Мангуст

Покрутил один пистолет, другой, освобождённый от целлофановой обёртки, поворошил детали. Попытался отскрести затвердевшую густую смазку, отложил в сторону. Надо отмачивать. Не удержался, взял в руки один, поприцеливался в лежащую на столе фуражку с золочёным крабом, потом в висевший на стене рисунок, с которого весело улыбалась какая-то женщина. Знаю, что нельзя такие вещи делать, да не удержался, как-то по мальчишески вышло. Потом прощения попросил на всякий случай. Повертел остальные детали. Ничего, отмочим, ототрём, соберём. Уж в книге об этом было подробно расписано. Лишь бы пружины не просели. Повертел магазин в руке, плотно смазкой забито, даже не стал пытаться проверять. Взял отдельно пружину, сжал её, отпустил, вроде нормально работает. Пока не соберу и не проверю, не узнаю. Буду надеяться.

Покрутил в руках, поиграл с тяжёлым оружием, отложил на кровать, задумался. Заглянул в сейф, вытащил кожаную кобуру для пистолета, маслёнку и ветошь. Ну да, с последним сталкивался постоянно и для чего всё это предназначено прекрасно знал, а вот с футляром пришлось помучиться. От времени кожа засохла, затвердела и ни в какую не хотела сгибаться. Клапан не открывался. Отложу, потом попробую размочить. Масло в маслёнке постигла та же участь, ну да это ничего, этого добра можно найти. У торговца. Как и керосина или солярки. А не получится, так и не страшно.

Задумался. С этой находкой автоматически поднимаюсь совсем на другую ступень в местной иерархии. Как бы. Вот только никто не будет с таким положением дел мириться. Ну кто я такой? Бомж со свалки. В розыске. Убьют и даже закапывать не станут. А какие возможности подобная находка открывает… Если только один пистолет продать, можно дальше год безбедно жить на всём готовом. Но и продавать нельзя, отогнал тут же возникшую крамольную мысль. Каким бы ни был другом знакомый торговец, а ради такого куша сдаст меня за милую душу. Даже сомневаться не приходится. Значит, остаётся только всё спрятать на сопке и договариваться с фермерами. Кто-нибудь да согласится переправить поближе к центру архипелага. А там уже будет легче. Там продам. Тут же сам себе и возразил, что не будет легче. Новое незнакомое место и люди, для которых он приблудный чужак, которого проще грохнуть и выкинуть в море. Короче, с огнестрелом сплошные проблемы. И оставлять его в каюте не хочется. Такие находки раз в жизни бывают. Старый бы не оставил. Значит, придётся забирать и тайно тащить с собой. Выкрутимся как-нибудь, не в первый раз.

Покрутил головой, эка я размечтался, планов нагородил, а сам забыл, что ищут меня усиленно и какой мне теперь торговец? Сидеть нужно как мышь, тихо, без шума, и не высовываться по глупому. Тогда есть шанс уцелеть.

Пока размышлял, поглядывал на цинки с патронами. Распотрошить бы, да зачем? Сначала разобраться с оружием нужно. Вот если получится довести его до ума, тогда можно и вскрывать патронные ящики. Столько времени лежали и ещё немного полежат, целее будут.

Так что пока всё найденное убираем к остальным вещам, буду перекладывать найденными шмотками. А вот широким ремнём опоясался. Вокруг тела обернулся, а застегнуть его не проблема. Можно подогнать. То, что жёсткий, так это хорошо. Ремень из числа трофеев, взятых в капитанской каюте. Сделан из какого-то материала, скользкого на ощупь и прекрасно сохранившегося. Заменив им старую излохмаченную верёвку, которой подпоясывал мешковатый не по росту комбинезон, даже почувствовал себя значительно взрослее. Отложил в сторону свою торбу, посмотрел на найденный в шкафу трофейный рюкзак, решительно начал запихивать в него свои трофеи, оружие и коробки с патронами. Туда же отправились и электрические приборы для удаления волос с лица, дед называл их бритвами, два небольших проигрывателя для музыки вместе со стопкой блестящих круглых дисков. Потом проверим, сохранилось ли на них что-нибудь или нет. У торговца есть электричество от солнечных батарей. Если даже и нет, всё равно денег стоят, вон какие красивые. Блестят при свете светляка, зайчики по стенам отбрасывают, даже темнота отступила. Туда же отправились два бинокля, один большой, другой маленький, ножи и ещё куча разной полезной мелочёвки, которую просто выгреб из стола и шкафа. Одежду не брал, да и не было подходящей. Можно было прихватить тёплую куртку из такого же искусственного материала что и мой ремень, да больно уж много места в рюкзаке она заняла бы. Облизнулся на стоящие у двери высокие ботинки со шнуровкой. Взял в руки, а они такие же каменные, как и кобура для пистолета, не согнуть. Не стал связываться, так и оставил на своём месте.

