Снег, уходящий вверх… (сборник)

Корпус этот потом каким-то странным образом сгорел. Сгорели и студенческие мечты трех физиков: о кругосветном путешествии на яхте (которую они строили после работы прямо на берегу), но привязанность к этому месту осталась…

В то же лето «лирики»-биологи по окончании первого курса проходили практику в Котах.

Ловили бабочек, ручейников, гаммарусов. Определяли их видовую принадлежность, зубрили латынь. Усердно смотрели в микроскопы на каплю воды, убеждаясь, теперь уже на опыте, что в капле воды отражен весь мир. Обедали на открытой веранде с двумя пристройками с боков: для кухни и склада…

За общим столом корчмы «Прожорливый гаммарус», куда вело высокое двускатное крыльцо, ступени которого были выкрашены в алый цвет, и познакомились наши «физики» и «лирики».

Конечно, им проще всего было бы познакомиться в том же «Прожорливом гаммарусе» вечером, когда на веранде «с видом на море» устраивались танцы под магнитофон, где вперемежку шли песни «Битлов», Высоцкого и Демиса Руссоса с его особенно нравившейся студентам песней «Good-bue, my love. Good-bue!» «Прощай, моя любовь. Прощай!»

Они все были так молоды, так счастливы от своей молодости, от своей самостоятельности, от своей, как им казалось, взрослости, от великолепной природы, окружавшей их, что им не хватало некоторой горчинки, которая бы сделала их жизнь еще наполненнее. (Так, хорошо приготовленному блюду не хватает порой острого соуса.) Поэтому, еще по-настоящему не полюбив, они, в своем воображении, почти все уже прощались со своей гипотетической и роковой любовью.

Да и полюбить кого-то на курсе, по мнению девушек, было мудрено, ибо биофак состоял в основном из них. Учились, правда, на курсе несколько парней… Но что это были за парни! Костистые какие-то, лохматые и веселые до безобразия. Никакой романтичности, никаких загадочно-проницательных взоров… И ржут, как кони, своим же нелепым шуткам… Вот трое физиков из стройотряда – совсем другое дело. Во-первых, старшекурсники! Во-вторых, загадочно-молчаливые. Плотные. Темноволосые. Жалко, что на танцы вот не ходят. Яхту, видите ли, строят вечерами. И название-то какое выпендрежное придумали: «Кварк». Нет чтобы назвать «Ассоль», например… «На лицо упала мне морская соль. Это мой кораблик. Это я, Ассоль…»

Итак, «физики» долгими летними вечерами, «в свободное от основной работы время», строили яхту и не ходили потому на танцы, которые биологи устраивали почти каждый вечер в корчме «Прожорливый гаммарус», а наши «лирики» Наталья и Кристина не ходили на танцы по другим причинам…

Кристина вообще презрительно относилась к танцам, где кавалеров меньше, чем дам, а танцевать со своими подружками, как это делали ее однокурсницы, она не желала. А Наталья не ходила на танцы из солидарности с подругой, хотя танцевать любила. И ей, собственно говоря, было все равно: танцевать с кем-нибудь или одной… И вечерами в бревенчатом доме со множеством кроватей в каждой комнате, когда остальные «скакали», как говорила Кристина, они читали. Наталья – «Курс биологии» Оуэна, Кристина – детективы.

Но перст судьбы неотвратим. И потому наши «физики и лирики» «в один прекрасный вечер» все-таки встретились за общим столом корчмы «Прожорливый гаммарус».

Случилось это так.

Во время ужина все лавки, расположенные буквой «П», возле двух длинных столов (начинающихся прямо от стены с раздаточным окном в центре ее) с проходом посередине между ними были заняты биофаковцами, уплетающими свою вечернюю порцию каши с компотом. И только возле физиков, сидящих с краю одного из столов, было некоторое свободное пространство.

Кристина и Наталья получили у раздаточного окна свою миску каши и кружку компота и остановились, присматриваясь, куда бы им сесть… Никто из биологов из-за стола еще не выходил. Физики тоже сосредоточенно и молча (на сей раз их было только двое) жевали в своем углу. Наталья направилась в их сторону, села рядом на лавку и позвала Кристину. Кристина с гордым видом прошагала по веранде и села рядом с Натальей, почти вплотную прижав ее к одному из физиков, которые их присутствия «не заметили».

Тот, который сидел напротив, как бы после минутного раздумья вернувшись к прерванному разговору, сказал: «Нет, Алик, ты не прав…»

Тот, к кому он обратился, удивленно вскинул брови.

– …Кварки – это не гипотетические частицы, из которых состоят все адроны. Кварки – это такая же реальность, как женщины, например. И, так же как женщины, они неуловимы и необъяснимы. Они с нами, – он указал ложкой в сторону Натальи и Кристины, – и в то же время их с нами нет. Они погружены в себя, как ложки в кашу. Они загадочны и непостижимы, как сама Био – то есть жизнь. И разгадать загадки Био под силу только Логии, а еще точнее – био-логии, то есть науке о жизни, а не какой-то там абстрактной физике. Не так ли, девочки? – обратился он к Наталье и Кристине.

