– Дымок, за мной, побежали за папой, – закричал я. – надо быстрей на завод, что – то случилось с мамой.
Мы выскочили из дома, быстро скатились по ступенькам, и по пыльной, изнывающей от духоты улицы, помчались туда, где работала мама.
Когда я и Дымок, проскочив ворота завода, очутились около конторы, было уже поздно… Моей мамы не стало, она умерла прямо в конторе от внезапно сильного приступа сердечной боли.
Папа еще успел, он увидел маму в самые последние секунды жизни, она прижала его руку с груди, тихо – тихо молвила: «Береги сына…». И красивые ярко – голубые глаза мамы закрылись навсегда.
Вот так в один день я приобрел настоящего друга, услышал прекрасную историю и потерял маму…
Рассказ папы, мною записанный, навсегда остался со мной и во мне… Много – много раз потом я пересказывал его на наизусть Дымку, моим новым друзьям, и самой красивой девочке, которую я встретил благодаря Дымку: она очень – очень была похоже на мою маму.
О, если бы я знал, о чем думал в эти скорбные дни для меня мой милый пес, я бы, превозмогая свою боль и горечь потери самого родного человека, расцеловал бы Дымка во все щеки! А о чем размышлял пес, я узнал спустя некоторое время…
Глава 7. Победа дымка
Так мы и остались втроем: я, папа и Дымок. Как – то чувствовал себя сиротливо наш милый дом, в котором раньше всегда царила чистота, пахло вкусно мамиными оладушками и наваристым борщом.
Через несколько дней после похорон мамы я вышел вечером во двор. Небо было ясное, множество звезд, которые Творец зажег во Вселенной, чтобы люди не чувствовали себя одиноко, освещали мое грустное сердце. Ветер стих, тишина закутала вечер в свое бархатное одеяло. Я поднял голову вверх, звезды несли мне свет сквозь тайны веков и мироздания.
– Мама, – произнес я, будто она рядом, вот здесь, около моей правой руки стоит, – я знаю о тебе прекрасные истории. Мне о них рассказал папа. Он как будто знал, что ты покинешь нас и был необычайно рад, что сумел объяснить мне, какая ты была удивительная и очаровательная, как ты любила меня. Он очень по тебе тоскует, и я тоже тоскую. Мы всю жизнь будем помнить тебя – я обещаю.
Я договорил, просто постоял немного. Мне казалось, что звезды и планеты услышали меня, и расскажут где – то там, на небесах, как маму любим я и папа, да и, конечно, пес Дымок!
Я иногда просыпался среди ночи и казалось мне, что горит на кухне свет, его маленькая полоска пробивается через полуоткрытую дверь, и звучит там мягко и певуче голос мамы, моей самой лучшей мамы на свете. А потом я уходил в сон, и утром я делился этой новостью с Дымком. Пес внимательно слушал мой сбивчивый рассказ, смотрел ласково мне в глаза, словно хотел подбодрить, утешить.
Спал Дымок на специальном коврике, который папа постелил у входа в дом, вытянув передние лапы и положив на них голову с торчащими ушами. Но каждую ночь он тихо подкрадывался к моей кровати, и лежал там до утра, не тревожа мой сон. А как только появлялся первый луч солнца, Дымок поднимал свой нос, и также тихо отползал обратно к двери. Я делал вид, что не замечал его хитрости, не тревожил пса, не лишал его радости.
– Папа, я думаю, что Дымок не любить оставаться один, – сказал я. – Тоскует он. Давай перенесем коврик к моей кровати. Но папа был неумолим, наотрез отказался это делать.
– Собака должна знать свое место, – ответил он, – она обязана охранять дом, а не быть куклой в твоих руках.
Я стал приучать Дымка кормить кур, гусей. Давал ему в зубы ведерко с пшеном, надо было видеть, как важно шагал пес по ступенькам, он чувствовал бремя ответственности и спускался осторожно, чтобы ни одно зерно не выпало.