Уже на пороге притормозил, оглянулся на рисунок, с которого улыбалась весёлая женщина, мысленно ещё раз попросил у неё прощения, кивнул благодарно сиротливо лежащей на столе пыльной фуражке и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

А во второй каюте пришлось присесть на мягкую кровать и хорошенько подумать. Второе главное богатство – большой ящик с разнообразными инструментами, покрытыми равномерным налётом ржи, наборами ключей и головок, трещотками и ещё всякими подобными прибамбасами никак нельзя оставить. Огромные деньги по нынешним временам. Раньше бы такое мне в руки попалось. Сколько можно было бы сил и времени сэкономить. Посмотрел на свои сбитые пальцы, поморщился от сожаления упущенных возможностей. И как быть? То нет ничего, а то сразу разом столько находок. В капитанском рюкзаке уже столько нужного металла, который не бросишь, и ещё это… Хоть за голову хватайся. И в шкафу запаянные в целлофан упаковки с какими-то вещами лежат. Вскрывать не буду, заберу, на сопке посмотрю. То что сохранились, это понятно, потому что на ощупь мягкие и выглядят хорошо. И это заключительная ходка, в другой раз сюда уже не придёшь. Вчерашнее озарение хорошо запомнилось. Просто так такие вещи не происходят, это дед мне крепко в голову вбил. Ломик придётся оставить, ничего не поделаешь. Ещё раз перебрал трофеи, освободил рюкзак и заново переложил всё найденное. Взвесил на руках прихваченные электрические приборы. Оставить? Жаба не даст, она и так захлёбывается, на брошенное поглядывает. Утащить? Тяжело будет, придётся обе руки занять. А это угроза безопасности. Что делать?

Думаете, победил разум? Как бы не так – жаба. Всё, что не влезло в рюкзак, пришлось тащить в руках. Сколько ухватил. Постарался, конечно, хоть немного вес за спинойй облегчить, вылив весь запас питьевой воды и съев всю двухдневную пайку. Да, тяжело, зато и место освободилось, и сил прибавилось. Припрячу излишки в трюме перед самым выходом. Потом как-нибудь заберу.

Уже уходя осмотрелся и не удержался, снял со стены чуть изогнутую ржавую саблю, с красивой рукоятью и витым шнуром. Потянул и висящие ниже ножны. Пригодится. Посмотрел виновато на висящий над ними рисунок с усатым мужчиной рядом с каким-то высоким животным на четырёх ногах, попросил прощения и разрешение воспользоваться чужой вещью. Так, на всякий случай. Прикрыл осторожно за собой дверь и двинулся на выход, перекинув ножны через плечо сбоку к рюкзаку. Так и пошёл, на спине рюкзак, спереди на груди музыкальный проигрыватель из капитанской каюты болтается, в правой руке ржавая сабля, а в левой ящик с инструментом.

Повезло что туман рассеялся, жаркое солнце прогрело землю, выжарило остатки сырости, поэтому и сигналка заработала в полную силу. Тревожный сигнал дрожью отозвался в измученных тяжким выбором хомячества мозгах почти перед самым выходом с лестницы в трюм, противно заныли зубы. Замер, осторожно присел перед высоким порогом, освобождая руки от вещей, медленно потянул с плеча лямку рюкзака, аккуратно шевельнул плечом, сбрасывая вторую, перехватил, опустил тяжёлую ношу под ноги, стараясь не брякнуть железом. Получилось. Хорошо, что вещами перекладывал.

