Цыгане, по природе своей, любят золото, практически у всех, даже совсем молодых, можно увидеть не только массивные золотые украшения в виде цепей, печаток, колец, но и золотые зубы, и редко кто из них, даже в наше время, меняет их на керамику.
Но такого количества золотых вещей Владимир никогда не видел. Столовые наборы – золото. Огромные горки с посудой – обилие золота. Даже высокие, лепные потолки – позолота. Его взгляд остановился на огромных, стоящих на полу вдоль одной из стенок вазах. Их было много. Высокие и не очень. Изящные и скромные. Но все имели столько позолоты, что казалось, в этом зале горит солнце. Без единого пятнышка.
Особое место было выделено для цветов. Справа от себя Владимир увидел вдоль всей стены – взявшие свое начало от небольшого фонтана цветы. Поднимаясь от самого пола, причудливыми лианами они достигали потолка. Их было очень много.
Уловив пораженный и одновременно восхищенный взгляд Владимира, Цезарь пояснил, что это не его личное богатство, это общее, он лишь хранитель и верный страж казны его рода.
Владимир, вежливо отказавшись от спиртного, от закусок отказываться не стал, поскольку это было выше его сил. Здесь же он передал Барону и всем, сидящим за столом, что заявления, якобы написанного его братом, в милиции нет. Как, впрочем, нет никакой регистрации самого вызова милиции, которая ночью приезжала на кладбище.
Негодованию Василия не было границ. Вскочив, он что – то долго кричал на своем цыганском языке, обращаясь при этом то к Владимиру, то к Цезарю. Резко размахивая руками, долго не мог успокоиться. Конечно, Владимир хорошо понял, что он говорил и кому. Не важно, что он не знал их языка. Все было и так понятно. Как здесь не вспомнить Сашку! Василия никто не перебивал, никто не успокаивал. Все молчали. Молчал и Барон.
После яркой, экспрессивно выразительной речи Василия установилась тишина.
– Что будем делать, брат? – глядя на свой бокал, спросил Барон.
Вместо ответа Владимир спросил, может ли он посмотреть фотографии самих похорон? Все, какие есть?
Василий на своем языке что – то сказал только – что подошедшей женщине, которая, поставив на стол чашки, собиралась уйти. Выслушав его, молча пошла к лестнице, ведущей на второй этаж. Увидев перед собой чистую пепельницу, Владимир закурил и, который раз за сегодняшний день, вновь задал себе вопрос: что же делать?
…В дежурной части РОВД выяснить ничего не удалось. Начальник криминальной милиции Михаил, к которому обратился Владимир, был в полном неведении о ночном происшествии. Те, кто накануне дежурили и могли выезжать на место происшествия, отдыхают. Сделал попытку разыскать участкового, уж он – то, наверняка, что – то должен знать, – безуспешно. Никто не знал, как найти участкового. Его дежурство на участке, где можно с ним встретиться и что – то прояснить, только после шести вечера.
«Ну, что ж, вечерком заеду на опорный пункт, попробую у него что – нибудь выяснить, – думал Владимир. – А что я должен выяснить – зарегистрирован ли вызов? И кто выезжал на кладбище? И что мне это даст? Мистическая пропажа с места происшествия лопат и прочего шанцевого инструмента, принесенного с собой ночными копателями, не вызывала никакого сомнения в том, что инструмент принадлежал этим, пока еще не известным копателям.
Почему они, а в этом не было сомнений, вернулись и забрали его? Чего они испугались? Не исключено, что этот инструмент мог принадлежать рабочим того же кладбища. Тогда можно было выяснить, чей это инструмент и как он оказался у склепа?
А может, они не возвращались и к этому причастен кто – то другой, пока еще не известный? Ведь были же те двое, из ППС? Но, со слов цыган, они не могли его забрать, так как все время находились вместе с ними. Был еще один милиционер. Но ни фамилии, ни звания его никто не помнил. Погон видно не было, их закрывал широкий воротник милицейского бушлата.
Стоп. Когда он приходил, у склепа были те двое патрульных, они о чем – то между собой говорили. Цыгане не слышали, о чем, поскольку были от них на некотором удалении. Затем те двое уехали, а третий остался. Со слов цыган, дежуривших в ту ночь, этот милиционер вместе с ними вернулся к главному входу кладбища, затем, уже оттуда, все вместе прошли к склепу.
Значит, что? Значит, все – таки был какой – то промежуток времени, когда место происшествия оставалось без присмотра. От пяти до десяти минут. Или больше? Но это не важно, пять или десять минут. Важно то, что склеп какое – то время был вне видимости цыган.
А из этого следует, что к происшедшему причастен еще кто – то, и не исключено, что этот кто – то был тем самым милиционером. Кто его вызывал, как он там появился? Почему те двое тут же уехали?
На эти и многие еще вопросы ему надо было найти ответ, – задумавшись на мгновение, Владимир вздрогнул от внезапного прикосновения к его плечу чьей – то руки.
– Пожалуйста, держите!
На столе лежал большой фотоальбом, который принесла цыганка и положила его перед Владимиром. Раскрыв альбом, он остолбенел…
С первого листа альбома на него смотрела редкой красоты женщина. Это была Рада. Ее огромные черные глаза, магически притягивая к себе, смотрели прямо на него. Словно что – то хотела ему сказать. Взгляд пристальный и неприступный. Как царевны. И словно что – то ожидающий. И как будто от него, Владимира. Она была как живая. Невольные мурашки пробежали по телу Владимир
Несколько задержав свое внимание на этом крупном снимке, перевернул следующий лист, за ним еще один, Владимир просмотрел весь альбом. Внимательно разглядывая фотографии, он уже знал, что ему искать и где. Рада сама дала ему подсказку, значит, ему легче будет найти ответы на свои непростые вопросы.
Среди прочих, две цветные, высокого качества фотографии привлекли его внимание.
На одной из них, крупным планом, – снимок лежащей в гробу жены Барона. Пальцы ее скрещенных рук полностью унизаны перстнями, кольцами. На запястьях рук – широкие, с драгоценными камнями золотые браслеты. В ушах серьги. Похоже – бриллианты. На груди длинная, не менее метра, толстая золотая цепь. Владимир не находил слов, поистине был тот самый случай: когда говорит золото, слова излишни другие.
Его внимание привлек необычный кулон. На фотографии было четко видно, что он сделан из сплавов двух драгоценных металлов: желтого и белого. «Возможно, – рассуждал Владимир, – белый металл – платина или серебро». По краям что – то блестело, в середине явно виделись какие – то цветные камни. Но эти камни изображали какую – то непонятную Владимиру символику. «Наверно, монограмма, видны какие – то буквы. Как бы кулон не был именным?» – прокручивал в голове Владимир. Еще не зная, какие испытания ему приготовила судьба от этой, казалось бы, случайной встречи!
Относительно драгоценного белого металла предположения Владимира были не точны. Как пояснил Барон, этот кулон сделан только из золота, желтого и белого золота, по окружности которого – бриллианты, а в середине – изумруды.
Если бы Владимир мог только предположить, чем закончится эта история. И какую роковую роль этот кулон, это украшение сыграет в его жизни! Едва ли не ставь петлей на его шее!
Такого количества драгоценностей ни на одной женщине (разумеется, живой) он еще не видел, потому и не мог понять, что именно изображено на этом медальоне.
Не менее интересной показалась ему другая фотография, на которой фотограф запечатлел группу мужчин из четырех человек. Они, одетые в черную одинаковую униформу, стояли у гроба и, вроде с удивлением, смотрели на покойную. Остальные люди, пришедшие проститься с женой Барона, как бы ушли на второй план, чуть отошли от места, где стоял гроб. Но ничего похожего на то, что этот гроб стоит в прощальном зале, не было. На общем фоне явно просматривался другой пейзаж. Зима, какие – то шпалы, рулоны рубероида, песок, и все то, что должно быть в то время, когда собираются опустить гроб туда, где ему подготовлено место. Чуть дальше, между деревьями, просматривались другие памятники.
Он перевернул следующую страницу альбома, но какое – то, пока неизвестное ему ощущение заставило вновь вернуться к этой фотографии.
Его внимание привлек один из этих четырех мужчин. Он смеялся! Или улыбался? По крайней мере, на фотографии была ясно видна его улыбка. Трое других ничем не привлекали внимания. Но у Владимира, пока еще подсознательно, к ним был уже особый интерес.
На вопрос, почему в такой траурный день этот мужчина смеется, чем вызвана его улыбка, Барон ответил, что тот, видимо, смеется всегда. Лицо у него такое. Может, травма или от рождения… кто знает? Все четверо, пояснил Барон, рабочие похоронного бюро, куда они обращались.
