Империя. Знамя над миром

– А, плевать мне на их мнение. Ты же знаешь, я никогда не страдала условностями и прочими благоглупостями. К тому же меня почти полностью прикрывал кардиган. Вообще же, хотеть раздеть привлекательную молодую женщину – это обычное и правильное желание любого нормального здорового мужчины.

– Даже если эта женщина – сама императрица?

Жена щёлкает меня по носу и озорно отвечает:

– Особенно, если эта женщина – сама императрица! Но не всем везёт так, как тебе! Так что цени!

– Давай-ка я тебя оценю ещё разок. Надо проверить кое-что…

Некоторое время мы ещё повозились в постели, после чего Маша затихла, положив голову мне на плечо. Наконец она сказала с ноткой пепла в голосе:

– Знаешь, почему я сейчас вот так пришла? Я вдруг почувствовала такую невыносимую тоску, что захотелось рыдать. Рыдать и буквально выть. Поняла, что мы не ценим каждый миг нашего счастья. Всё какие-то у нас дела, державные обязанности, прочие текущие заботы, войны, коалиции, атомные бомбы всякие. И так проходит вся наша жизнь. Проходит в заботах и делах для других, всех прочих, а ведь это проходит мимо нас стороной сама наша жизнь и наше с тобой счастье. Мы же рискуем умереть в любой день. В нас может бросить бомбу или выстрелить террорист, мы можем погибнуть в какой-нибудь авиакатастрофе, может не раскрыться парашют. Просто запнуться на лестнице. Мы так часто в дороге или выступаем перед публикой, что… Всё что угодно может случиться. И даже если кто-то из нас один выживет, разве будет он впредь счастлив?

Я вспомнил свой давний сон, точнее кошмар, что я сижу у могилы Маши, «вспоминая», как «выжил при взрыве бомбы террориста, а она погибла», и мороз пробежал по моей спине. Маша меж тем заводилась всё больше и продолжала яростно отчаянно шептать:

– Не знаю, что со мной случилось, но я вдруг почувствовала, что всё вокруг пустое, что я должна пойти к тебе НЕМЕДЛЕННО, отринув все свои и твои дела. Прийти к тебе не как императрица или генерал, а просто как женщина. Любимая, как я надеюсь, женщина. И желанная. Прийти к тебе во всей красе своей и насладиться нашим общим счастьем наших минут любви. Вот так.

Горячие губы у уха и шёпот:

– Я – женщина, понимаешь? Мечтающая и ждущая. Мне хочется не только державных обязанностей, но и простой настоящей любви. Боюсь терять время. Боюсь потом выть в подушку ночами от горя и от того, что не поняла, не оценила каждый миг счастья в своей жизни, что всё упустила по глупости своей. Уже ведь было такое, когда ты заболел «американкой» и едва не умер тогда в восемнадцатом. Ведь время идёт. Почти семнадцать лет мы женаты. Мы не молодеем. А время ускользает. У нас всё дела-дела. Не хочу на старости лет вспоминать дела. Пусть этим историки занимаются, экскурсоводы рассказывают. Это не наше. Пустое это. Давай не дадим нашему времени просто кануть в Лету, просто уйти бессмысленно. Я – твоя. Только твоя. Помни об этом. Помни и о том, что я всё же живая, а не механический коронованный робот для исполнения государственных функций. Что мы друг для друга дороже всего на свете, кроме наших детей. Что для нас двоих есть вещи, которые важнее любой войны или какой-то там атомной бомбы. Я тебя очень люблю. Просто люблю. Здесь и сейчас. Без всяких там бомб и обязанностей. Они остались где-то там, за дверью. Я же просто хочу вот так быть в твоих объятьях. Хотя бы иногда.

Ответный поцелуй.

– Я тоже люблю тебя, счастье моё. Навсегда я…

Маша быстро прикрыла мои губы ладошкой.

– Нет. Не надо. Молчи. Слова пусты и не имеют смысла. Мне не нужны дежурные фразы. Просто дорожи мной. Люби меня такой, какая я есть. Люби, и мне больше ничего от тебя не нужно.

Глава IV. Мир летит, ковыляя во мгле

ФРАНЦУЗСКАЯ ИМПЕРИЯ. РЕЙМС. ОСОБНЯК КНЯЗЕЙ ОСТРОВЫХ. КВАРТИРА ИХ ВЕЛИЧЕСТВ. 5 августа 1934 года

«Каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу».

Так сказал в моё время Юрий Левитанский.

«Каждый выбирает по себе».

Что ж, женщину я выбрал ещё семнадцать лет назад и не ошибся в своём выборе. С религией всё было понятно изначально, но вот что касается дороги…

Дороги-дороги. Как же вы до?роги. Во всех смыслах этого слова.

За окном бушевала буря. Дождь ливнем хлестал по стёклам, а градины-гадины мерзко стучали по металлу оконного отлива и водосточных труб. Наплевав на август, в Реймсе сегодня вдруг прилично похолодало, да так, что мне даже пришлось разжечь камин. Впрочем, старинный дом и сам по себе был отнюдь не тем местом, где в больших и высоких каменных комнатах могло быть сильно тепло даже в летнюю жару, что уж говорить о такой погоде, как сейчас.

Интересно, как тут зимой? Хотя вряд ли мы когда-нибудь посетим Реймс в зимнюю пору. Тут и летом-то делать нечего, не считая посещения кафедрального собора, который вот уже много столетий был традиционным местом коронации французских королей. А в остальном Реймс – дыра дырой. Глубокая провинция, к тому же крепко разрушенная в ходе Великой войны и германской оккупации. Впрочем, купленный мною по случаю особняк почти не пострадал, не считая незначительных повреждений. Так что, в отличие от окружающего восстановленного новодела, этот особняк был настоящим, добротным и аутентичным средневековым домом со всеми современными удобствами, с покрытыми мхом и плющом стенами и высокими стрельчатыми окнами.