Ещё бы отдышаться хоть немного от непосильного груза. Тихо вокруг, ни звука. Если бы не сработавшая сигналка… Как чуял, светляк погасил перед поворотом. А засада, видимо, по отсвету и засекла, зашевелилась и обнаружила себя. Потянулся правой рукой к поясу за ножом, вспомнил что есть ещё сабля, плюнул мысленно. Левой опёрся на оставленный ящик. Досадно. Оружия полный рюкзак, и никак не воспользоваться им. И не готово оно. Да и как пользоваться, если опыта нет? Видел один раз издалека, когда на того мага бандосы нападали, и что? Теперь себя крутым бойцом считать? Нет, не выйдет. И шуметь тут вообще нельзя, очень уж всё вокруг такое ненадёжное, ещё схлопнется корпус, вон как потрескивает под непосильной ношей наваленных сверху корпусов. Остаётся только на холодное оружие рассчитывать. И магию. Времени бы побольше, чтобы ещё восстановиться. Лишь бы не почуяли меня, ищейки проклятые. Как нашли? Впрочем, теперь-то какая разница? И плохо, что корпус судна не даёт рассмотреть, кто там снаружи поджидает, на улице, и в каком количестве. Пока есть возможность, нужно замереть и ждать. Восстановится резерв магической энергии, перестанут дрожать натруженные руки, голова, наконец, начнёт соображать.

И противник замер, тишина вокруг.

Вот, уже лучше, ушла предательская дрожь, голова начала думать, можно чуть-чуть вперёд продвинуться, осторожненько так, не прекращая сканировать окружающее пространство. Запас энергии восстановился, можно и потратить немного, раскинуть магическую сигнальную сеть. Что тут у нас? Одно возмущение, второе, третье, дальше вообще какие-то непонятные всплески. Обойти бы их всех. Им же так же темно, как и мне. Ходили россказни, что кладбищенские бродяги в темноте словно кошки видят, да только сказки это. Сколько с ними сталкивался и никогда этому подтверждения не находил. Что делать-то? В животе морозом кишки стянуло. Страшно до жути. Обложили. Тех бандосов просто за собой в ловушку завёл, а здесь сражаться придётся. Живым в руки лучше не попадаться. Может, всё-таки получится сторонкой пройти. А ищейки унюхают? Впрочем, промелькнула спасительная мысль, если до сих пор не обнаружили, значит, есть шанс. Слишком сильно в предыдущие ходки наследил, а трюм огромный, вот и запутались преследователи. Поэтому подхватил осторожно свои вещи, чтобы ненароком не брякнуть, нагрузился, и так же медленно, по сантиметру буквально, начал двигаться вперёд, стараясь глаза держать в сторону от падающего в пролом света. А лучше их вообще закрыть, толку от них нет, буду на сигналку полагаться и передвигаться на ощупь, приблизительный расклад я знаю, находился за прошедшие разы. Они же головами вертят, меня караулят, оглядываются постоянно. Стало быть, глаза светом из пролома у них засвечены, не увидят. А вот услышать могут. Но тут мне мягкая пыль в помощь. Может, потому и не услышали меня сразу, что шаги глушатся? А ещё повезло, что трюм большой. Поэтому очень осторожно, шажок за шажком буквально перетекаю вперёд.

Ближе к выходу чётче заработала моя сигнальная сеть. Удалось обойти ближнюю засаду. Повезло, что немного их. Дальше нельзя, начали волноваться, что-то почуяли, засуетились, головами закрутили. Замер, стою на месте, глаза так и держу зажмуренными, полностью на своей сетке сосредоточился. Как будто серый дым клубится передо мной и в нём чёрными пятнами выделяются мои враги. Первый раз такое увидел, от страха, наверное, способности усилились. Сам усмехнулся своим мыслям. Тут впереди непонятно что, а я радуюсь новым появившимся возможностям. Вроде успокоились, перестали вибрировать. Малюсенький шажок вперёд, ещё один. Перед проломом один караулит. И на улице ждут. Пара у самого пролома замерла. Нет выхода. И сдаваться нельзя. Отчаяние придало злости. Жаркая волна адреналина разом вытопила ледяной холод, выпрямила спину, ударила в голову, отбросила все мысли, заставила действовать. И плевать, что вот так ни разу не сталкивался со своими врагами вплотную, что доселе ещё ни у кого не отбирал эту грешную жизнь. Те бандосы не в счёт, их я не своими руками прикончил. Только одно чётко сидело в голове и вскипевшая ярость усилила это чувство. Желание выжить! Или я, или меня, третьего не дано! Вся прожитая короткая жизнь этому учила.