Наталья весело захихикала. Ей понравился этот каламбур. Кристина сердито посмотрела на нее и молча продолжала есть.

– Вот видишь, Алик, как я прав. Они даже не реагируют на мой вопрос. – Он смотрел уже только на Кристину. – Они существуют в другом измерении. Они эфемерны, как кварки.

– Трепач, – незлобно сказала Кристина.

– Ну вот, уже и оскорбления начались, – с деланой обидой сказал Виктор, – а ведь я только хотел узнать, чем кроме каши заняты эти прелестные головки? Какие мысли, так сказать, витают в них? Над чем бьется биологическая наука?

– Да мы в основном виды определяем, – начала оправдываться Наталья.

– Точно, – подхватила Кристина. – Сегодня как раз определяли новый вид: «Драконюга двугривая», основным лакомством которой является бетон. Смотрите, как бы мы ее на ваш фундамент не натравили. Она его вмиг схрумает и не заметит даже, если учесть скорость ее размножения…

– О размножении, пожалуйста, не надо. Я думаю, этот щекотливый вопрос мы обсудим с вами, – он слегка наклонил голову в сторону Кристины, – в другой раз и в другом – не за столом, я имею в виду – месте. Не так ли?

Кристина покраснела. Особенно уши. Они стали ало-прозрачными.

Виктор продолжал:

– Не вводите в смущение бедных физиков, далеких от физиологии. Мы люди тонкой организации. Homo urbanus, так сказать… Латынь, надеюсь, изучаете?

– Тонкий в обращении, образованный человек, – слегка сморщив лоб и серьезно, как на экзамене, перевела Наталья.

– Не верьте вы ему насчет тонкой организации, – вмешался до сих пор молчавший Алик. – Никакой он, да и все мы, не Homo urbanus, а Homo sapiens ferus…

– Одичавший человек; человек, впавший в звериное состояние, – не дав договорить Алику, уже бойчее и веселее перевела Наташа.

– Вот именно, человек, впавший в звериное состояние… От ежедневных многоразовых замесов раствора, из которого мы льем свою Китайскую стену…

– Побриться некогда! – проводя рукой по своей густой щетине, воскликнул Виктор.

– А вам идет, – кокетливо вставила Кристина.

– И все же, Алик, не могу согласиться с твоим определением. Я уж скорее Homo faber – человек делающий, – опередил он Наталью, уже наморщившую лоб и готовую к переводу.

– Homo трепачеус ты, – улыбнулась Кристина…

– Это не латынь, – констатировала Наталья.

– …Ну-у, в той массе достоинств, которыми я обладаю, – потянулся Виктор, – в чем вы, надеюсь, скоро убедитесь, просто необходимо, для приличия, иметь хотя бы один недостаток. Если, конечно, считать недостатком искусство риторики. Хотя, скорее всего, вы все-таки не правы, потому что ваши взгляды в данной концепции ассоциируются с мистификацией парадоксальных иллюзий и диаметрально противоположны титанически согласованным явлениям Мирового Разума… Будут возражения?..

Ужин уже давно кончился.

Дежурные студенты с той стороны раздаточного окна домывали последние чашки и кружки, позвякивая ими…

На веранде почти никого не осталось.

* * *

– …Ландау еще в 50-е годы делил науки на естественные, неестественные и противоестественные, относя к последним науки общественные, – говорил Алик, втянувшийся, то ли с самим собой, то ли с Натальей, внимательно слушавшей его, в какой-то спор.

Он рубил ребром ладони воздух и говорил напористо, с азартом.

Кристина с Виктором потягивали компот из своих кружек, обмениваясь улыбками, взглядами и иногда как бы лениво пикируясь отдельными фразами.

– …А вообще-то, – уже спокойнее подытожил свои мысли Алик, – нет никаких – ни точных, ни естественных – наук, есть просто наука. И диалектики никакой нет – есть просто жизнь… Так что приходите, девчонки, к нам на костерок. Посидим, попоем под гитару… А то живешь вот так, не зная женской ласки, как говорит наш друг Сергей, и чахнешь на корню, – уже дурашливо закончил он.

– Ой, как интересно, мальчики! – подделываясь под снисходительное «девчонки», тоже дурашливо воскликнула Кристина. – Кто же из вас освоил инструмент?

– Кто освоил, того здесь нет, – в тон ей ответил Алик, – но завтра непременно будет.

– Тогда у меня к вам… мальчики, еще одна небольшая просьба, – продолжала дурачиться Кристина, – возьмите нас на необитаемый остров на своей яхте. На острове, надеюсь, можно будет затронуть темы «рекомендуемые к изучению: после 16 и старше»?

Кристина взглянула на Виктора смеющимися глазами, всем своим видом как бы говоря: «Ну, как я тебя срезала за твою двусмысленную реплику о физиологии и размножении?!» Виктор немного подумал и спокойно, не спеша, как бы подводя итог под научным докладом, ответил:

– Да, необитаемый остров и альков – это как раз те места, где можно, и даже нужно, обсуждать темы, которые, как я понял, больше всего вас интересуют.

Кристина резко встала с лавки и с алыми, сразу ставшими почти прозрачными ушами направилась к выходу с веранды, бросив на ходу Наталье: