А. С. Пушкин – земной и божественный

Под морем город основался…»

В этом кратком фрагменте, заканчивающимся многоточием, Пушкин приоткрывает занавес эпической библейской картины Начала – Великого потопа (когда от потопа «спаслись и люди и скоты»); набрасывает контуры становления человеческой истории в фокусе Ветхого Завета (под незримым контролем «львов сторожевых» – иудейских шаманов, левитов, прозванных «евгениками»). И незримо присутствует провиденческая мысль Пушкина: библейская цивилизация под названием эпоха «Рыб», выдвинувшая в авангард человечества иудейско – еврейскую версию Правды о Вселенной и человеке, разрушается, размывается Новой Водой эпохи «Водолея».

Загадка, скрытая умолчанием. Вопрос прямо: почему «под морем», а не у моря «город основался»? Внешний вызывающий алогизмом поэта… но случайностей в творчестве Пушкина никогда не было…

Современное Балтийское море и Ладожское озеро – это остатки Древнебалтийского моря, которое называлось Литориновое море, а Петербург основан на холмах, которые представляли собой береговой уступ этого моря Позже, когда море ушло, образовалась протока, которую стали называть Невой, то есть Новой Водой. Пушкин знал историю мест основания Санкт – Петербурга, а потому правильность пушкинского выражения «под морем город основался», (т. е. под бывшим морем) – убедительное доказательство глубинности его ума. И, раскрывая содержательную сторону имени реки (Новая Вода), на берегах которой происходят события, описанные в «Медном Всаднике», поэт дает основание для раскрытия незримой связи содержания поэмы с Новой (или Иной) водой из суфийской притчи «Когда меняются воды».

***

Притча

«Когда меняются воды»:

Однажды Хидр, учитель Моисея, обратился к человечеству с предостережением.

– Наступит такой день, – сказал он, когда вся вода в мире, кроме той, что будет специально собрана, исчезнет. Затем ей на смену появится другая вода, от которой люди будут сходить с ума.

Лишь один человек понял смысл этих слов. Он собрал большой запас воды и спрятал его в надежном месте. Затем он стал поджидать, когда вода изменится.

В предсказанный день иссякли все реки, высохли колодцы, и тот человек, удалившись в свое убежище, стал пить из своих запасов.

Когда он увидел из своего убежища, что реки возобновили свое течение, то спустился к другим сынам человеческим. Он обнаружил, что они говорят и думают совсем не так, как прежде, они не помнят ни то, что с ними произошло, ни то о чем их предостерегали. Когда он попытался с ними заговорить, то понял, что они считают его сумасшедшим и проявляют к нему враждебность либо сострадание, но никак не понимание.

Поначалу он совсем не притрагивался к новой воде и каждый день возвращался к своим запасам. Однако он в конце концов решил пить отныне новую воду, так как его поведение и мышление, выделявшие его среди остальных, сделали жизнь невыносимо одинокой. Он выпил новой воды и стал таким, как все. Тогда он совсем забыл о своем запасе иной воды, а окружающие его люди стали смотреть на него как на сумасшедшего, который чудесным образом излечился от своего безумия».

Фраза пушкинского Предисловия: «Происшествия, описанные в сей повести, основаны на истине», обретает содержание конкретной истины (для Пушкина истины «вообще» не бывает).

Справка

Только в русском фольклоре существует единственный «подводный» город – Китеж, который скрылся от врагов в период монголо – татарского нашествия. Получается мистическая преемственность: один в прежней воде – скрылся, другой у Новой Воды – основался.

***

Содержательная сторон иносказания «Медного Всадника» дана посредством следующих образов:

Плеская шумною волной
В края своей ограды стройной,
Нева металась как больной
В своей постеле беспокойной.

Образ Невы в поэме одновременно указует на толпу и время. В пушкинской системе образов толпа (часто называет ее чернь) не вызревшая до народа, как правило, выступает в образе коня

И тяжело Нева дышала,
Как с битвы прибежавший конь.

В начале ХIX века это было довольно распространенным явлением – отождествления времени с образом реки

Река времен в своем стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.

    «На тленность» Г. Державин. 1816 г.
Евгений

Уж было поздно и темно;
Сердито бился дождь в окно,
И ветер дул печально воя.
В то время из гостей домой
Пришел Евгений молодой…

Появляется центральный персонаж поэмы. Многоточие указывает на некую условность его имени, за которым лежит тайна, она и побуждает сознание читателя к поиску ответов на загадочный образ Евгения. «Евгений, бедняк, безумец бедный, ни зверь ни человек, ни то ни се, ни житель света ни призрак мертвый» – символ еврейства, созданного в сорока – двухлетнем синайском переходе.

Вот так тайна имени Евгений отражена в культуре Древнего Египта (описана А. Морэ в книге «Цари и бои Египта»):

«Действительно, есть в теле человека, во всем, что живет и существует, элемент постоянный, неразрушимый, который живет вечно, поскольку тела сохраняют свои формы и свои органы неистлевшими. Это то, что мы бы называли телесной душой. Египтяне давали ей имя Ка, т.е. гения. Его обозначают обыкновенным иносказанием: Двойник. Двойник, как бы второй экземпляр существа; это тело материальное по виду, духовное по своей природе; оно подобно человеческому телу, но невидимо для телесных глаз. Чтобы материализоваться, ему нужна опора, и это не что иное, как тело и неистлевший труп или изображение (статуя, барельеф, живопись) живого тела. Чтобы продолжалась жизнь, вопреки всем видимостям смерти, нужно, чтобы мумия или статуя – похожее изображение – притягивало к себе двойника, как это делало живое тело, в силу закона магии: подобное вызывает подобное.» Отсюда – понятна и «загадка» уничтожения скульптурных изображений тех правителей, чья концепция управления оказывалась непригодной для их преемников.

Евгений у Пушкина наделен эпитетом «бедный» не случайно: в начале века в России была очень популярна басня И. А. Крылова «Бедный Богач» – того времени проблемы, которые Пушкин и пытался высветить в поэме.

«Ну стоит ли богатым быть,
Чтоб вкусно никогда ни съесть, ни спить
И только деньги лишь копить?
Да и на что? Умрем, ведь все оставим.
Мы только лишь себя и мучим, и бесславим.
Нет, если б мне далось богатство на удел,
Не только бы рубля, я б тысяч не жалел,
Чтоб жить роскошно, пышно,
И о моих пирах далеко б было слышно;
Я даже делал бы добро другим.
А богачей скупых на муку жизнь похожа», —
Так рассуждал Бедняк с собой самим,
В лачужке низменной, на голой лавке лежа.
Как вдруг к нему сквозь щелочку пролез,
Кто говорит – колдун, кто говорит – что бес;
Последнее едва ли не вернее —
Из дела будет то виднее;
Предстал, и начал так: «Ты хочешь быть богат,
Я слышал для чего; служить я другу рад.
Вот кошелек тебе: червонец в нем, не боле;
Но вынешь лишь один, уж там готов другой.
Итак, приятель мой,
Разбогатеть теперь в твоей лишь воле.
Возьми ж – и из него без счету вынимай,
Доколе будешь ты доволен;
Но только знай:
Истратить одного червонца ты не волен,
Пока в реку не бросишь кошелька».
Сказал – с кошельком оставил Бедняка.
Бедняк от радости едва не помешался;