Чёрное пятно рядом, отпускаю ящик с инструментом, в длинном выпаде резко тянусь вперёд, навалившийся на плечи рюкзак придаёт дополнительное ускорение. Железо в моей руке почти без сопротивления входит под рёбра ближайшему. Мерзкий хруст разрезаемой шкуры, пронзительный захлёбывающийся вопль, тут же сменившийся глухим бульканьем, и завалившееся на бок тело соскальзывает с клинка, сабля освобождается от тянущей вниз непомерной тяжести. Тут же опираюсь на неё, чтобы удержать равновесие и остаться на ногах. Выпрямляюсь с трудом, еле-еле пересиливая давящий вниз и вперёд объёмный груз за спиной. В уши врываются звуки глухого топота сбоку – из глубины трюма все двуногие хищники рванулись к проёму. Нос забило вонью немытого тела под ногами. Даже головой потряс от навалившихся чувств. Свет на мгновение заслонили два одновременно протиснувшихся с улицы тела, сбоку крест-накрест полосую ближайшее и, пригибаясь, зажигаю светляк. В набегающих из глубины бомжей, сверкающих широко распахнутыми глазищами, пускаю свой самый сильный поток пламени и следом второй, чуть в сторону, в другое тело. Порубленный у проёма враг остался на ногах и теперь медленно разворачивается ко мне, сжимая в руках что-то острое. Или мне кажется, что медленно. Плавно поднимаю руку, с размаху бью его саблей куда-то в шею или плечо. Из глубины раздаётся дикий оглушающий вой, краем глаза вижу, как яркое пламя вспыхивает на трухлявой одёжке сгорающих заживо людей. Всё замирает, кроме горящих в страшных корчах фигур. С усилием отвожу взгляд в сторону, подхватываю свой ящик и делаю шаг к выходу, отталкивая изо всех сил заваливающееся на второго бомжа тело и этим сбивая с ног обоих, задерживаюсь на мгновение, пытаясь протиснуться вместе со всеми своими вещами в узкий лаз, поднимаю ногу, чтобы шагнуть на улицу, как слышу за спиной облегчённый вздох уставшего корабля, и он резко схлопывается под навалившейся сверху многотонной массой слежавшихся судов и разнообразного хлама. А меня тугой воздушной волной, словно пробку из бутылки, выкидывает из узкого пролома. Пальцы не выдерживают и разжимаются, выпуская резко потяжелевший ящик с инструментом. Вижу внизу пустую тропу, пролетающую подо мной узкую палубу и влетаю в панорамное разбитое окно какой-то очередной развалюхи. Тяжёлый рюкзак тянет вперёд, с треском шмякаюсь обо что-то, дыхание перехватывает, в грудь больно врезается проигрыватель. Падаю лицом вниз, что-то хрустит. На последних остатках сознания пытаюсь перевернуться на спину, рюкзак не даёт, остаюсь на боку. Глаза заливает кровь из разбитого носа, с хрипом удаётся втянуть ртом живительный воздух, глотая солёную кашу, и замереть от накатившей слабости. На этом всё, голову закружило стремительным водоворотом, ласковая спасительная темнота окутывает сознание, прогоняя резкую боль…

Очнулся от страха – чьи-то острые зубы вцепились в горло, стараясь прокусить шкуру. Махнул судорожно рукой, забрякало железо, кто-то возмущённо заверещал рядом, тяжёлая тушка спрыгнула с груди, позволяя вздохнуть, зацокали когти. Крысы. Ненавижу тварей. Глаза не открываются, склеились. Потёр пальцами, раздирая ресницы, счищая засохшую корку. Огляделся через получившиеся узкие щёлки. Шея сильно болит, но работает. Голова… Головой лучше не ворочать, каждое движение наизнанку выворачивает, мозги крутятся. Знакомое чувство, было уже такое, когда как-то поскользнулся на мокрой покатой палубе и улетел вниз на утоптанную землю. Хорошо, что жив остался и не поломался, только потом долго голова кружилась и мутило. Сотрясение, как сказал дед. Потом прошло…

