Снятие последней печати

Буквально в эти же дни вновь прорезался Кимура и сообщил любопытную новость – воскресли из небытия «Шумиловские пряники». Улыбчивый голос Кимуры поведал:

– Теперь во главе объединения стоит Виктория Карелина, дочь Лидии Шумиловой. Мать отказалась возобновлять прежний бизнес, но дочь настояла. По инициативе друзей Шумиловой были предприняты шаги по восстановлению справедливости. Управляющий текстильным комбинатом Г. Г. Аверьянов исчез, ходят слухи, что он сбежал за границу. Суд пересмотрел свое прежнее решение, признал его ошибочным. Есть дополнительные подробности по этому делу. Если вас они интересуют, Леонтий Дмитриевич.

– Нет, господин Кимура, они меня не интересуют, – поспешно прервал я его. – Благодарю вас за информацию.

Едва ли не впервые в жизни я испытал незнакомые мне чувства от сделанных благих дел. Нужно признать, что это были очень приятные чувства и теперь можно было понять тех людей, которые немалую часть средств тратили на благотворительность. Я вполне понимал, кому Шумилова была обязана пересмотром дела и никакие её друзья тут были не при чем. Маховик конгломерата мощно вращался и серому кардиналу надо было лишь задавать начальный оборот.

Моя жизнь была достаточно однообразна, работу я не собирался бросать, приятелям по ремонту не рассказывал о своем новом положение. Иногда думал о том, что такому малоинициативному типу как я абсолютно ни к чему иметь столько денег и обладать обширными властными возможностями. В самом деле, на кой черт мне миллионы, когда у меня и так все было, зачем иметь убойную команду, если вокруг не было решительно никого, кому захотелось бы свернуть шею. Я попрежнему много читал и в голову то ли от прочитанного, то ли от солидного взросления стали лезть всякие мыслишки по нашей кудлатой житухе. Почему, например, у нас нет настоящих противников властным беспредельщикам. Ведь ясно, как день, что президент и его бандюганы все законы шьют под себя, а те, что им не подходят, в момент ушивают. А нет от того, что все вроде меня – никому ничего не нужно. Какое никакое жилье есть, жратва имеется, выпивка тоже, а все остальное гори синем пламенем. Вот оно и горит испокон веком с вонючем чадом, а эти там наверху вволю изголяются в своем вранье и в говяном непотребстве. Ведь если стоящий человек имеет столько денег, ему подведомственны многие десятки бизнесов – неужели нельзя сотворить что-нибудь достойное? Не нужно приобретать особняки, яхты, покупать роскошных блядей, жить в экзотических местах с пальмами и белыми лимузинами – создай что-то пристойное и нужное, помоги, в конце концов, тем, кто мучается, тяжело болеет. А что ты делаешь? Вкалываешь в автомастерской по восемь часов, пьешь горькую с коллегами. Ну разве не кретин? Положим у меня башки не хватает или ленность забивает, ну так хотя бы попытайся что-то сделать – ведь знаешь, что воспитательницы в нескольких детских садиках пороги обивают у городской администрации, чтобы увеличили средства на детское питание. Ольга недавно звонила, много говорила о нелегком положение в больнице, нехватке препаратов и современного медицинского оборудования. Кстати, об Ольге. После того, как та мошкара была отогнана от её семейства, она стала совершенно по другому относится ко мне. Похоже было на то, что она начала видеть во мне какого-то влиятельного мужика, возможно, даже мафиозного авторитета. Ничего такого Оля не говорила, но по её взглядам было заметно новое отношение к господину Шебеко. Раз в неделю она позвонила, всякий раз спрашивала, не нужно ли чего. Мне это было приятно. Теперь у меня было два постоянных абонента – Люба и Ольга.

У меня из головы полностью выпало то задание, которое я поручил спецуправлению конгломерата. С момента моего распоряжения прошло что-то около двух с лишним недель и тут внезапный звонок. Серега Нелидов. Откровенно говоря, мне этот парень с момента нашего знакомства был не по нутру. Решительно ничего дурного в нем не просматривалось. Правда, злопыхательство изредка выползало и что-то недоброе в нем таилось. И что из этого? Во мне же самом такое имелось и, возможно, даже больше, чем в Нелидове. Эта интересная особенность в людях – они терпеть не могут в других именно то, что в избытке есть в них самих. По всему я должен быть благодарен Сереге – он подарил мне комп, без всякой корысти давал мне уроки на лэптопе, хотя, конечно, я понимал, что Нелидов выполняет чьи-то указания. Но ведь и Кимура выполнял чьи-то приказы, но отношение у меня к нему было совершенно противоположное.