При виде такого чудовища, так они представляли себе пса, куры и гуси притихали, свои разбойничьи повадки забывали. Стояли неподвижно и смотрели чуть поодаль, как Дымок выпускал из своих крепких кривых зубов ведерко, раскатывал его по земле, рыча и нагоняя страх на живность. Лишь когда зерно веером было рассыпано по двору, довольный своей работой, Дымок поднимал голову в мою сторону, ждал команду. Стоя на крыльце, я с тихим смехом наблюдал эту картину, а затем кивал головой и кричал: «Молодец Дымок! Ко мне, к ноге!». Пес во весь опор, радостный и счастливый мчался к хозяину, и тогда куриное сообщество и гусиное братство, издав торжествующие крики, набрасывались на еду.
Скоро стало ясно, что Дымок не любит одиночества. Это даже мягко я сказал – просто не переносит, ненавидит.
Случай тому представился сам по себе. Нам надо было с папой уехать на весь день к его сестре в другую деревню. Дымка, естественно, взять с собой не могли, оставили его дома под замком. Я заботливо поставил перед ним большую миску с водой и кастрюлю с пищей.
И что мы увидели, когда вечером переступил порог дома? Нашему огорчению не было предела: вода разлита по всему полу, кастрюля опрокинута, подушки с дивана и кровати разбросаны по всем комнатам, два горшка с мамиными цветами разбиты, а туалетная бумага длинной – предлинной белой лентой пересекала комнату по диагонали, как понтонный мост реку.
Хотели было ругать пса, накричать на него, но такая щедрая улыбка во всю морду, такое ласковое повизгивание, такая бьющая фонтаном из него радость, что мы вернулись и он снова с семьей… и вместо наказания мы с папой весело рассмеялись. А пес уже без опасения подбежал к нам, плюхнулся на спину, открыл свое потертое местами и пожелтевшее брюхо, предлагая погладить это чувствительное его место. Что мы с папой с удовольствием и сделали.
В деревне в каждом доме держали собак. Собаки уже по много лет жили, узнавали друг друга по голосам, привыкли, пообтерлись, драк между собой не затевали. Нередко их спускали с цепей, и они носились по улицам, поднимая клубы пыли, чихая от него и отплевываясь. Но как поведут они себя, когда среди них появится чужак, посторонняя собака? А ведь некоторые были очень внушительные по размерам и весу, с толстой шеей и густой шерстью. Враз могут подмят нашу дворнягу, да еще и покусать!
Вот почему пока я не отпускал Дымка со двора, всегда держал калитку закрытой. А когда покидал дом, то закрывал его в доме. После того случая, когда он учинил настоящий погром, я попробовал его привязать. Но не в доме, а во дворе. Папа к тому времени купил ошейник и железную цепь. И мы думали, что теперь не будем неудобств с Дымком – привязал к металлической стойке и никуда он не денется.
Однако Дымок оказался хитрее, чем мы с папой могли предполагать. Расчет Дымок делал на собачью природу. Если одна собака где – то завоет, то в знак поддержки, откликнуться обязательно все другие собаки, которые услышат вой.
И вот привязанный Дымок начинал выть. Сначала тихо, прислушиваясь к реакции других собак, а потом все увереннее и громче. Он выл и выл, скулил и скулил, и все собаки деревни подхватывали его завывание, одна за другой, словно передавая друг другу эстафету. Поднималась настоящая какафония. Вся деревня выла, стонала, рычала. А наш хитрюга Дымок замолкал, словно говоря, а я здесь не при чем. А звуки такого собачьего воя ни один взрослый не выдержит… Посыпались папе жалобы, потом угрозы, или заставь собаку замолкнуть, или забросают ее палками и кольями. Что даже хотели вызвать милиционера и наказать папу за то, что его собака нарушает общественный порядок.
Одним словом, Дымок одержал вверх над нами с папой – мы поняли, что его нельзя оставлять одного.
– Дымок не хочет оставаться один, – сказал я папе. – Вот в этом загвоздка. Если мы его любим, считаем членом семьи и не хотим потерять, придется ходить вместе с ним. – Так я подытожил наш разговор. Папа уже не мог сопротивляться, ему порядком надоело объясняться.