Где это я? Память услужливо нарисовала картину короткого фееричного полёта, бой в темноте трюма, яркие факелы заживо сгорающих людей. Небольшое усилие опять вызвало головокружение и тошноту. Переждал, отдышался. Понятно. Не понятно только, почему до сих пор живой? Должны же были быть наблюдатели в стороне, не бывает у бродяг по-другому. Или проморгали, или не заметили вылетевшего в клубах пыли тела? Может быть. Повезло. Опять замутило. Как это так меня выкинуло? Получается, корпус не выдержал и резко сложился под многотонным гнётом? И меня сжатым воздухом просто выкинуло через единственную дырку в корпусе, которую я как раз и заткнул своей невеликой тушкой? Да не может такого быть. Но я-то тут. Значит, может. Пусть с этим умные головы разбираются, а мне осмотреться надо.

Ладно. Руки работают, а спина? Осторожно попытался шевельнуться. Только попытался, самого движения не получилось, голова не дала. А спина отозвалась, и ноги целы, уж это сумел понять. От осознания степени везения бросило в холодный пот. Если бы было иначе, то лежал бы сейчас мешком, наблюдая, как от живого ещё тела отгрызают куски кладбищенские крысы. Сожрали бы заживо.

Осталось запастись терпением и отлежаться. Голова пройдёт и можно будет двинуться на сопку к своему шалашу. Глаза сами закрылись, только в ушах ещё долго слышался возмущённый писк хищников, оставшихся без добычи.

Ночью проснулся от сильного шума дождя. Жажда погнала вперёд. Кое-как вывернулся из лямок рюкзака, ползком пробрался к высокому порогу распахнутой настежь двери рубки. Замер в изнеможении, в отчаянии перетащил руку через порог, с облегчением ощутил под ладонью холодный бегущий поток. Зачерпнул, поднёс ко рту, облизал пустую, но мокрую ладонь.

Собрался с силами, подтянулся, перевалился, помогая и отталкиваясь начавшими потихоньку работать ногами. Упал прямо в ручей, тело запрудило поток, образовалась небольшая лужа. Зато можно было тихо лежать, просто открыв рот, и, проглатывая живительную влагу, с каждым глотком ощущать, как распрямляются ссохшиеся кишки, как смывается засохшая корка крови с лица, как полностью открылись глаза.

В свете полыхнувшей молнии разглядел напротив мерзкие усатые морды, жадно присосавшиеся к окровавленной воде и угрожающе посверкивающие бусинами выпуклых глаз на каждое моё движение. Ладно. Отдышался, приподнялся, сел, выпуская на свободу собравшуюся лужу, опёрся спиной о шершавое железо рубки. Переждал уже ставший привычным круговорот в голове, осмотрел себя и видимую округу. Недовольные крысы с писком разбежались.

Помогая руками, вытянул ноги поперёк потока, наблюдая за скапливающейся водой. Зачерпывая ладонями холодную влагу, окончательно умылся, подставил голову под ливень. Взвыл от резкой боли, очень уж чувствительно холодные струи секли. Сдавленно ругаясь, осторожно отмыл от крови волосы, с облегчением ощущая, как успокаивается раскалывающая затылок боль, и закрыл глаза, проваливаясь в сон. Сил перебраться под защиту рубки уже не было.

Глава 3

Резкий приступ панического страха выдернул из сна, заставил суматошно дёрнуться, тут же ещё раз дёрнуться, но уже от навалившейся боли, и через выступившие слёзы быстро осмотреться. Зародившийся было болезненный стон так и остался глубоко внутри, на корабельном кладбище посторонние звуки не приветствуются. «Где мой шалаш?!» – не поверил своим глазам и только потом навалились воспоминания.

«Уф-ф», – облечённо выдохнул, успокаивая выпрыгивающее из груди сердце, а глазами продолжал обшаривать узкую палубу небольшого катера, который дал мне временный и неожиданный для меня приют.