Но самое интересное было в том, что все эти рабочие стояли у еще открытого гроба. И не без интереса смотрели, как показалось Владимиру, не на покойную, а на те драгоценности, которые были на ней. Вполне естественно, что подобное богатство, в таком количестве, не всегда увидишь. Но что – то Владимира насторожило в этой фотографии.
– Слушай, Барон, насколько я помню, все цыгане говорили, что с покойницей прощались близкие и родные вашей семьи, когда гроб находился в траурном зале. Перед этим там же, в траурном зале, как это выразиться, на нее были надеты все драгоценности. Никого из посторонних не было. Затем там же, в траурном зале, гроб был закрыт крышкой и перенесен в катафалк. Но в последний момент цыгане приняли решение нести его на руках до кладбища. И во время всей этой траурной процессии крышку гроба уже не снимали, вплоть до момента опускания его в склеп. Правильно я понял?
Все молча смотрели на Владимира, тем самым, подтверждая, что он все, ранее ими рассказанное, понял правильно.
Тогда объясни мне, как это понимать?
Фотография обошла круг и вернулась к Владимиру.
Ну и что? – с недоумением произнес Василий. – Что из этого?
Но вы же мне говорили, что никто из посторонних не видел и не мог видеть эти драгоценности?
Только сейчас до них стал доходить смысл вопроса Владимира. Цыгане молча переглянулись и одновременно, с немым вопросом, который еще не успел у них родиться, перевели взгляд на него. Их и без того большие черные глаза стали еще больше и как – то слегка округлились.
– Объясни мне Цезарь, как и почему умерла твоя Рада?
Вопрос Владимира застал Барона врасплох, он мгновенно напружинился, взгляд стал непостижимо твердым и черным, как беззвездная и безлунная ночь.
– Я до сих пор ясно не представляю, почему утром Рада не проснулась. Она же ничем не болела, это какая – то тайна. Мы вечером в ресторане поужинали с одним бизнесменом, ели и пили совсем мало. В дороге Рада вдруг почувствовала себя нехорошо, ее стало тошнить, лицо побледнело. Дома она легла в другой комнате. Утром, зайдя к ней, я увидел ее мертвой лежащей на кровати. Врачи сказали, что у нее ночью остановилось сердце…
Барон замолчал, погрузился в себя. Наступила тишина.
– Я вот что не могу понять и чему нет у меня объяснения, – неожиданно охрипшим голосом продолжил Цезарь, – кулон. Он всегда был при Раде, она не снимала его никогда, даже во время сна. А здесь кулон лежал на полу, правая рука Рады, откинутая с кровати, крепко сжимала кулон. Владимир, у меня возникло такое ощущение, что кулон каким – то образом воздействовал на смерть моей жены. Но …это все лишь мои догадки. Давай закончим разговор, мне тягостны эти воспоминания!
Взглянув на часы, Владимир с удивлением понял, что прошло уже более часа, как он здесь находится: «Как быстро бежит время, а я планировал еще заехать в опорный пункт. Так крутится и крутится жизни колесо» – промелькнуло в сознании Владимира
Уже сознавая для чего, Владимир сказал Барону, что забирает с собой эти две фотографии.
Барон, в сопровождении Василия и еще двух молодых людей, державших в руках какие – то пакеты, проводили Владимира до ворот. Здесь Барон, прижав одну руку к своему сердцу и протянув другую, передал ему тугой и тяжелый, как кирпич, пакет.
Это тебе, брат, – глядя прямо в его глаза, сказал Барон – Аванс. Найди их. Пусть моя совесть и моя честь обретут покой. Чтобы однажды, там, на небесах, встретившись с Радой, я мог открыто посмотреть в ее глаза, которые дарили мне море ласок и нежности. И самое, главное – верили в меня, что я всегда смогу ее защитить!
Молодые люди со своими пакетами стояли рядом с машиной и дожидались, когда гость откроет двери салона. Владимир понял, что отказываться от каких – то, пока не известных ему дополнительных подарков, будет неприлично. Уже сидя в машине, поблагодарил Барона за столь щедрое вознаграждение и включил зажигание. Машина бесшумно завелась. Махнув рукой, Владимир уехал. Навстречу своей новой судьбе, описанной латинской поговоркой:» Волка за уши держать». Судьбе опасной и почти безвыходной…