Полное собрание сочинений. Том 15. Февраль ~ июнь 1907

Так ли это? В чем должно состоять пролетарское расширение и углубление конфликта? Конечно, в том, чтобы указывать настоящую арену борьбы и столкновений, вызвавших конфликт, – арену классовой борьбы вообще, а в данном случае – борьбы народа со старой властью. Чтобы расширить и углубить думский конфликт, надо было понять самим и разъяснить народу, что думский конфликт лишь очень неполно и извращенно отражает конфликт народа со старой властью, что борьба в Думе является слабым отзвуком революционной борьбы вне Думы. Чтобы расширить и углубить, надо было от думских лозунгов поднять политическое сознание и политические требования до лозунгов общей революционной борьбы. ЦК поступил наоборот. Он притуплял и суживал лозунги революционной борьбы до лозунга думского министерства. Он звал народ не к борьбе за власть, хотя эта борьба вытекала из всего объективного положения вещей, а к борьбе за сделку либералов с властью. Вольно или невольно, ЦК звал партию принять лозунги парламентского «мирного» пути в такое время, когда на деле из объективных условий вытекала революционная внепарламентская борьба. На деле никакого сколько-нибудь серьезного общественного движения за «ответственное министерство» не было и быть не могло. Даже меньшевистская думская с.-д. фракция (1-ой Думы) не приняла этого лозунга ЦК. (Мартов: «Неверно!».) Нет, верно, т. Мартов, и простая справка с резолюцией ЦК и с стенографическими отчетами 1-ой Думы покажет, что это верно.

Лозунг ЦК был на деле, независимо от желаний и мотивов ЦК, приспособлением к либеральной политике. И из этого приспособления не могло выйти никаких результатов, ибо либеральная политика выражала не действительное общественное движение того времени, а мечту о прекращении революции, хотя она еще вовсе не прекратилась. Ход событий доказал, что вся эта история с «ответственным министерством» была покушением с негодными средствами.

Второй лозунг ЦК относится к эпохе июльской забастовки[168 - Имеется в виду забастовка, начатая по решению Петербургского комитета РСДРП 21 июля (3 августа) 1906 года для поддержки вооруженного восстания солдат и матросов в Свеаборге и Кронштадте.Об июльской забастовке 1906 года см. в статьях В. И. Ленина «Перед бурей» и «Политический кризис и провал оппортунистической тактики» (Сочинения, 5 изд., том 13, стр. 331–338, 348–364).]. За неудачу тогдашнего выступления упрекать ЦК нельзя. Это не упрек, а скорее похвала для такого ЦК, как меньшевистский, что он все же пошел тогда навстречу революции. Не вина ЦК, что он, сидя в Петербурге, не знал о настроении пролетариата во всей России. Нельзя объявить ошибкой и то, что мы верили тогда в восстание и ждали его. Восстание действительно произошло, и наши предварительные лозунги, наша политика перед восстанием были одним из элементов удачи или неудачи этого восстания.

Ошибку ЦК я вижу в том, что революционную борьбу, дошедшую до восстания, он стремился замкнуть в рамки нереволюционных или урезанных революционных лозунгов. Это выразилось в лозунге ЦК: «частичные массовые выступления». Это выразилось еще более в лозунге: «за Думу, как орган власти для созыва учредительного собрания». Бросать такие безжизненные лозунги значило приспособлять пролетарскую политику к политике либеральной буржуазии. И опять-таки события показали всю тщету и все бессилие попыток подобного приспособления. У нас часто раздаются жалобы и хныканье на бессилие рабочей партии. А я скажу: оттого вы и бессильны, что притупляете свои лозунги! (Аплодисменты со скамей большевиков.)

Пойдем дальше. Посмотрим на вопрос о блоках с к.-д. на выборах во II Думу. Мартов, в прочитанном им отчете ЦК, отделался от этого вопроса удивительно благодушным формализмом: дескать, ЦК постановил, что блоки допустимы, и блоки, на точном основании директивы ЦК, были допускаемы! (Смех.) Не грех бы в политическом отчете ЦК сослаться не на формальную законность постановлений, а на проверку жизнью верности данной политики по существу ее. Мы, большевики, утверждали все время, что пресловутая черносотенная опасность на деле сводится к либеральной защите от опасности слева, что, руководясь в своей политике страхом перед черносотенной опасностью, мы в действительности попадаем на удочку либералов. Итоги выборов доказали, что мы были правы. В целом ряде городов выборная статистика опровергла россказни либералов и меньшевиков. (Возгласы: «А Киев, Польша, Вильна!».) У меня нет времени заниматься отдельными местностями, я буду говорить об общих политических результатах. Статистик Смирнов сосчитал по 22-м городам число голосов за левый блок – 41 тыс., за к.-д. – 74 тыс., за октябристов – 34

/

тыс. и за монархистов – 17 тыс. По другим 16-ти городам из 72-х тыс. голосов за оппозицию было подано 58,7 %, а за реакцию – 21 %. Выборы разоблачили фиктивность черносотенной опасности, и политика «допустимых» якобы в виде исключения блоков с к.-д. оказалась политикой зависимости пролетариата от либеральной буржуазии.

И я скажу вам: не пренебрегайте теоретическими спорами, не машите рукой презрительно по поводу фракционных измышлений насчет разногласий. Наши старые споры, наши теоретические и особенно тактические разногласия постоянно превращаются в ходе революции в самые непосредственные практические разногласия. Нельзя сделать ни шагу в практической политике, не наталкиваясь на те же основные вопросы об оценке буржуазной революции, о соотношении к.-д. и трудовиков и т. д. Практическая жизнь не стирает разногласий, а обостряет и оживляет их. И не случайно же такие видные меньшевики, как Плеханов, доводили до абсурда политику блоков с к.-д. Плеханов, выдвигая свою пресловутую «полновластную Думу», проповедовал общий лозунг для пролетариата и для либеральной буржуазии. Плеханов только рельефнее, сильнее других выражает внутреннюю сущность, основную тенденцию всей меньшевистской политики: замену самостоятельной линии рабочего класса приспособлением к либеральной буржуазии. Банкротство нашего ЦК было прежде всего и больше всего банкротством этой политики оппортунизма. (Аплодисменты части центра и беков.)

6. Речь по докладу о деятельности думской фракции. 8 (21) мая

Я хотел бы снова вернуть прения к принципиальной оценке политики думской фракции. Тов. Церетели говорил: «у нас были ошибки, но не было шатаний». Я думаю, что осуждать за ошибки молодую, начинающую думскую фракцию было бы совершенно неправильно. Но суть-то именно в том, что были несомненно шатания в самой политике фракции. И не для осуждения лиц, а для воспитания пролетарской партии в целом, мы прямо должны признать эти шатания и поставить своей задачей устранение их.

Тов. Церетели ссылался на историю Европы. 48-ой год, – говорил он, – научил нас не только тому, что не созрели еще условия для социализма, но и тому, что за свободу нельзя бороться без того или иного союза с буржуазной демократией. Этот вывод т. Церетели есть чистейший ревизионизм. Напротив, и революция 1848 года и последующий исторический опыт научил международную социал-демократию как раз обратному, именно: что буржуазная демократия все более становится против пролетариата, что борьба за свободу ведется только там последовательно, где пролетариат руководит ею. Не союзам с буржуазной демократией учит 1848 год, а необходимости высвобождать последние по степени развития слои народных масс из-под влияния буржуазной демократии, неспособной бороться даже за демократию. Тов. Церетели своей ссылкой на опыт 1848 года в духе бернштейнианства обнаружил тот самый ревизионизм, о котором Плеханов неосновательно сказал, что он слаб в нашей партии.