Потянулся рукой – ощупать многострадальную голову. Огромная мягкая шишка на затылке, а спина, ноги? Опять резкий приступ паники заставил неаккуратно дёрнуть ступнями, тупая волна боли прокатилась по ногам, поднялась по позвоночнику, заколола иголками затёкшее тело, успокоилась в районе плеч. Опомнился. Что я паникую? Ночью же всё работало, через боль, с трудом, но шевелилось. Сильно, видать, головой навернулся, что соображалка выключилась.

Огляделся ещё разок, заодно разминая шею. Жаркое солнце давно высушило одежду, о ночном ливне ничто не напоминало.

«Бр-р», – вспомнив о крысах, неосознанно потёр горло, ощупал пальцами. Вроде ран нет, повезло. Ненавижу их. А где рюкзак? Облокотился на правую руку, наклонился, заглянул в дверной проём. Затёкшее тело мгновенно отреагировало на движение, снова закололо иголками, закрутило мышцы, поплыла голова. Отдышался. Ага, вот он лежит. Чуть дальше, у стены, валяется сабля с почерневшим от крови изогнутым клинком, так выручившая меня ночью. А это всё, что осталось от проигрывателя? «Раздавил его, когда упал вперёд», пришло воспоминание. А что меня так напугало? «Ой-ё. Я ж сигналку не выставил». Напрягся, переждал очередной приступ резкой головной боли, бросил вокруг магическую сеть. Вот оно что! Чужие. Бродяги. Внизу шарятся, пытаются разобраться в произошедшем. Повезло мне, что ночной дождь смыл все запахи. И меня отмыл. Иначе бы точно обнаружили. И вдвойне повезло, что не стал копошиться и поднимать шум. А на такую верхотуру не полезут, забоятся, да и никому не придёт в голову, что я могу тут находиться.

Наконец-то окончательно проснулся. Мозги всё ещё плавали, глазами не моргнуть, веками, такое ощущение, что этот корабль, на котором нашёл неожиданный приют, поднять пытаюсь. Чуть пошевелился, вроде мышцы начало отпускать. Опять потянулся к затылку. А ведь мог и голову расколоть. Спас набитый рюкзак за спиной и то, что прогнившее железо рубки расслоилось и вспученные пласты ржавчины и старой краски немного смягчили удар. Но всё равно больно. Да сейчас вот пришлось помагичить. Теперь нужно как-то осторожно убраться в рубку, там хоть солнце не печёт, и защита какая-никакая. И не на виду у всех. Душно, конечно, будет, но зато не на пекле. Самое главное – с открытого места уберусь. Внизу затихли, похоже, ушли отсюда. Собрался с духом, сжался. Понимаю, что больно будет, а надо убедиться, что бродяги ушли. Придётся потерпеть, надо сеть раскинуть. Точно, ушли, никого. Отпустил заклинание, закрепив на себе самый кончик, расслабился.

Успокаивая хаотично прыгающие мысли и вчерашние воспоминания, медленно пополз на четвереньках в тень, на всякий случай стараясь не шуметь. «Работают конечности, ничего не повредил, не сломал», – снова торкнулась равнодушная мысль, пробилась через волны тошноты и боли.

Кое-как перевалился через высокий порог, осторожно примостил многострадальную голову на рюкзак, выбирая местечко помягче, отдышался, дрожащей рукой смахнул с лица крупные капли пота. Душно, зато тень, солнцем не жарит, уже легче. Надо отлежаться. И попить бы, да нечего. Жаль. Придётся помучиться.

Просыпался часто, судорожно хватался за кончик сторожевой сети, проверялся и падал в забытье. Или сон, сам не понял. Очередное пробуждение принесло некоторое облегчение. Ночь, прохладно. Пить хочется. Сполз с рюкзака, потянулся лицом к холодному железу, лизнул распухшим языком. Ржавчина. Только хуже стало. И сплюнуть нечем. Тихо вокруг, никого. Осторожно попытался встать на ноги, преодолевая предательскую слабость мышц, боль и круговорот мира вокруг моей многострадальной тушки.