И только я понимал хорошо, что терзает Дымка. Одиночество. У него разрывалось сердце от одиночества. А уж я – то испытал на себе, что такое оставаться одному.
Глава 8. Поход в магазин
Итак, Дымок уже не оставался один. Куда бы я не шел, он бежал рядом, все видом выражая свое удовольствие: веселая, озорная морда, чуть высунутый розовый язык, короткий хвост покачивался в такт движения. Весь облик свидетельствовал о том, что Дымок не какая —то там дворняга захудалая, а настоящий домашний пес со своим хозяином и местом в доме, сытной едой и водными процедурами.
– Дымок, сегодня идем в магазин, – поглаживая пса за шею, заговорил я, – будь умница, прохожих бесцеремонно не обнюхивай, собак держись подальше, а в магазине ни – ни, ни шагу от меня, – вот такие наставления получил от меня Дымок, пока мы выходили со двора.
Сельский магазин представлял собой небольшой деревянный домик, снаружи обшитый досками, раскрашенными в аляповатые цвета: огненно – красные, ярко – желтые, бледно – серые, зеленые, как тина в болоте, оранжевые, словно нос пропойцы. Поговаривали о нечистой силе, которая враз за одну ночь темные, местами погнившие доски, раскрасила в столь броские цвета. Как бы там не было, после той ночи никто не решился смыть краски. Даже сам глава поселка, по отдельным сведениям, узнав о происшедшем, перекрестился в темном уголке, затем плюнул несколько раз через левое плечо и пробормотал:» Ну лукавый, и поддал ты нам перцу, и за какие – такие грехи?». А не получив ответа от лукавого, усмотрел в этом некий тайный смысл и приказал доски не менять и краски не соскабливать.
– Держать тебя на поводке я не буду, – разговаривал я с Дымком по дороге, – пес ты умный, и как всякий умница дорогу людям будешь уступать, приветливо смотреть на них, в ссору не ввязываться, повод для скандалов не подавать. – Дымок топал рядом, нос крутился у него по сторонам, принюхиваясь к дразнящим собаку запахам, хвост поднят вверх от напряжения и напоминал ствол молодого зеленого деревца. При моих словах он поднял морду, весело открыл пасть, будто говорил: «Не волнуйся, мальчик, все будет в порядке, я еще тот пес, который и умен, и вежлив, и покладист. Что – что, а ссоры затевать не в моем собачьем характере!».
Угадав его ответ, я спокойно вздохнул и мы не спеша по летней улице приближались к магазину. Только одна собака повстречалась нам по пути, и то она остановилась поодаль, внимательно смотря нам вслед. Среди собак деревни существовало неписанное правило: если собака на улице не одна, а с хозяином, то к ней не подходит, отношений не выяснять, не рычать и вообще вести себя тихо, неприметно.
Встретились нам несколько человек на улице, Дымок добродушно помахал им коротким хвостом в знак приветствия, чем привел прохожих в веселое настроение.
Вот и магазин, вверху на широкой доске надпись «Продмаг», а рядом с входной дощатой дверью какой – озорник прибил небольшой лист фанеры с надписью: « Проси мало, денег давай больше, уходи быстро». Глава поселка махнул рукой на это, усмотрев в очередной раз проделки того самого, лукавого, а посему указал лист не снимать и силу нечистую не бередить.
Еще магазин примечателен был тем, что возле него стояло несколько скамеек, врытых в землю. Люди шли в магазин не просто купить продукты, а еще новостями поделиться, пошептаться о чудесах, которые происходят в деревне, нарядами покрасоваться, поэтому скамейки не пустовали, на них всегда кто – то сидел. Тем более в летнее теплое время, когда сама природа настраивает людей на общение, разговор по душам.