Характерно также для всей шаткости принципиальной позиции т. Церетели было его заявление по поводу продовольственной комиссии. Мы недостаточно подчеркнули легальность нашего предложения расследовать дело на местах, – говорил Церетели. Мы увлеклись общими рассуждениями, упустив случай убедить других доводами о легальности нашего плана. В другой раз исправим эту ошибку.

В этой постановке вопроса замечательно ярко отражается вся шаткость позиции нашей фракции. Подумайте только: люди печалятся о недостаточности их мотивировки в пользу легальности! Неужели они не видят, что дело вовсе тут не в мотивах, не в ссылках на легальность, не в «убеждении» кадетов или кого-либо иного? Неужели им не ясно, что правительство по существу дела не могло допустить и не допустило бы расследования на местах, видя в этом (и справедливо видя) апелляцию к массам?

Какие бы ссылки на легальность ни были пущены в ход, суть дела от этого не изменилась бы. И вместо того, чтобы смотреть вниз, – убедить народные массы, показать им правду, – Церетели смотрит вверх, желая убедить либералов, привлечь легальностью… Это настоящий буржуазный парламентаризм. А бесплодность подобного мелкого, убогого, жалкого политиканства бьет в глаза, ибо ясно, что Столыпина от его политики никакие парламентские уловки ни меньшевиков, ни кадетов отклонить не могли бы. Отстранение от масс – факт налицо, выгоды от легального убеждения Столыпиных и кадетов – праздные мечты праздного интеллигента.

Такие же праздные потуги оппортунизма вижу я в переговорах с народовцами; защита их ссылкой на Бебеля совсем слаба. Бебель, дескать, сказал: если нужно для дела, хоть с чертовой бабушкой войдем в сношения. Бебель-то прав, товарищи: если нужно для дела, конечно, тогда можно и с чертовой бабушкой. Ну, а для какого дела оказались нужными ваши сношения с народовцами? Ни для какого. Пользы от них – ноль. И выходит, что Бебель говорил хорошо, а вы понимаете его плохо.

И хождение к народовцам, и голосование за Головина, и попытка выбросить конфискацию, – все это отдельные части одной неверной линии. Все это – проявления не неопытности, а именно политического шатания. И с этой точки зрения не мелочь и приглашение г-на Прокоповича. Нам говорили здесь: г. Прокопович отсутствует, без него нельзя осуждать его вступление. Это похоже на то, что нас отсылают от Понтия к Пилату. В Петербурге на конференции нам говорили: отложим до съезда, нельзя разбирать без съезда. Теперь на съезде говорят: нельзя без Прокоповича, отложим и перенесем в петербургскую организацию. Это софизм.

Прокопович – литератор, и его произведения всем известны. Прокопович – тип буржуазного интеллигента, внедряющегося в нашу партию для определенных, оппортунистических целей. Вступление его в жел.-дор. район – явная насмешка. Это – прикрытие для работы в думской среде. И вина нашего ЦК, что он таким прикрытием пользовался. Вина нашей думской фракции, что она облегчала вход в нашу партию с думской лесенки именно неработающих в партии и принципиально враждебных партии либеральных литераторов, сотрудничающих в «Товарище».

Череванин защищал здесь политику думской фракции, говоря: допустим, что кадеты теперь отстали, теперь реакционны. Но это не навсегда. Не надо этого фиксировать. Кадеты плохи в эпохи упадка, они могут пригодиться в эпохи подъема, когда они быстро левеют.

Это обычное меньшевистское рассуждение, только выраженное особенно прямо и резко. От этого фальшь его становится еще виднее. Возьмите два крупные верстовые столба революции: октябрь 1905 г. – наибольший подъем, и весну 1907 г. – наибольший упадок. Годились ли кадеты для демократии в 1905 г.? Нет. Это признали сами меньшевики в «Начале». Витте – агент биржи, Струве – агент Витте, так писали тогда меньшевики, и писали правильно. Тогда меньшевики были согласны с нами, что не поддерживать к.-д., а разоблачать их мы должны, ронять их престиж среди демократии.