Медленно двинулся вниз по накренившейся палубе, цепляясь за металлические поручни, уткнулся в ребристый борт, осмотрелся. Побрёл вправо – ничего, влево… В самом конце поблёскивает звёздами знакомая манящая чернота. Сломались колени, ударился руками о холодное железо палубы, хрустнула вспученная краска; перебарывая приступ головокружения и боли, пополз вперёд. Подобравшись вплотную к пятну, упал на живот и потянулся губами к тёплой воде. Так и думал, что где-нибудь в тени стараниями ночного ливня останется дождевая лужа, которую жаркое дневное солнце не успеет высушить. Оторвался, полежал, отдышался и снова присосался к живительной влаге, напрочь игнорируя металлический привкус. Окунул голову, с удовольствием ощущая, как успокаивается, затихает звенящая круговерть в мозгах.

Так и пролежал в этом углу до самого утра. Несколько раз прибегали крысы, косились, пили и исчезали по своим делам. Уже в бледных предрассветных сумерках собрался с силами, вернулся к своему рюкзаку, взял пустую флягу и вернулся за водой. Повторения мучений прошедшего дня не хотелось. За ночь полегчало, но ещё бы денёк отлежаться. Мелькнувшая мысль о еде тут же вызвала сильный приступ тошноты. Да ну её. Не в первый раз голодать, потерплю.

Наконец-то смог по нормальному осмотреть своё пристанище. Небольшой аккуратный кораблик, весь какой-то округлый, прилизанный. Потому-то и забросило его на самый верх, что лёгкий. Искатели постарались, ободрали всё, что можно. Спуститься вниз, в кубрик? Может, там прохладнее будет? Потянул за собой рюкзак, подхватил саблю. А где ножны? Испуг пробежался мурашками по спине, прогнал ноющую боль и принёс мгновенное облегчение. Голова перестала гудеть. А-а, вот и ножны, я же их сам отбросил, когда от лямок рюкзака освобождался. Успокоился, тут же вернулась боль. Подобрал потерю, стараясь особо не наклоняться, а аккуратно приседать, подошёл к тёмному проёму двери, посмотрел на уходящий вниз трап, шагнул через высокий порог.

Небольшое помещение, стол посередине, даже занавески на четырёх круглых иллюминаторах сохранились. Пусть висят, не буду трогать, ещё рассыпятся. Прилёг на узкий диван, привычно умостив рюкзак под голову. Саблю с ножнами на стол положил. Закрыл глаза, расслабился, потянул на себя ниточку сигналки, проверил обстановку вокруг и спокойно заснул.

Да, внизу было не так жарко и душно как наверху. Если бы ещё иллюминаторы открыть… Пролежал до вечера, вода за день закончилась, надо выбираться. Голова уже почти не кружится, болит сильно, но это можно терпеть. С сомнением посмотрел на рюкзак, оставить или нет? Потом вернуться и забрать? Да ни за что! Помру, но утащу! А то запросто приберёт его какой-нибудь заблудший бомж, и прощай мои надежды на другую жизнь.

Долго спускался с покорёженных остовов, но кое-как выбрался. Тихо вокруг. А мусору-то, мусору сколько навалило… Это что, почти весь хлам из трюма схлопнувшегося сухогруза через пробоину выдуло? Похоже на то. А мой ящик с инструментом? Вспомнил, как предательски разжались пальцы, выпустив железную ручку. Поискать? Нет, потом вернусь. Если его завалило, то надо копать, а сил нет. И нести не смогу, рюкзака достаточно. А если его обнаружили кладбищенские бродяги, то тратить последние силы на пустую работу не хочется. Потом, всё потом. Побрёл потихоньку, шаркая ногами, нещадно потея, хотя, чем потеть-то? Воды в организме не осталось. Даже по маленькому за всё это время ни разу не сходил.

К счастью, никто навстречу не попался, сигналка не дрожала, живых в округе не было. Но расслабляться не стоит, на открытое место лучше не высовываться, вдруг где-нибудь в стороне наблюдатели сидят. Через заросли выбрался на склон, побрёл в сторону шалаша на подрагивающих ногах, часто останавливаясь и отдыхая.

Выкатившееся на небосклон солнце застигло на полпути к временному пристанищу. Остановился в очередной раз, надо отдышаться. Оглянулся назад. Лежащая вдали свалка дрожала в потоках прогреваемого воздуха. Подтянул лямки, поправил тяжёлую ношу за спиной, упрямо полез дальше. Уже на самых подступах ещё раз остановился, осмотрелся. Тихо вокруг, птички поют, море синеет далеко внизу и… никого. От пряного смолистого запаха разогретой хвои отступила головная боль. Это хорошо.

