывы в литературе свидетельствуют о росте торгового льноводства. Например, относительно первых двух десятилетий после реформы «Ист. – стат. обзор» констатирует, что «область культуры льна с промышленною целью увеличилась несколькими губерниями» (1. с., 71), на что особенно повлияло расширение железнодорожной сети. О Юрьевском уезде Владимирской губернии г. В. Пругавин писал в начале 80-х годов: «Посевы льна получили здесь чрезвычайно широкое распространение за последние 10–15 лет». «Некоторые многосемейные домохозяева продают льна на 300–500 и более рублей ежегодно… Покупают» (лен на семена) «в г. Ростове… Здешние крестьяне чрезвычайно внимательно относятся к выбору семян» («Сельская община, кустарные промыслы и земледельческое хозяйство Юрьевского уезда Владимирской губ.». М. 1884, стр. 86–89). В земско-статистическом сборнике по Тверской губ. (т. XIII, в. 2) отмечается, что «важнейшие хлеба яровых полей, ячмень и овес, уступают место картофелю и льну» (с. 151); в некоторых уездах лен занимает от

/

до

/

ярового поля, например в Зубцовском, Кашинском и др., «в которых льноводство приняло ясно выраженный спекулятивный характер промысла» (с. 145), развиваясь особенно сильно на арендуемых новинах и перелогах. При этом наблюдают, что в одних губерниях, где есть еще свободные земли (новины, пустыри, участки, очищаемые от леса), льноводство особенно расширяется, а в некоторых издавна льноводческих губерниях «культура льна или остается в прежних размерах, или даже уступает вновь вводимой, например, культуре корнеплодов, овощей и т. п.» («Вести. Фин.», 1898, № 6, с. 376, и 1897, № 29), т. е. уступает место другим видам торгового земледелия.

Что касается до вывоза льна за границу, то в первые два десятилетия после реформы он возрастал замечательно быстро: с 4,6 млн. пуд. в среднем за 1857–1861 гг. до 8,5 млн. пуд. в 1867–1871 гг. и до 12,4 млн. пуд. в 1877–1881 гг., но затем вывоз как бы останавливается на прежней величине, составляя в среднем за 1894–1897 гг. 13,3 млн. пуд.[217 - Данные о вывозе льна, льняной кудели и пакли. См. «Истор. – стат. обзор». П. Струве, «Крит. зам.» и «Вестн. Фин.». 1897, № 26, и 1898, № 36.] Развитие торгового льноводства вело, естественно, к обмену не только между земледелием и промышленностью (продажа льна и покупка фабрикатов), но и к обмену между разными видами торгового земледелия (продажа льна и покупка хлеба). Вот данные об этом интересном явлении, которое наглядно показывает, что внутренний рынок для капитализма создается не только отвлечением населения от земледелия к промышленности, но и специализацией торгового земледелия[218 - См. Н. Строкин. «Льноводство Псковской губ.». СПБ. 1882. Автор заимствовал эти данные из «Трудов» податной комиссии.]:

Как же отзывается этот рост торгового льноводства на крестьянстве, которое, как известно, является главным производителем льна?[219 - Из 1399 тыс. дес. льняного посева 745 400 дес. приходится на нечерноземную полосу, где лишь 13 % принадлежит владельцам. В черноземной полосе из 609 600 дес. посева 44.4 % принадлежит владельцам («Произв. силы», I, 36).] «Проезжая по Псковской губернии, присматриваясь к ее экономическому быту, нельзя не заметить, что рядом с редкими крупными богатыми единицами, селами и деревнями, стоят крайне бедные единицы; эти крайности составляют характеристическую черту хозяйственной жизни льняного районам. «Посевы льна приняли азартное направление», и «большая часть» дохода от льна «остается у скупщиков и у тех, кто отдает землю в аренду под лен» (Строкин, 22–23). Разорительные арендные цены представляют из себя настоящую «денежную ренту» (см. выше), и масса крестьян находится «в полной и безнадежной зависимости» (Строкин, ibid.) от скупщиков. Господство торгового капитала сложилось в этой местности издавна[220 - Еще «Военно-стат. сборник» указывал на то, что «льны, засеянные крестьянами, в действительности очень часто бывают собственностью булыней» (местное название мелких скупщиков), «а крестьянин является только работником на своем поле» (595). Ср. «Ист. – стат. обзор», стр. 88.], и отличие пореформенной эпохи состоит в гигантской концентрации этого капитала, в подрыве монопольного характера прежних мелких скупщиков, в образовании «льняных контор», которые забрали в свои руки всю торговлю льном. «Значение льноводства, – говорит г. Строкин о Псковской губ., – выражается… в сосредоточении капиталов в нескольких руках» (с. 31). Превращая льноводство в азартную игру, капитал разорял массы мелких земледельцев, которые ухудшали качество льна, истощали землю, доходили до сдачи наделов и в конце концов увеличивали число «отхожих» рабочих. Незначительное же меньшинство зажиточных крестьян и торговцев получило возможность – и было поставлено конкуренцией в необходимость – вводить технические усовершенствования. Стали распространяться льномяльные машины Кутэ, как ручные (ценою до 25 руб.), так и конные (втрое дороже). В 1869 г. в Псковской губ. считалось только 557 этих машин, а в 1881 г. – 5710 (4521 ручная и 1189 конных)[221 - Строкин, 12.]. «В настоящее время, – читаем в «Ист. – стат. обзоре», – каждая исправная крестьянская семья, занимающаяся льноводством, имеет ручную машину Кутэ, которая получила даже название «псковской мяльной машины»«(1. с., 82–83). В каком отношении стоит это меньшинство «исправных» хозяев, заводящих машины, к остальному крестьянству, – мы уже видели во II главе. Вместо первобытных трещоток, очищавших семя крайне дурно, Псковское земство стало вводить усовершенствованные зерноочистительные машины (триера), и «более зажиточные крестьяне-промышленники» находят уже выгодным сами покупать эти машины и отдавать их за плату льноводам («Вестн. фин.», 1897, № 29, стр. 85). Более крупные скупщики льна устраивают сушильни, прессы, нанимают рабочих для сортировки и трепания льна (см. пример у г. В. Пругавина, 1. с., 115). Наконец, необходимо добавить, что обработка льняного волокна требует особенно много рабочих рук: считают, что возделывание 1 десятины льна требует 26 рабочих дней собственно земледельческих и 77 дней на изготовление волокна из соломы («Ист. – стат. обзор», 72). Поэтому развитие льноводства ведет, с одной стороны, к большей занятости зимнего времени земледельца; с другой стороны, к образованию спроса на наемный труд со стороны тех помещиков и зажиточных крестьян, которые занимаются посевами льна (см. пример тому в гл. III, § VI).