Вот и на этот раз скамейки напоминали поле, засеянное разноцветьем. Сидевшие на них женщины, оживленно обсуждавшие последние события в деревни, спасались от жары, повязывая на головы ситцевые косынки, цвета и узоры которых как раз создавали впечатление луга с его травами и цветами. Тем более головы сидевших склонились друг к другу, чтобы, не дай тебе бог, что – то упустить или не рассказать, отчего вид поля или луга становился значительней.
Мы с Дымком приблизились к скамейкам. Как по команде женщины замолчали, разом одновременно подняли головы и во множество глаз уставились на нас. Я – то понимал, в чем дело столь странного поведения – новый для них объект в поле зрения возник, это событие, выходящее за пределы обычного круговорота событий. Значит, новые мысли, предположения, догадки, и так и этак можно истолковать, кто на что горазд. Пища для разговора на несколько дней. Как здесь сердечку не забиться посильнее!
Я незаметно толкнул Дымка в бок. Давая ему понять, что покажи самое лучшее свое воспитание, не ударь лицом в грязь. Дымок, ах приятно, когда твой пес – умница, все понял правильно: « Это деревенское вече, если оно примет меня благосклонно, то авторитет хозяина и мой, соответственно, поднимется в разы. Так что пес, действуй!»
И пробил час Дымка! Потом еще долго в деревне судачили да рядили о чинных и благопристойных манерах «милого пса» – так прозвали мою собаку с легкой руки этих женщин.
Дымок присел на задние лапы, вытянув до хруста свои передние, подбоченился, гордо этак поднял голову, навострил уши, даже плешивость как —то затерялась на общем фоне грациозности и телесной стати собаки. Под солнечными лучами окрас шерсти приобрел привлекательный голубоватый цвет, местами переливаясь как цветное стекло. Чтобы не испортить своим коротким голым хвостом наружной прелести, Дымок умело запрятал его под задними лапами. И, конечно, непревзойденная улыбка дворняги, чистая и широкая, во всю пасть, обрушилась с силой водопада на добрые женские сердца!
И видят изумленные посидельцы скамеек, женщины в простых ситцевых косынках, величественного импозантного пса, веселого и ласкового, во всей своей красе представшего перед ними, словно перед строгим жюри на конкурсе собачьей красоты. Не успели они еще и охнуть, толи от бесцеремонного нахальства Дымка, толи от его белых крепких зубов, светящейся улыбки и красивой фигуры, как мой пес, не давая передышки своим неожиданным зрителям, встал и вразвалочку, смешно переставляя кривые ноги, затрусил к сидевшим.
Вот он подбежал к одной из них, трогательно так, аккуратно мягко опустил голову на колени, и направил на женщину свои лучистые глаза, наполненные такой детской искренностью и вместе с тем беззащитностью, что она невольно нежно улыбнулась, потянула пса за морду и расцеловала в пушистые, ароматно пахнущие щеки, воскликнув: «Ну какой же красавец, просто милашка!».
Пришли в движение и остальные женщины, каждой захотелось приласкать Дымка, прошептать что – то теплое в ушко, потрепать за шею. Дымок наслаждался своим триумфом. Можно было смело утверждать, что еще ни одна собака деревни не удостаивалась такого неподдельного восхищения взрослых.
Дымок переходил из рук в руки, клал на колени каждой свою светящуюся морду, посматривая весело в лица женщин и получая от каждой массу комплиментов. Одна из них протянула Дымку конфетку «Дунькина радость» – круглая как шарик карамель, залитая липким сахаром.
И здесь возник конфуз. Дымок неожиданно тряхнул головой, стиснул зубы… Женщина едва ли не обмерла. Вытянули головы другие: «Что с собакой!». Даже я на секунду струхнул: «Все пропало, не пора ли убегать?». Но надо было знать натуру Дымка! Он верно рассчитал эффект от следующего шага!
Дымок повернул голову в мою сторону. О, какое оно было плутоватое! Взгляд его сразу приободрил меня:» Мой мальчик, все в порядке. Я же должен, как воспитанный пес, спросить у тебя разрешения!». Я произнес громко и, как мне показалось, твердым повелительным голосом:
– Бери, Дымок!