На входе всего осыпало пожелтевшими иголками. Попавший за воротник мусор начал колоть вспотевшую шею. Ведь собирался настил менять да не успел, а теперь и сил нет. Надо уходить, жёлтое пятно шалаша будет издалека видно. Кто-нибудь да заметит.

Присел на лежанку, обессиленно бросив рюкзак под ноги, выцарапал из-за шиворота прилипшие к мокрой коже иголки. Впрочем, зачем уходить? Проще будет сам шалаш убрать. Ничего со мной не случится, полежу под открытым небом. Ночи тёплые, если дождь пойдёт – не размокну.

Так и сделаю. Старые, осыпающиеся при любом движении высохшие ветви можно спрятать под плотную крону стланика. Только сначала надо поесть. И поел. Кое-как. Ракушки не лезли в горло, уже начиная попахивать, резиновая масса противно скрипела на зубах, проглотил с усилием. Остатки трепангов пошли лучше. Теперь можно поработать.

Закончив разборку шалаша, остановился, огляделся. А что я переживаю? Можно и мне вот так же залезть под плотный полог зелёных ветвей и отлежаться. Надо только в другое место перебраться, чуть в стороне. Так и сделал, затащил лежак в удобную неглубокую вымоину, перенёс сюда же все свои припасы, завалился под ароматную колючую крону, закрыл глаза. Устал.

Так и провалялся весь очередной день, отлёживаясь и подъедая запасы. Чистый морской воздух, насыщенный ароматами кедровой хвои, сделал своё целебное дело, и к заходу солнца я чувствовал себя гораздо лучше. А уже после спокойно прошедшей ночи можно было начинать заниматься первоочередными делами.

Для меня сейчас самое главное осторожно пробраться к месту разрушения и поискать свой, а я уже считал этот ящик своим, набор инструментов. Удастся найти его или нет, но на обратном пути обязательно надо заглянуть в нашу с дедом берлогу, забрать кое-что и хотя бы просто попрощаться с тем местом, что столько лет давало мне приют. А после этого хорошо бы было наведаться в знакомую бухту и восполнить запасы ракушек. Если останется свободное время до прилива, то можно будет и рыбки наловить.

За рассуждениями незаметно прикончил остатки ощутимо припахиваюших ракушек, запил остатками воды из своих запасов, посмотрел на неразобранный рюкзак. Ну не было у меня сил заниматься найденным добром. А сейчас вроде бы силы появились, так времени не стало. А спрячу я его подальше в кусты, так, на всякий случай. И саблю оставлю. А самострел, один из двух, возьму с собой. Само собой, и нож из найденных, самый удобный для меня, который мне понравился своей завораживающей простотой. Как-то раньше я особо не заморачивался со своим снаряжением. Для ползания по кладбищенским остовам хватало и любой плохонькой железяки, лишь бы она была более или менее заточена. Это уже гораздо позже, когда начались конфликты с кланом бродяг, а потом и с бандосами, тогда и пришлось задуматься об оружии, сожалея об упущенных в своё время полезных находках.

Потянулся к твёрдым ножнам, ободрал плотный целлофан упаковки, потянул за бочкообразную рукоять. Почему не выходит? Приржавела? Да нет, тут фиксатор стоит, нажать надо. Разобрался. Глазами прикипел к чёрному матовому лезвию с лёгким рыжим налётом ржавчины, покрутил в руке, выложил на ладонь. Ногтем большого пальца осторожно шаркнул по лезвию, полюбовался на результат, тихонько сдул с клинка мелкую пыль. Открутил круглую заглушку на рукояти, внутри пусто. Закрутил, повертел ножом – ух, как нравится. И удобно. Небольшая крестовина не даст руке соскользнуть на лезвие при сильном ударе. А лезвие хорошее, в две моих ладони и в меру широкое. Клинок в ножны, щелчок фиксатора, и на ремень. Удачно сходил. Если бы не проклятые бродяги, может, удалось бы ещё что-нибудь вынести. Вынюхали всё-таки. Как ещё сюда не добрались? Тут же укусил себя за глупый язык – разболтался, ещё притяну врагов глупыми словами.