Конечно, это было баловство, купить особняк в Реймсе. Зачем он нужен, если мы не собираемся тут бывать? Но не останавливаться же нам с Машей в эти дни в какой-то паршивой, пусть и самой фешенебельной гостинице! От приглашения занять комнаты во дворце То я решительно отказался. И мой начальник службы безопасности двора генерал Климович меня всецело в этом поддержал. Совершенно непонятно, что там и где в старых стенах дворца То. Зачем мне лишние приключения и прослушка, а моей СБД лишние хлопоты? Я уж не говорю о возможном сливе в жёлтую прессу каких-нибудь фотографий Маши, а ведь царица у меня – девушка совершенно без комплексов и нередко пребывает дома в весьма смелом наряде. Так что…

Да и потом, деньги за эту недвижимость я всегда могу вернуть назад, да ещё и с серьезным прибытком, ведь чего-то же стоит скромная табличка: «Этот дом принадлежал императору Михаилу и императрице Марии, которые проживали здесь в дни венчания Августейшей четы Генриха VI и Виктории Романовой, и коронации Её Величества Императорской Короной Франции»? Так что дом уйдет в разы дороже, чем он обошёлся мне изначально. В нём ещё и кино будут снимать.

Такой вот я меркантильный зверёк. Шутка. Ну, почти.

Маша, уже одетая в скромное и безумно дорогое платье, стояла у окна, зябко накинув на плечи свой мундир генерала Императорской Службы спасения. И глядя на неё, я невольно представлял фильм с её участием. Царица снималась в кино уже несколько раз в роли самой себя и всякий раз у неё это выходило великолепно. Многие профессиональные актрисы нервно топтались в сторонке, утирая едкие слёзы зависти.

А пока императрица просто стоит у окна, глядя на светопреставление по ту сторону стекла.

Мы ждём. Ждём с неба погоды.

Церемонию венчания сдвинули на два часа, дабы переждать бурю, благо синоптики и метеопосты с мест прогнозировали скорое окончание непогоды. Впрочем, глядя сейчас в окно, я с трудом мог себе представить начало церемонии в таких условиях.

Была ли природа против нас? Было ли это намёком Небес? Или это просто дождь?

Словно прочитав мои мысли, Маша вздохнула.

– День свадьбы Вики я представляла себе как-то иначе…

Изображаю оптимизм:

– Да ну, брось. Это просто дождь, который скоро закончится.

Но жена слишком хорошо меня знает и лишь кивает, деланно соглашаясь.

– Да, ты прав, конечно. Это просто дождь… Просто дождь. Ты прав.

Но кошки скребут на душе. И у неё, и у меня. Дай бог, чтобы это было просто предсвадебным волнением. Волнение родителей невесты естественно. В конце-то концов мы не каждый день выдаем дочку замуж.

Как сложится жизнь у Викуси? Нет, к Анри у меня особых претензий нет. Он уже не первый день на троне, у него за спиной Звёздный лицей и Орлеанский университет, он закончил Императорскую Французскую военную академию, он дипломированный пилот, да и в целом мальчику уже двадцать шесть лет, так что должен уже что-то соображать, тем более что при Дворе взрослеют очень быстро, а про скорость взросления монархов и говорить не приходится. То есть по всем параметрам Анри – вполне созревший и адекватный муж. И правитель. Но одно дело политика, а другое – переживания о судьбе родной дочери.

Императрица вздохнула и тихо прошлась по «комнате» размером с неплохой спортзал, провела ладонью по крышке белого концертного рояля. Рояль всегда был фишкой Маши и её обязательным требованием к любому нашему новому (и старому) жилищу. Обязательно чтоб был и обязательно чтоб самый-самый лучший. И такой рояль мог стоить порой дороже особняка, в который мы вселялись, но это ничуть не волновало царицу. Это было её требованием, и все службы учитывали этот факт при подготовке нашего очередного визита или переезда. В крайнем случае, в случае разового заезда куда-то в гости, она могла согласиться на арендованный рояль, но всё равно самый-самый лучший.

Просто самый.

Исключительно.

Маша могла быть абсолютно непритязательна в части еды или комфорта, но рояль…

Императрица села на табурет и вздохнула. Я лишь невольно залюбовался ею. В голубом с серебром платье, в накинутом на плечи сером мундире с золотыми погонами генерала, да ещё и за белым роялем она выглядела эпично и очень эффектно.

Её пальцы коснулись клавиш, и зал наполнился звуками музыки. «Юнона и Авось». «Я тебя никогда не увижу».

Грустные ноты бились о стены, словно стараясь вырваться на волю, освободить царицу от тоски и переживаний, но в то же время разворачивая в воздухе всю мощь и душевную силу той, чьи пальцы рождали это чудо.

Маша играла очень и очень хорошо. Профессионально. Так что её требования к роялям не были простой блажью капризной высокородной особы.

Она просто жила мелодией. Она могла спеть этот романс на русском, испанском или итальянском. Он глубоко тронул её, и после того дня, когда она пришла ко мне в кабинет «какая есть», Маша часто играла её, стараясь ценить каждый наш день вместе. Откровенно говоря, я не знал, как мне реагировать на это. Было ощущение, что жена каждый день готовится проститься. Больно. До крика.

За окном бушевал дождь.