Теперь, весной 1907 г., тоже все вы начинаете соглашаться с нами, что к.-д. негодные демократы. И выходит, что ни в эпоху подъема, ни в эпоху упадка к.-д. не годятся. А промежуток между этими эпохами всякий историк назовет именно порой колебаний, когда поколебалась в сторону мелкобуржуазной политики и часть с.-д., когда эта часть тщетно пыталась «поддержать» к.-д., принесла этим лишь вред рабочей партии и в конце концов увидела свою ошибку.

Несколько слов о Троцком. Он говорил от «центра», он выражал взгляды Бунда. Он громил нас за внесение нами «неприемлемой» резолюции. Он грозил прямо расколом, уходом думской фракции, якобы оскорбляемой нашею резолюциею. Я подчеркиваю эти слова. Я призываю вас перечесть внимательно нашу резолюцию.

Видеть оскорбление в спокойном признании ошибок, без всякого порицания в резкой форме, говорить по поводу этого о расколе, разве это не чудовищно?? Разве это не показывает болезнь нашей партии, боязнь признания ошибок? боязнь критики думской фракции?

Одна возможность такой постановки вопроса показывает, что есть непартийное нечто в нашей партии. Это непартийное – в отношениях думской фракции к партии. Думская фракция должна быть более партийна, более тесно связана с партией, более соподчинена всей пролетарской работе. Тогда исчезнут вопли об оскорблении и угрозы расколом.

Когда Троцкий говорил: ваша неприемлемая резолюция мешает провести ваши верные мысли, – я крикнул ему: «дайте же вашу резолюцию!». Троцкий ответил; нет, сначала снимите свою.

Не правда ли, хорошая позиция «центра»? За нашу (по мнению Троцкого) ошибку («нетактичность») он наказывает всю партию, лишая ее своего «тактичного» изложения тех же принципов! Почему вы не провели своей резолюции? спросят нас на местах. Потому, что на нее обиделся центр и отказался по обиде от изложения своих принципов!! (Аплодисменты большевиков и части центра.) Это не принципиальная позиция, а беспринципность центра.

Мы пришли на съезд с двумя давно известными партии тактическими линиями. Неумно и недостойно рабочей партии скрывать разногласия и прятать их. Сопоставим яснее обе точки зрения. Выразим их в применении ко всем вопросам нашей политики. Подведем ясные итоги партийному опыту. Только так мы выполним свой долг и положим конец шатаниям в политике пролетариата. (Аплодисменты беков и части центра.)

7. Фактическое заявление. 10 (23) мая

Тов. Мартов, цитируя из «L'Humanitе» интервью со мной (за подписью Etienne Avenard)[63 - См. настоящий том, стр. 12–18. Ред.], неверно осветил некоторые места.

В интервью значится, что ЦК (т. е., конечно, меньшевистская его часть) тайно и подпольно осведомлял кадетов. Это мое заявление подтвердили теперь прения на съезде. На съезде выяснилось, что еще в ноябре 1906 г. Дан был приватно «на чашке чая» с Милюковым, Набоковым, с вождями эсеров и энесов. Об этом Дан не счел нужным доложить ни в ЦК, ни в ПК.

Это свидание с кадетами, без сообщения о нем ни в ЦК, ни в ПК, было именно тайным и подпольным осведомлением кадетов.

Далее в интервью сказано, что меньшевики не опровергли позорного кадетского предложения отдать меньшевикам места рабочих за помощь кадетам со стороны меньшевиков. Тов. Мартов доказывает, что меньшевики это опровергли словами. Заявляю фактически, что дела меньшевиков противоречили их словесному опровержению: 1) словесно меньшевики обещали все места отдать рабочей курии. На деле, когда все рабочие уполномоченные, собравшись вместе, призвали меньшевиков (большинством 220–230 голосов против 10–20) отказаться от «скрытой поддержки» кадетов, – меньшевики отказались повиноваться; 2) после 25 января, после заключения левого блока, меньшевики печатно ставили условием своей помощи ему: свободу действия выборщиков меньшевиков на 2-ой стадии. Это условие объективно могло значить лишь одно – готовность поддержать кадетов против с.-д. на 2-ой стадии.