Нелидов жизнерадостно заявил:

– Примите моё восхищение, Леонтий Дмитревич. Ваш провидческий дар потрясает. Была произведена глубокая проверка всей деятельности господина Бережкова Прохора Тимофеевича, нынешнего директора жиркомбината «Зори России». Это уголовник высшего порядка, он сидел два года за растрату, срок ему значительно скостили. Прошка, как документально доказано, организовал ограбление оптового склада запчастей для сельхозтехники. Украденное было перевезено в вятскую область, где возникло несколько ремонтных мастерских, при них приличный магазин по продаже малогабаритных грузовичков заграничного производства, а также автомобилей со вторых рук. В Котельничах в настоящее время возводится здание для будущего мясокомбината. Вся эта собственность принадлежит господину Бережкову, но по документам мастерские, упомянутый магазин и возводимый домино записан на подставное лицо, на господина Никонова, кстати, замуправляющего мыловарней «Марфенька». Вы, Леонтий Дмитриевич, разворотили такой ублюдочный гадюшник, что там потянет на несколько крупномасштабных уголовок. И это ещё не все, а что до бабьих дел Прошки, то сам Казанова может передохнуть. Тут.

– Заткнись! – сказал я вполне спокойно. – Серёга, благодарю тебя за твои благие дела, за ноутбук, за уроки. А теперь отвали – скажи Кимуре или кому-то ещё из ответственных тружеников «Серториуса», что общение между нами исчерпало свой цикл. Не жди никаких объяснений или, тем более, последствий. Ты мой позавчерашний день.

Нелидов был для меня даже больше, чем позавчерашний день – от него тянуло теми дворовыми пацанами школьных лет, от которых исходила убогость и неизбежное перерастание в то самое многомиллионное быдло, которое и есть картинка как древнейшего, так и нынешнего паханата. Что до этого смердюка Прошки, то его деяния меня не волновали – теперь я уже не сомневался, что в составе «Серториуса» таких уголовных проходимцев не перечесть и в этом отношении русская бизнесактивность немногим будет отличаться от забугорной. Западные авторы от Золя и Драйзера и тех, кто сочиняет сегодня, впрямую подраздели всю европейскую цивилизацию. От увеличения числа праведников и борцов с несправедливостью мир лучше не станет.

Не знаю, что именно испортило мне настроение: новости о проходимце Бережкове, общение с самим Нелидовым, который вдохновенно докладывал об искуснике Прошке, или вообще в последнее время мне было как-то не по себе. Имелось здесь и ещё одно обстоятельство – я обнаружил, что часть и немалая часть компаний конгломерата была недоступна. Я несколько раз пытался выйти на эти компании, использовал имеющиеся реквизиты, номера телефонов – блокировка была полной. Я видел по названиям, что это были иностранные компании и прекрасно помнил, что в первую нашу встречу Кимура связывался с кем-то из этих корпораций и что-то говорил на английском. Тогда я этому не придал значения. Сейчас же это меня почему-то стало раздражать и я собирался в ближайшее время обратиться к Кимуре за разъяснением, но так и не обратился. Решил наплевать, а спустя некоторое время спокойно рассудил, что мне нечего соваться к иностранным воротилам с моим русским и моим полным незнанием всей бизнескомбинаторики. Вероятно, примерно так и рассуждали те, кто подбросил мне все эти игрища.

И ещё я подумал, что вся эта затея в любой день может рассыпаться и этого недоделанного придурка Хромого запихнут в какой-нибудь острог, станут пытать, заставят отдать миллионные бабки с забугорных счетов и выбросят на какую-нибудь свалку со всякими ржавыми железяками и дохлыми кошками.

Я стал попивать и не только со своими дружками – работягами из мастерской, но и после работы. Не могу сказать, что хмельное состояние, даже основательное, приносило какую-то радость, поднимало настроение – давало оно лишь размагниченность, равнодушие ко всему происходящему и заметное отупение.

Эта была последняя июльская пятница. Я поднимался по некрасовскому спуску, только что выкупался, дохловато выкупался; вода в Волге в тот вечер мне показалась особенно грязной и я через десять минут уже вылез. Зашел в какую-то новую забегаловку, выпил сто грамм белой, без закуски. Никаким выпивохой я не был, но почему-то пьянел плохо. Двинулся было в сторону библиотеки, но передумал, решил зайти домой, сесть в машину и отправиться куда-нибудь в сельскую местность.

Я проходил маленький сквер, его называли «Три вяза». Там были эти вязы, кривые и неказистые, рядом стояли скамейки, на одной из них сидела девушка лет пятнадцати, она рылась в своей сумочке; её темные волосы свешивались на плечо и доходили до самой талии. На шее девицы был увязанный свободным узлом сиренево-серебристый платок, длиннющий, явно декоративный. Она была в темной джинсовой паре и светлых кроссовках. Никогда раньше я не заговаривал с женским полом на улице. Теперь же после всех моих дел с женщинами я и помыслить не мог, что с какой-то юбкой вступлю в контакт. И однако ж черт меня надоумил, проходя мимо этой скамейки, ляпнуть, вспомнив давнишнюю историю с соседской девчонкой: