Но почему он ничего не видит и не чувствует?
И где его крылья, которые вручают каждому пришедшему, чтобы он мог летать?
Или если это царство демонов, то где огнедышащая печь, в которой он должен гореть бесконечно долго?
… Ничего этого нет, совсем ничего нет, кроме темноты и всплывающих образов.
Значит, он не на небе и не в царстве демонов. Возможно, он застрял между небом и землей, и сейчас бог и царь демонов сидят за одним столом и решают его судьбу. Когда они договорятся, тогда он окажется там, где ему и положено быть, а пока он должен ждать…
Врон печально улыбнулся, если можно назвать улыбкой, когда ни одна мышца не сокращается и улыбка находится где-то внутри. И почувствовал: что-то начинает происходить в его мертвом теле, если можно чувствовать, когда есть только вялые мысли, всплывающие воспоминания и больше ничего…
А потом его безмятежности и покою наступил конец: он услышал стук своего сердца, оно забилось неровно, то убыстряясь, то замедляясь почти до полной остановки.
Врон недоуменно вслушивался в этот стук.
Неужели бог и царь демонов решили снова отправить его обратно на землю? Зачем? Должно быть, они хотят, чтобы он что-то для них сделал, но что?
Почему они не говорят с ним?
Тут у него сама собой дернулась рука, мучительное содрогание прокатилось по всему телу, а вслед за этим нахлынула боль. Жгучая и безжалостная…
Теперь он ощутил свое тело, каждую клетку, вопившую от боли, воспоминания смазались, а потом совсем исчезли, и он остался один на один с болью. Он не боролся с ней, а просто терпеливо ждал, когда она пройдет, и она его уже так не страшила, как раньше.
Он вглядывался в свои ощущения и учился их понимать. Больше всего болело сердце – потому, что в нем сейчас зарастали раны, нанесенные копьем Слипа.
Болела грудь, там тоже появлялись новые ткани взамен погибших; кровь текла непрекращающейся струйкой из ран, но порванные сосуды скоро закрылись, срослись, и она пошла дальше по жилам туда, где была так нужна.
Она уносила грязь, остатки мертвых клеток, неся это все почкам и коже, которые вбирали все это в себя, а потом выбрасывали наружу, и вся эта ненужная ему теперь грязь выступала на теле каплями неприятно пахнущей слизи.
Болело плечо, там была рваная рана от меча, и боль говорила о том, что и эта рана начинает зарастать. Ныл живот, потому что меч Грота проткнул желудок и печень.
Болела правая нога, там тоже была рана, а все остальное болело просто потому, что, пока не билось сердце, тело не получало кислород и питательные вещества, поэтому многие клетки погибли, и теперь вместо них зарождались новые.
Врон снова захотел вздохнуть полной грудью, но сообразил, что это сейчас не обязательно и даже опасно, потому что его рот забит землей.
Так нужный ему воздух поступал теперь в тело через кожу.
Прошло бесконечно много времени, прежде чем боль стала постепенно стихать, и Врон понял, что сможет двинуться. Он попробовал открыть глаза, но тут же понял, что и это невозможно – земля лежала на веках и на всем его лице.
«Они меня закопали, как мертвого, – подумал Врон. – И теперь я лежу где-то под землей и если хочу дальше жить, то должен как-то выбраться на поверхность. А хочу ли я?»
Он прислушался к ощущениям своего тела и понял, что лежит на животе; Врон уперся руками и попробовал подняться.
У него ничего не получилось, потому что на спину давила земля.
После нескольких попыток он сумел перевернуться и даже выплюнуть землю изо рта. А дальше он стал подгребать руками землю, стараясь загнать ее под себя. Это был тяжелый труд, но у него уже был опыт, не так давно приобретенный, когда он выбирался из ямы в долине.
Он не знал, сколько прошло времени, его мозг периодически затуманивался от недостатка кислорода, но в конце концов наступил момент, когда он сумел выбраться из могилы.
Его легкие заработали, и он долго кашлял, выбрасывая из своих внутренностей зеленовато-желтую слизь, а потом лег на землю и долго лежал, бездумно глядя в темное ночное небо.
Когда на небе появилась яркая огромная луна, он смог встать и оглядеться. Он лежал совсем недалеко от костра, где когда-то бесконечно давно, в его прошлой жизни, сидели Слип и Грот, ожидая его возвращения из Проклятой долины.
Он чувствовал острый голод и жажду, его телу нужны были пища и вода, потому что его организм восстановил необходимые для жизни внутренние органы за счет других клеток, и восстановление оказалось неполным. Он сделал несколько шагов и остановился, почувствовав, как задрожали мышцы. Его тело было слишком слабым, чтобы ходить, и оно не сможет бежать, если появятся стражи.
Если он хочет жить, ему нужно было срочно найти пищу и воду. Врон провел рукой по поясу.
Так и есть, фляжки не было, как и ножа. Хорошо, что хоть кресало осталось – видимо, никто из жителей селения не захотел рыться у мертвеца в карманах.
Еду и воду он сможет найти в деревне, но там собаки… Если они почуют его, то поднимут такой лай, что все жители проснутся, и стражи будут охотиться за ним, как за диким зверем.
Значит, ему ни в коем случае нельзя туда идти…
Но куда ему идти? С этого места есть только два пути: один через деревню, другой в проклятую долину…
Врон содрогнулся от одной мысли, что придется снова встретиться с пожирателем душ. Нет, туда он больше не пойдет…
Значит, он должен пройти через селение так, чтобы собаки не подняли лай.
Только как это сделать?
Врон поднял голову и посмотрел на небо. Луна уже спряталась за тучи, близилось утро.
Что бы он сейчас ни думал, времени у него почти не оставалось, скоро деревня проснется. Если он не хочет снова умирать, он должен идти…
Врон тяжело вздохнул и медленно, осторожно, привыкая к новым ощущениям в своем истерзанном теле, начал подниматься по косогору.
Деревня спала, ни одно окно не светилось, и ни один человек не бродил по узким кривым улицам, даже стражей не было видно. Наверно, эту ночь им разрешили отдохнуть в награду за его убийство.
Врон остановился. До ближайшего дома оставалась какая-то сотня метров, и он каким-то непонятным для себя образом почувствовал первую собаку – она настороженно прислушивалась к его шагам.
– Это я, – прошептал Врон. – Я не опасен и никому не причиню зла, мне нужно просто пройти мимо. – Он почувствовал, как начинает неровно и быстро биться сердце, как тело готовится к новым неприятностям.
От прилива крови у него закружилась голова, его сознание раздвоилось: какая-то часть осталась в нем, спокойная и безразличная к тому, что с ним происходит, а другая устремилась к собаке. Это было странное ощущение, он чувствовал не только себя, но и пса, напряженно прислушивающегося к ночным звукам.
Его отделившееся сознание коснулось мозга собаки.
«Я не опасен, – мысленно проговорил Врон. – Не беспокойся, я не потревожу тебя, я просто пройду мимо».
Он медленно, стараясь двигаться бесшумно, прошел мимо дома; пес зевнул и спокойно опустил морду на лапы.
Врон также мысленно поговорил со следующей насторожившейся собакой, и та тоже пропустила, что удивило его.
Возможно, это была просто его фантазия, но она ему помогала. Так он дошел до леса, начинающегося на краю селения, разговаривая с каждым псом в деревне.
Он немного удивился этой своей новой способности, но тут же забыл об этом, потому что почувствовал, что не может идти дальше: его тело было слишком слабо и не готово к таким длительным переходам.
Врон залез в глубину густого орешника, окаймляющего лес, лег на сырую землю и, закрыв глаза, тут же уснул.