    Н. Ленин

8. Заявление. 11 (24) мая[169 - С этим заявлением Ленин выступил на 20-м заседании съезда при утверждении резолюции по отчету социал-демократической фракции II Государственной думы. Составление резолюции было поручено комиссии, в которую вошло 10 человек – по 2 представителя от каждой фракции. В комиссию поступило 4 проекта: большевиков, меньшевиков, польских социал-демократов и бундовцев. Комиссия не приняла ни одной из предложенных резолюций, не рассматривала ни одного проекта в целом, а обсудила вопросы: 1) должна ли резолюция содержать политические директивы для фракции, 2) перечислять ли все ошибки фракции и 3) вопрос о доверии фракции. После этого была составлена резолюция комиссии, не получившая, однако, в ней большинства. Поэтому съезд на 19-м заседании 10 (23) мая занялся обсуждением тех же вопросов. Предложение большевиков о включении в резолюцию директив фракции было отклонено, так как латышские социал-демократы голосовали против. На следующий день, 11 (24) мая, на 20-м заседании, представитель латышской фракции Вернер (Т. П. Калнинь) внес предложение отложить обсуждение резолюции о думской фракции до обсуждения вопросов о буржуазных партиях и Государственной думе, мотивируя это тем, что часть латышской делегации голосовала на 19-м заседании съезда против включения директив фракции потому, что для нее были неясны эти директивы до обсуждения вопроса о буржуазных партиях и Государственной думе.Президиум съезда поставил этот вопрос на обсуждение съезда, считая, что предложение Вернера не отменит принятого накануне решения о директивах. Ленин поддержал латышских социал-демократов. Меньшевики и бундовцы выступили не только против предложения Вернера, но и против самой постановки вопроса.Однако съезд после поименного голосования, большинством 149 против 144 при 3-х воздержавшихся, высказался за необходимость директив фракции после обсуждения вопросов об отношении к буржуазным партиям и о Государственной думе.]

Бюро было право (голос: «Конечно!»), когда оно разъяснило, что отмена вчерашнего решения недопустима. Для отмены его требуется специальное постановление съезда о допустимости постановки такого предложения на голоса. В данном случае никто не предлагает отменить вчерашнее решение. Оно остается в силе. Допустима ли отсрочка? Абрамович упустил самый существенный момент, именно то, что вопрос об отложении вызван новым обстоятельством (мотивировкой латышей), возникшим после вчерашнего голосования о директивах. Это есть новый мотив, которого не учел Абрамович. Предложение Вернера, таким образом, формально правильно.

9. Доклад об отношении к буржуазным партиям. 12 (25) мая

Вопрос об отношении к буржуазным партиям стоит в центре принципиальных разногласий, давно уже разделяющих на два лагеря российскую социал-демократию. Еще до первых крупных успехов революции или даже до революции – если можно так выразиться о первой половине 1905 года – было уже две вполне наметившиеся точки зрения на этот вопрос. Споры связаны были с оценкой буржуазной революции в России. Оба направления среди с.-д. сходились на том, что революция эта – буржуазная. Но они расходились в понимании этой категории и в оценке практически-политических выводов из нее. Одно крыло социал-демократии – меньшевики – толковали это понятие так, что в буржуазной революции главным двигателем ее является буржуазия, пролетариат же способен занимать лишь положение «крайней оппозиции». Брать на себя задачу самостоятельного проведения этой революции, руководство ею он не может. Особенно рельефно проявились эти разногласия на спорах о временном правительстве (вернее: об участии с.-д. во временном правительстве) – спорах, которые велись в 1905 году. Меньшевики отрицали допустимость участия с.-д. во временном революционном правительстве прежде всего именно потому, что считали главным двигателем или вождем буржуазной революции буржуазию. С полной яркостью обнаружился этот взгляд в резолюции кавказских меньшевиков (1905 года)[170 - Резолюцию кавказских меньшевиков Ленин подробно разбирает в § 12 своей работы «Две тактики социал-демократии в демократической революции» (см. Сочинения, 5 изд., том 11, стр. 82–93).], одобренной новою «Искрой». В резолюции этой говорилось прямо, что участие с.-д. во временном правительстве могло бы отпугнуть буржуазию и тем ослабить размах революции. Здесь ясно признается, что пролетариат не может и не должен идти дальше буржуазии в буржуазной революции.

Обратного взгляда держались большевики. Они безусловно стояли на том, что революция наша буржуазная в смысле ее общественного экономического содержания. Это значит вот что: задачи данного, происходящего теперь в России, переворота не выходят из рамок буржуазного общества. Даже самая полная победа современной революции, т. е. завоевание наиболее демократической республики и конфискация всей помещичьей земли крестьянством, нисколько не затрагивает основ буржуазного общественного строя. Частная собственность на средства производства (или частное хозяйство на земле, кто бы ни был ее юридическим владельцем) и товарное хозяйство – остаются. Противоречия капиталистического общества, и главное из них – противоречие между наемным трудом и капиталом – не только не стираются, а, напротив, еще больше обостряются и углубляются, развиваясь более широко и в более чистом виде.

Все это для всякого марксиста должно быть совершенно бесспорно. Но отсюда вовсе еще не следует вывода, будто главным двигателем или вождем революции является буржуазия. Такой вывод был бы опошлением марксизма, был бы непониманием классовой борьбы между пролетариатом и буржуазией. Дело в том, что наша революция происходит в такое время, когда пролетариат уже начал сознавать себя особым классом и объединяться в самостоятельную, классовую организацию. При таких условиях пролетариат пользуется всяческим завоеванием демократии, пользуется каждым шагом свободы, чтобы усиливать свою классовую организацию против буржуазии. Отсюда неизбежно вытекает стремление буржуазии притупить острые углы революции, не позволить довести ее до конца, не дать пролетариату возможности с полной свободой вести его классовую борьбу. Антагонизм буржуазии и пролетариата заставляет буржуазию стремиться сохранить известные орудия и учреждения старой власти, чтобы применять эти орудия против пролетариата.

Поэтому в лучшем случае, в эпохи наибольшего подъема революции, буржуазия представляет из себя (и представляет не случайно, а необходимо, в силу ее экономических интересов) элемент, колеблющийся между революцией и реакцией. Таким образом буржуазия не может быть вождем нашей революции.

Крупнейшей особенностью этой революции является острота аграрного вопроса. Он обострен в России гораздо больше, чем это было при соответствующих условиях в какой бы то ни было иной стране. Так называемая крестьянская реформа 1861 года была проведена настолько непоследовательно и недемократично, что крупнейшие основы крепостнического помещичьего господства оказались непоколеблены. Поэтому аграрный вопрос, т. е. борьба крестьян за землю против помещиков, оказался одним из оселков настоящей революции. Эта борьба за землю неизбежно толкает громадные массы крестьянства на демократический переворот, ибо только демократия может дать им землю, давая им господство в государстве. Условием победы крестьянства является полный разгром помещичьего землевладения.

Из такого соотношения общественных сил получается неизбежный вывод: буржуазия не может быть ни главным двигателем, ни вождем революции. Довести ее до конца, т. е. до полной победы, в состоянии только пролетариат. Но эта победа может быть достигнута лишь при том условии, если пролетариату удастся повести за собой большую часть крестьянства. Победа современной революции в России возможна только как революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства.

Такая постановка вопроса, данная еще в начале 1905 года, – я говорю о III съезде РСДРП весной 1905 года – нашла себе полное подтверждение в событиях всех крупнейших этапов русской революции. Наши теоретические выводы подтвердились на деле, в ходе революционной борьбы. Во время крупнейшего подъема, в октябре 1905 года, пролетариат шел во главе, буржуазия колебалась и виляла, а крестьяне громили помещичьи усадьбы. В зачаточных органах революционной власти (Советы рабочих депутатов, Советы крестьянских и солдатских депутатов и т. д.) участвовали, главным образом, представители пролетариата, а затем передовики восставшего крестьянства. Во время первой Думы крестьяне сразу дали демократическую «Трудовую» группу, более левую, т. е. более революционную, чем либералы – к.-д. Во время выборов во вторую Думу крестьяне прямо разбили либералов. Пролетариат шел впереди, крестьянство, более или менее решительно, двигалось за ним против самодержавия и против колеблющихся либералов.

Перехожу к проектам резолюций, имеющихся перед нами. Описанное мною различие взглядов вполне выразилось в противоположности большевистской и меньшевистской резолюций. Большевистский проект построен на том, что определяется классовое содержание основных типов буржуазных партий. Такое построение дано еще в нашей резолюции к Объединительному, стокгольмскому съезду. Мы наметили уже там три основных типа буржуазных партий: октябристы, либералы и крестьянские демократы (тогда еще они не обрисовались вполне, и слова «трудовик» не существовало в русском политическом лексиконе)[64 - См. Сочинения, 5 изд., том 12, стр. 232–234. Ред.]. Наша теперешняя резолюция сохранила то же построение. Она представляет из себя лишь видоизменение стокгольмской резолюции. Ход событий настолько подтвердил ее основные положения, что потребовались самые небольшие видоизменения для учета опыта первой и второй Думы.

Меньшевистская резолюция к Объединительному съезду не давала никакого анализа ни типа партий, ни классового содержания их. Резолюция беспомощно говорит, «что буржуазно-демократические партии только еще складываются в России и потому не успели еще приобрести характер устойчивых партий», и «что в настоящий исторический момент в России не имеется налицо таких партий, которые уже теперь сочетали бы в себе одновременно последовательный демократизм и революционность». Разве это не беспомощные заявления? Разве это не уклонение от марксистской задачи? Полной устойчивости партий не будет никогда, как не будет никогда и вполне «последовательного» демократизма вне пролетариата. Но наша обязанность – вскрывать классовые корни всех партий, которые выступают на историческую сцену. И что это – дело выполнимое, показала наша резолюция. Намеченные ею три типа партий оказались достаточно «устойчивыми» в течение целого года революции, как я уже показал на примере первой и второй Думы.

Неустойчивыми оказались взгляды меньшевиков. Их теперешняя резолюция – громадный шаг назад даже по сравнению с их прошлогодним проектом. Рассмотрим эту резолюцию, напечатанную в № 12 «Народной Думы» (от 24 марта 1907 года). В мотивировочной части указывается, во-первых, на «ряд задач общих» у пролетариата с буржуазной демократией; во-вторых, на необходимость для пролетариата «комбинировать свои действия с действиями других общественных классов и групп»; в-третьих, что в стране преобладающего крестьянства и слабой городской демократии пролетариат «своим собственным движением двигает вперед»… «всю буржуазную демократию страны»; в-четвертых, «что в наличной группировке буржуазных партий демократическое движение страны не нашло еще своего законченного выражения», отразив на одном полюсе «реализм» и: неготовность к борьбе городской буржуазии, а на другом полюсе – крестьянские «иллюзии мелкобуржуазного революционизма и аграрных утопий». Такова мотивировочная часть. Посмотрим теперь на выводы: вывод первый состоит в том, что, ведя самостоятельную политику, пролетариат должен бороться как с оппортунизмом и конституционными иллюзиями одних, так и с революционными иллюзиями и экономически-реакционными проектами других. Вывод второй: надо «комбинировать свои действия с действиями этих партий».

Подобная резолюция не отвечает ни на один вопрос из тех, которые обязан себе поставить всякий марксист, если он желает определить отношение рабочей партии к партиям буржуазным. Каковы эти общие вопросы? Прежде всего необходимо определить классовый характер партий. Затем надо уяснить себе основное соотношение различных классов в данной революции вообще, т. е. как относятся интересы этих классов к продолжению или развитию революции. Далее, от классов вообще надо перейти к теперешней роли разных партий или разных групп партий. Наконец, надо дать практические указания относительно политики рабочей партии в этом вопросе.

Ничего этого нет в меньшевистской резолюции. Это – какая-то отписка от вопроса, отписка посредством общих фраз о «комбинировании» политики пролетариата с политикой буржуазии. Как именно «комбинировать» и с какими именно буржуазно-демократическими партиями, об этом не говорится ни слова. Это – резолюция о партиях без партий. Это резолюция для определения нашего отношения – ровно ничем не определяющая нашего отношения к различным партиям. Руководствоваться такой резолюцией нельзя, ибо она оставляет полнейший простор «комбинировать» что угодно и как угодно. Такая резолюция никого не стесняет; она – самая «либеральная» резолюция в полном смысле этого слова. Ее можно толковать и вкось и вкривь. Но марксизма в ней нет ни грана. Основные положения марксизма забыты здесь настолько основательно, что любой левый кадет подписал бы такую резолюцию. Возьмите ее главные пункты: «общие задачи» пролетариата и буржуазной демократии… Разве об этом не кричит вся либеральная печать?.. – Необходимость «комбинирования» – этого как раз требуют кадеты… Борьба с оппортунизмом направо и с революционизмом налево, – да ведь это самое излюбленное словечко левых кадетов, желающих якобы сидеть между трудовиками и буржуазными либералами! Это не позиция рабочей партии, стоящей особо и самостоятельно вне буржуазной демократии, это – позиция либерала, желающего занять «центр» среди буржуазной демократии!

Рассмотрите по существу положение меньшевиков: пролетариат своим движением «двигает вперед» «всю буржуазную демократию страны». Верно ли это? Безусловно нет. Припомните крупнейшие события нашей революции. Возьмите булыгинскую Думу. На призыв царя встать на легальный путь, принять его, царя, условия созыва первого народного представительства, пролетариат ответил решительным отказом. Пролетариат звал народ смести это учреждение, не дать ему возникнуть. Пролетариат звал все революционные классы бороться за лучшие условия созыва народного представительства. Это нисколько не предрешало вопроса об использовании даже худого учреждения, если бы оно действительно вошло в жизнь вопреки всем нашим усилиям. Это была борьба против того, чтобы осуществились именно худшие условия созыва народного представительства. Оценивая бойкот, слишком часто делают ту логическую и историческую ошибку, что смешивают борьбу на почве данного учреждения с борьбой против осуществления этого учреждения.

Как же ответила либеральная буржуазия на призыв пролетариата? Она ответила повальными воплями против бойкота. Она звала в булыгинскую Думу. Либеральные профессора звали студентов учиться вместо того, чтобы устраивать стачки. На призыв пролетариата к борьбе буржуазия ответила борьбой против пролетариата. Антагонизм этих классов даже в демократической революции сказался уже тогда с полной определенностью. Буржуазия хотела сузить размах борьбы пролетариата, не дать ему выйти за рамки учреждения о булыгинской Думе.

Профессор Виноградов, звезда либеральной науки, писал именно тогда: было бы счастьем для России, если бы наша революция пошла по пути 1848–1849 гг., было бы несчастьем, если б она пошла по пути революции 1789–1793 гг. Счастьем называл сей «демократ» путь неоконченной революции, путь побежденного восстания! Если бы наша революция расправилась со своими врагами так же беспощадно, как французская в 1793 г., то тогда, по мнению «либерала», пришлось бы призвать для восстановления порядка прусского вахмистра. Меньшевики говорят о «неготовности к борьбе» нашей буржуазии. А на деле уже тогда буржуазия была готова к борьбе, именно к борьбе против пролетариата, к борьбе против «чрезмерных» побед революции.